Этот рассказ напугал Лауру: она представила, как этот зверек просовывает ей голову между ног. Она даже палец туда засунуть боялась. И в то же время благодаря этой истории она узнала, что у женщины в промежности достаточно места, чтобы там могло поместиться длинное рыло животного.

Позже, как-то во время каникул, когда она играла на лужайке с подругами и упала на спину, громко смеясь по поводу какой-то истории, на нее набросился большой сторожевой пес, который обнюхивал ее одежду и тыкался носом ей между ног. Лаура закричала и оттолкнула пса. Она испытала одновременно чувство страха и возбуждения.

А теперь Лаура лежала на широкой, низкой кровати, юбки ее были смяты, волосы спутались, а помада на губах размазалась. Рядом с ней лежал мужчина весом и размером вдвое больше ее, одетый как рабочий, в бриджи и кожаную куртку, которая была расстегнута, и она могла видеть его голую шею, не прикрытую воротничком рубашки.

Она медленно приподнялась, чтобы рассмотреть его. Она отметила высокие скулы, имевшие такую форму, что он всегда казался смеющимся, а глаза его все время забавно взлетали вверх. Волосы у него были непричесанными, а когда он курил, движения его были неторопливыми.

Ян был художником и смеялся надо всем: над голодом, над работой, над рабством. Он предпочитал быть бродягой, но только не лишиться своей свободы: спать, сколько ему хочется, утолять голод тем, что ему удавалось найти, рисовать только тогда, когда им овладевала страсть к работе.

Комната была заполнена его картинами. Краски на палитре еще были влажными. Он попросил Лауру попозировать ему и с жаром принялся за работу, воспринимая ее не как женщину во плоти, а изучая форму ее головы, которая казалась помещенной на слишком маленькую для ее веса шею, что придавало ей вид почти пугающей хрупкости. Она легла на кровать. Позируя, она смотрела в потолок.

Дом был очень старым, с облупившейся краской и грубой штукатуркой на стенах. Присмотревшись, она обнаружила, что неровности штукатурки и трещины начали обретать формы. Она улыбнулась. В перепутанных линиях и трещинах на шероховатой поверхности она смогла обнаружить самые разные изображения.

— Когда закончишь со своей работой, мне бы хотелось, чтобы ты сделал для меня рисунок на потолке, используя то, что там уже есть, если, конечно, ты можешь увидеть то, что вижу я… — попросила она Яна.

Яну это показалось любопытным, и он потерял всякий интерес к дальнейшей работе. Он подошел к той трудной для него стадии, когда нужно было рисовать руки и ноги, чего делать он не любил. Они ему никак не удавались, и поэтому он часто покрывал их облаком бесформенной ткани, словно это были ноги и руки калеки, и на рисунке оставалось все как есть: только тело, тело без ног, которые могут бегать, и без рук, которые могут кого-то ласкать.

Он приступил к рассматриванию потолка. Для этого он лег на кровать рядом с Лаурой и с живым интересом всматривался, отыскивая обнаруженные ею фигуры и представляя себе их очертания, которые она указывала ему пальцем.

— Смотри, смотри… видишь, вон там лежит женщина?..

Ян привстал с постели — поскольку помещение было чердачным, в углу потолок нависал очень низко — и начал рисовать углем по штукатурке. Вначале он наметил голову и плечи женщины, но потом ему удалось обнаружить очертания ног, которые он тоже нарисовал.

— Юбка! Я вижу юбку! — воскликнула Лаура.

— Я тоже вижу, — сказал Ян, рисуя юбку, которая была задрана, оставляя обнаженными ноги и бедра. Потом Ян тщательно, словно рисовал один за другим стебли травы, изобразил черные волосы у нее в паху и подчеркнул сходящиеся линии ее ног.

На потолке лежала бесстыдно раскинувшаяся женщина, и Ян мог любоваться ею, и Лаура заметила, что в его голубых глазах загорелся огонек эротического интереса, отчего она почувствовала ревность.

Чтобы немного его задеть, она сказала:

— Я вижу рядом с ней небольшое животное, похожее на свинью.

Нахмурив брови, Ян пристально всматривался, чтобы найти его очертания, но ничего увидеть не смог. Он принялся рисовать наобум, руководствуясь краями облупившейся краски и беспорядочными линиями, и вскоре появились очертания пса, который взбирается на женщину. Последним штрихом угля он приделал псу похожий на нож пенис, который почти касался волос на лобке у женщины.

— Я вижу еще одного пса, — заявила Лаура.

— Я его не вижу, — сказал Ян и откинулся на спину, чтобы насладиться своим рисунком, а тем временем Лаура поднялась и принялась рисовать другого пса, который в самой классической позе сзади взобрался на пса, нарисованного Яном. Его лохматая морда зарылась в шерсть на спине первого, словно он его пожирал.

А потом Лаура стала пытаться обнаружить мужчину. Ей во что бы то ни стало на этой картине требовался мужчина. Пока Ян смотрит на женщину с задранной юбкой, ей хотелось смотреть на какого-нибудь мужчину. Она начала рисовать, и делала это осторожно, поскольку придумывать несуществующие линии было против правил, а если бы они слишком сильно разветвлялись и слишком точно следовали трещинам на штукатурке, могли бы получиться дерево, куст или обезьяна. Но постепенно начал вырисовываться мужской торс. Правда, он был безногим, а голова оказалась слишком маленькой, но все это сполна компенсировалось размерами его члена, который, несомненно, пребывал в возбужденном состоянии оттого, что он видел двух псов, совокупляющихся почти прямо на наклонившейся женщине.

На этом Лаура успокоилась и снова легла. Они оба смотрели на рисунок, смеялись, и тем временем Ян начал шарить своими большими руками, перепачканными засохшей краской, у нее под юбкой, словно бы он рисовал, намечая карандашом контуры, любовно касаясь каждой линии, неспешно поднимаясь по ее ногам, убеждаясь, что он обласкал уже все возможные места и миновал все изгибы.

Ноги у Лауры были сжаты почти так, как у женщины на потолке, большие пальцы оттянуты, как у балерины. Поэтому, когда рука Яна добралась до ее бедер и пыталась проникнуть между ними, ему пришлось приложить некоторое усилие, чтобы их раздвинуть. Лаура тревожно сопротивлялась, словно ей не хотелось быть ничем иным, кроме как женщиной на потолке, просто предлагающей себя, с плотно зажатым лоном и напряженными ногами. Ян усердно пытался растопить эту скованность, эту напряженность, и он принялся за дело с предельной нежностью и настойчивостью, описывая пальцами магические круги по ее телу, словно таким образом он мог заставить ее кровь немного быстрее кружиться в водоворотах, все более ускоряясь.

Пока Лаура продолжала смотреть на женщину, он раздвинул ей ноги. И что-то коснулось ее бедер точно так же, как напряженный член пса касался бедер той женщины, и ей показалось, что прямо на ней совокупляются собаки. Ян понял, что она ощущает не его, а рисунок. Он яростно встряхнул ее и как бы в наказание овладевал ею долго и упрямо, не прекращая пахать ее до тех пор, пока она не начала умолять отпустить ее. К тому времени уже никто из них не смотрел на потолок. Они запутались в простынях и лежали полуприкрытыми, сплетясь ногами и головами. Так они и заснули, а краски на палитре высыхали.

Фей родилась в Нью-Орлеане. Когда ей было шестнадцать, за ней ухаживал мужчина лет сорока, который привлекал ее своим аристократизмом и оригинальностью. Фей была бедной, и, когда ее навещал Альберт, для ее родных это было особым событием. Они стремились поспешно скрыть перед ним свою нищету. Он приходил почти как освободитель, рассказывая о жизни в другом конце города, про которую Фей ничего не знала.

Когда они поженились, Фей оказалась в роли принцессы в его доме, сокрытом огромным парком. Красивые мулатки прислуживали ей. Альберт относился к ней с предельным тактом.

В первую ночь он не стал овладевать ею. Он утверждал, что доказательством любви является способность не бросаться сразу на жену, а приручать ее медленно и неторопливо, пока она не будет готова и сама не захочет отдаться.