Женщины исчезли в темной арке жилого корпуса обители, пробежали по галереи, достигли внутреннего двора монастыря, пересекли его и оказались, наконец, в храме. Там  Юстина подвела Альбергу к алтарю и, приоткрыв алтарную занавеску, втолкнула подругу в это укрытие.

-  Сиди как мышь, - приказала лекарша своей помощнице, затем задула все свечи и спешно покинула храм.

Альберга, казалось, целую вечность просидела в тесной темноте, обхватив руками колени и склонив на них голову, прислушиваясь к тому, что происходило в монастыре. Сначала ничего не было слышно. Вдруг её сердце учащенно забилось — на дворе послышался шум, голоса, которые быстро приближались, вот они уже в храме — громыхание сапог, это солдаты. «Если они меня не найдут, то клянусь, Пресвятая Дева, я проведу здесь, в этом монастыре, всю оставшуюся жизнь, даже не помышляя об ином» - мысленно дала она обет.

Вскоре всё стихло, храм вновь опустел, теперь Альберга слышала лишь стук своего сердца, которое всё никак не могло успокоиться и продолжало бешено колотиться.

Прошло совсем немного времени, когда она опять услышала чьи-то шаги — на этот раз лёгкие и быстрые, и не успела она подумать кто бы это мог быть, как этот кто-то отдернул алтарную занавеску. Альберга вновь увидела Юстину, которая холодно кивнула ей, приказывая выбираться из укрытия.

Альберга с неохотой покинула свое уютное гнездышко и оказалась лицом к лицу с Юстиной и аббатисой - по их виду было ясно, что ей предстоит нешуточная взбучка, и в это мгновение бывшая графиня даже пожалела, что её не нашли искавшие её убийцы.

- Значит ты ничего не помнишь?! - сердито поинтересовалась Юстина. Кто бы мог подумать, что сестра-лекарь - обычно само спокойствие и умиротворение, оказывается, тоже умеет злиться.

- Но это правда, - быстро и уверенно отвечала Альберга, и тут же схлопотала горячую оплеуху — Юстина действительно редко гневалась, но берегись тот, кто сумел её разгневать.

- Она и Бога не боится! Я же видела, как ты испугалась, когда солдаты назвали твое настоящее имя! Ты прекрасно всё помнишь! Как ты могла обманывать нас всё это время! Какие ещё неприятности ты готовишь тем, кто спас тебе жизнь, кто дал тебе приют, кто заботился о тебе?! - по её голосу Альберга поняла, что лекарша готова угостить её ещё с дюжиной таких же крепких, обжигающих щеки затрещин.

- Ты должна всё рассказать нам о себе, Софи, всю правду. Мы не можем раз за разом подвергать нашу обитель опасности из-за тебя, и это при том, что мы даже не знаем кто ты и почему тебя ищут солдаты короля, - сказала аббатиса. В отличие от Юстины она говорила с молодой женщиной достаточно спокойно, хотя видно было, что этот визит королевских рыцарей с обыском весьма встревожил её.

- Вот уж не думала я, что ты настолько глупа, что не умеешь отличать друзей от врагов! - продолжала отчитывать свою помощницу Юстина.

- Нельзя жить, никому не веря, - говорила матушка Цезария, - даже если кто-то обманул тебя и причинил тебе зло, грех думать, что все люди на свете отныне твои враги.

- Я и не думаю так, матушка, - виновато проговорила Альберга.

- Неужели, Софи?! Скажи-ка, а чего же тогда ты так долго морочила нам голову?! - резко отозвалась Юстина, пытаясь по выражению лица и голосу Альберги определить, насколько искренне раскаяние её помощницы.

Альберга молчала, опустив глаза, быстрыми движениями стирая со щек слёзы. Она хотела бы сказать Юстине, что невольно соврала только потому, что сама хотела забыть своё прошлое, вернее, она и не соврала вовсе, а говорила правду — ведь для неё самой действительно больше не существовало ни Альберги, ни всего, что было связано с этим именем.

- Слёзы тебе не помогут, - строго заметила сестра-лекарша, но уже куда более миролюбиво, поверив этим слезам. - Только истинная правда и искреннее раскаяние.

- Сестра Юстина, мы сейчас останемся с Софи наедине и я уверена, что её исповедь на этот раз будет вполне чистосердечной и искренней, - уверенно произнесла настоятельница.

Тем временем привратники накрепко заперли ворота и расположились в каморке у ворот, чтобы отужинать.

- А ведьма-то, что они искали, здесь, - усмехнулся один из них.

- Ну иди, догоняй этих выродков, коли охота подзаработать, - мрачно отозвался другой.

- Да была бы нужда...

- Вот и верно, враги наших врагов наши друзья, даже если это девчонка.

- Даже если это ведьма, - усмехнулся первый.

- Да поможет Господь нашему Людовику вернуть себе корону, - проговорил третий, отхлебывая пиво из глиняной чашки.

Так монастырь стал для Альберги надежным убежищем от врагов, а, кроме того, он стал для неё родным домом. Обитель приняла её, Альберга почувствовала это однажды во время утренней службы. Ни в домашней буржской часовне, ни в прекрасной ахенской капелле — никогда в жизни она не чувствовала ничего подобного — словно сонм ангелов закружил её в своём волшебном танце, и от счастья замерло сердце. «Святая Агнесс приняла тебя», - объяснила сестра Юстина, когда Альберга как смогла подобрала слова, чтобы поведать ей об этом. Хотя вне храма тоска вновь возвращалась к ней, чтобы терзать её душу, Альберга знала, что она справится, что высшие силы помогут ей забыть её прошлую жизнь. Через год она станет послушницей, и пути к прошлому больше нет.

Длинные летние дни пролетали незаметно, похожие один на другой: каждый из них начинался с утренней службы в храме — поначалу Альберга даже не слышала колокола, бившего подъем на заре. Тяжелые, полные отчаяния сны не отпускали её, пока Юстина сама не расталкивала свою помощницу, не привычную к таким ранним подъемам. Затем трапеза и работа в лечебнице, обеденная трапеза, потом монахини вновь работали, а после вечерней службы их ждала последняя за день скудная трапеза и отбой — после отбоя ни одной инокине не дозволялось покидать комнату.

 В кельях жило по нескольку человек. Соседками Альберги были Юстина и Дидимия. Иногда Юстина уходила ночевать в лечебницу. В такие вечера Дидимия становилась особенно разговорчива, но о чем бы она не заводила речь, уставшая до полусмерти Альберга засыпала после первых же её слов.