Примерно через две четверти часа Альберга достигла города и спешилась около графского дома.

- Где граф? - спросила она у проходившего поблизости слуги, привязав лошадь.

Тот кивнул в сторону крыльца, дивясь странной монахине.

Графиня-монахиня в одно мгновение взлетела вверх по высоким деревянным ступеням крыльца и ворвалась в дом, где хозяин завтракал в компании своих приближенных и гостей.

- Сеньор граф! - без предисловий и приветствий обратилась к хозяину дома Альберга, перебивая его беседу с друзьями. - В монастыре святой Агнесс беда! На нас напали разбойники! Если вы и ваши друзья не поторопитесь оказать нам помощь, монастырь будет разграблен, а матушка и монахини перебиты! - торопливо проговорила она, отчаянно переживая за оставленных в монастыре на расправу разбойникам подруг.

Лишь при последних словах её пылкой речи граф заметил, что к нему пожаловала незваная гостья, что это молодая монахиня и что она явилась, чтобы что-то от него требовать.

- Ты что-то сказала, милая? - холодно произнес он, разглядывая неучтивую монахиню и не прогоняя дерзкую только потому, что её внешность показалась ему весьма привлекательной.

- На монастырь напали разбойники, - вместо Альберги ответил графу один из его гостей — эти слова прозвучали значительно и серьезно, вопреки всеобщему оживлению и смешкам, вызванным появлением чуднОй взволнованной монашки. По всему, гость был весьма уважаем в этой компании - Альберга заметила, что его замечание разом прекратило все насмешки. В то же время при звуках этого голоса у неё похолодело внутри. Она очень надеялась, что слух подвел её и она ослышалась, но, посмотрев на пришедшего ей на помощь человека, тут же обескураженно отвела взгляд — да, это Леон.

«Чёрт! чёрт! чёрт!..» - её отчаянию не было предела. Забыв про монастырь и графа, она поспешила ретироваться, с замиранием сердца видя краем глаза, что брат её мужа покидает свое место за графским столом и устремляется следом за ней. Как ни стремительно она влетела в графский дом, чтобы просить о помощи, ещё быстрее она теперь оттуда убегала. Ей уже было все равно придет ли граф на помощь монастырю или нет, главное теперь было сбежать от Леона. Почему он?! Пусть её убивает Лантберт, причем здесь его брат? Убить её чужими руками — это слишком жестоко! Нет, Леон не может вот так просто, здесь и сейчас расправиться с ней, даже не дав ей возможности хотя бы ещё раз увидеться с бывшим мужем.

Однако, пока Альберга в своих неуклюжих деревянных башмаках преодолевала все ступени высокой лестницы, ведущей с крыльца на двор, Леон попросту спрыгнул через перила вниз, оказавшись таким образом внизу быстрее сестрицы.

- Альберга, да стой же ты!  - он остановил её, схватив за руку. - Почему ты убегаешь? Да ты ли это?!

Он смотрел на неё скорее с удивлением, чем со злостью. Похоже, ей нечего было опасаться, ибо, как обычно, братец был не в курсе происходящего.

- Нет, это не я, - раздраженно ответила Альберга, пытаясь освободить руку. - Не задерживай меня, братец, я тороплюсь!

- Сестрица, ты никак рехнулась? Да я всю Франкию перепахал в поисках тебя! А ты здесь, как обычно, ряжена Бог знает во что, да ещё требуешь, чтобы я не задерживал тебя! Мы сейчас же отправляемся к Лантберту, и вот когда я тебя доставлю к нему, там и будешь рассказывать всё что посчитаешь нужным, а я даже слушать ничего не желаю, тебе понятно?

- Нет, ты меня выслушаешь! - воскликнула Альберга, привлекая внимание графской челяди, и с такой силой дернула руку, что Леону ничего не оставалось, как отпустить её, чтобы не повредить. - Мне правда некогда разговаривать, ты просто многого не знаешь! Я должна быть сейчас в монастыре, и если ты хочешь защитить божьих людей от разбойников, ты должен отправиться туда вместе со мной, чтобы спасти обитель! После этого, клянусь, я всё объясню тебе, а там поступай как знаешь.

Леон мало что понял из этих слов, но её обещание после всё объяснить и  слишком уж воинственный настрой, заставили его, скрепя сердце, все-таки согласиться на эти условия.

- Ладно, - мрачно бросил он и вскоре вернулся, уже верхом.

- Отдай мне лук, - кратко приказала Альберга, когда они готовы были пустить лошадей в галоп.

Не говоря ни слова, брат Лантберта отдал Альберге лук и полный стрел колчан, после чего они понеслись прочь, в сторону монастыря. Когда граф Эссенский со своими людьми покинули дворец, чтобы отправиться на помощь попавшему в беду аббатству, эти двое были уже неподалеку от монастырских стен.

Разграбление монастыря продолжалось. Головорезы Теоделинды бодро сновали с тяжелыми мешками от храма к главному двору, где их ждала телега, живо наполнявшаяся наворованным добром. Громкие голоса переговаривавшихся меж собой разбойников, их речь, состоящая по большей части из грязных, самых непотребных ругательств, наполнили некогда тихую обитель. Иногда слышались душераздирающие крики о помощи монашек, сперва подвергавшихся бесчестью, а после предававшихся смерти. Вопли несчастных ввергали в ужас остальных сестёр, тех что успели скрыться в своих кельях и теперь, рыдая, молили Господа о пощаде и избавлении от страшной участи. Большая часть монахинь разбежались вон из злосчастной обители куда глаза глядят.

 Хозяйка не обманула, в этом монастыре было чем поживиться. Монастырский храм поразил разбойников блеском золота и сиянием драгоценных каменьев, которые были здесь повсюду. Воры принялись с жадностью хватать без разбору всё, что попадалось под руку. В разбойничьи мешки летели сорванные со стен пластины из золота и позолоченного серебра с ликами архангелов, статуэтки из резной слоновой кости, золотые подсвечники, кадильницы, чаши и другие предметы для богослужения, молитвенники из шёлка. Два человека вынесли из храма золотой реликварий, усыпанный вставками из цветных камней и жемчуга, и ещё пятеро следом за ними - тяжелый драгоценный оклад алтаря. В храме осталось только то, что разбойники не смогли унести из него.

Теоделинда вместе со своей сообщницей первым делом поспешили в келью аббатисы, где Дидимия бросилась к сундуку, о котором так долго грезила, и распахнув тяжелую крышку, поняла, что не обманулась в своих ожиданиях. Реальность превзошла самые смелые её мечты — чудесные красивейшие ткани тончайшей выделки потрясли её воображение. Смеясь от радости она принялась доставать из сундука шелка, золотую парчу, а изумительной красоты пурпурная накидка просто ослепила её, заставив замереть от восхищения. Но все эти шикарные ткани, ковры и одежда оказались лишь предзнаменованием, ибо почти на самом дне сундука её ожидало настоящее сокровище. Это был старинный кодекс Евангелия, чьим окладом служили скрепленные вместе листы золота, изукрашенные выложенными в виде крестов изумрудами, рубинами и бирюзой, окруженных орнаментом из речного жемчуга.