- Полагаю, эти настроения и выводы родились в народе не сами по себе, а были кем-то старательно посеяны и заботливо взращены?
- Нет ничего проще, чем раздуть пламя из тлеющих углей. Ваш брат своими же руками и по собственному почину сделал всё возможное, чтобы помочь нам в этом. Теперь большая часть франков мечтает вновь видеть на престоле вашего отца. Сейчас самый благоприятный момент, чтобы вернуть всё во Франкии на круги своя.
- Согласится ли он? - недоверчиво бросил король Баварский, подразумевая своего отца.
- Лотарь не препятствует общению Людовика со священниками, полагая, что они готовят его к принятию пострига. Под этим соусом к бывшему императору были отправлены люди нашей партии, бывшие сторонники Лотаря. Они говорили с ним.
- И что же он?
- Людовик согласен вновь принять корону и управлять империей, но считает, что эти перемены должны обойтись без кровопролития и жертв.
- Это невозможно, брат ни за что не отдаст власть по добру.
- Всё решится на ближайшем собрании, большинство франков с нами, а там будет видно.
Королю понадобилось некоторое время, чтобы обдумать все сказанное. Хорошенько прикинув в уме и так, и этак он пришел к выводу, что граф говорит дело и скорее всего шансы на успех весьма велики.
- Хорошо, по рукам, - заключил он, скрепив договор с графом рукопожатием.
- Итак, монсеньор, теперь нам с вами необходимо согласовать все наши дальнейшие действия...
Глава 14. Мятеж в монастыре.
Жизнь в стенах монастыря, при всём однообразии её будней, всё же не была столь пугающе унылой и безотрадной, какой она всегда представлялась Альберге - к её удивлению, благочестивые сёстры вовсе не проводили всё свое время запертыми в одиноких кельях, в непрестанных покаянных слезах и молитвах. Мир монастыря был полон труда, как физического, так и духовного, и именно здесь, в аббатстве святой Агнесс, бывшая графиня Дижонская впервые в жизни узнала каково это - работать день деньской, не разгибая спины, и что значит жить заботами о ближних, при этом совсем не заботясь о себе. Эта наполненная смыслом деятельная жизнь целиком захватила её, позволяя молодой женщине, словно в награду за самоотдачу, отрешиться от печальных мыслей, хотя бы на время забывая о всех пережитых ею несчастьях и потерях.
Едва встав на ноги после болезни, Альберга стала помогать сестре-лекарше, заменяя вечно где-то пропадавшую Дидимию. Впрочем, достойно заменять бывшую помощницу лекаря ей удалось не сразу, сначала ей очень многому пришлось учиться и ко многому привыкнуть. Альберга не однажды видела как люди умирают, но никогда не видела как они появляются на свет, и поначалу вид родов вызывал в ней такой сильный душевный трепет, что у неё от волнения начинали дрожать руки. Однако она быстро сумела обуздать свои страхи, очень скоро пообвыкла и волнение прошло. Гораздо труднее оказалось в короткий срок овладеть ремеслом повитухи и научиться делать всё как надо. Выдержка Юстины вызывала искреннее восхищение - она не проявляла по отношению к тому или иному очередному промаху своей неопытной помощницы никакого гнева или раздражения, а только терпеливо указывала что именно надо переделать и кратко объясняла в чем ошибка. Альберга знала, что на месте сестры давно прибила бы такую неумёху, или уж точно бы прогнала вон с глаз.
Она очень уставала. Когда монастырский колокол звонил отбой, молодая женщина не чувствовала ни рук, ни ног и засыпала мертвым сном едва её голова касалась подушки. Усталость помогала ей справиться с теми душевными ранами, которые ей нанесла прошлая жизнь, и которые не мог бы вылечить ни один лекарь - душа как будто беспрестанно плакала, но у Альберги не оставалось ни времени ни сил, чтобы пожалеть себя, перебирая в уме все свои горестные потери. Она свыклась с непреходящей тоской, как с чем-то, что стало отныне её частью, запрещая себе хотя бы на мгновение задумываться об этом.
Теперь у неё была другая жизнь и даже другое имя. Аббатиса нарекла её Софией — в честь той святой, в день поминовения которой молодая женщина чудом избежала смерти. Как бы ни было ей тяжело здесь, но там, за стенами монастыря, для неё не было жизни. Она убедилась в этом после одного происшествия, случившегося вскоре после её выздоровления.
Как-то под вечер раздался громкий стук в ворота, всполошивший весь монастырь — удары были такой силы, что, казалось, крепкие дубовые ворота вот-вот рухнут. Перепуганные сестры сбежались на монастырский двор, но появившаяся в сопровождении Юстины аббатиса велела инокиням немедленно разойтись по кельям. Охваченная плохими предчувствиями, Альберга сделала вид, что тоже уходит вместе со всеми, сама же осталась на дворе, притаившись за одной из колонн галереи жилого корпуса.
Матушка Цезария приблизилась к воротам. Удары прекратились - привратники сообщили нежданным и шумным гостям о том, что настоятельница уже здесь и сейчас будет говорить с ними. Поднявшись по маленькой лесенке, аббатиса выглянула в небольшое круглое оконце, расположенное в стене рядом с воротами. По другую сторону стен она увидела небольшой отряд рыцарей.
- К чему этот шум, сеньоры бароны, зачем вы тревожите святую обитель? - обратилась она к ним.
- Просим прощения, матушка-настоятельница, - отвечал командир отряда, - в округе появилась опасная преступница. Мы уже несколько седмиц к ряду тщетно разыскиваем её. Эта ведьма очень хитра и где-то притаилась, боясь справедливого возмездия за свои злодеяния. Мы думаем, что она скрывается в одном из монастырей, может статься, что именно здесь, и в таком случае вашу обитель ждут неисчислимые беды. Матушка, не обращалась ли к вам не так давно за помощью и кровом какая-нибудь незнакомка? Это может быть она. Её внешность обманчива, с виду это красивая молодая женщина, светловолосая, в богатой одежде. На безымянном пальце у неё обручальное кольцо, она украла его, чтобы все принимали её за знатную замужнюю даму. Её настоящее имя Альберга, хотя она могла назваться и другим именем...
Слушая этот жестокий приговор, Альберга в бессилии опустилась на землю, закрыв лицо руками. Бежать было некуда, защищаться было нечем. Она не двинется с места, пусть найдут её и убьют, так будет даже лучше, ангел смерти давно кружит над ней, но почему-то всё медлил до этого дня.
Кто-то грубо схватил её за предплечье:
- Значит, Альберга?! - с сердитым укором проговорила Юстина, покачав головой. - Ну-ка поднимайся! - не дожидаясь ответа, сестра-лекарша, всё также с силой сжимая предплечье подруги, стремительно увлекла её прочь с монастырского двора.
