Угрюмо выслушав угрозы короля, граф предпочел промолчать в ответ. Лотарь довольно кивнул.

- Даю тебе ещё сутки, чтобы принять окончательное решение. Завтра мы отправляемся в Реймс, если все-таки надумаешь остаться на службе, буду несказанно рад видеть тебя рядом с собой. А по окончанию суда клятвенно обещаю дать тебе отпуск, - заверил король своего ближайшего друга и добавил:

 - Лантберт, я понимаю, как тяжело тебе сейчас, в разлуке с возлюбленной супругой. Выбирай любую из моих наложниц, они все как одна красавицы, веселые и ласковые, и наверняка смогут утешить и развлечь тебя.

Мрачно посмотрев на короля, граф вышел из приемной, ни сказав больше ни слова.

Лотарь проводил его взглядом, затем покачал головой, оскалившись в усмешке:  «Верно, что любовь лишает рассудка. Лантберт, разве за столько лет ты ещё не понял, что только я здесь решаю, кто оставит службу, а кто останется, кому быть знаменитым, прославленным героем, а кому прозябать в бедности и безвестности? До тех пор, пока мне нужно иметь под рукой твою расчетливость, твое упрямство и твою удачливость, ты всегда будешь оставаться рядом со мной. Куда ты денешься? Я слишком хорошо тебя знаю - деньги, власть, почести, всё это необходимо тебе как воздух и надежно удержит тебя здесь. А небольшое разочарование в любви лишь пойдет тебе на пользу, закалит твой характер и сердце. На то и дается молодость, чтобы переболеть всеми этими пустыми юношескими иллюзиями, забыть о них и идти дальше - завоевывать настоящие, великие ценности этого мира.»

Король прекрасно понимал, кто причастен к исчезновению из дворца графини Дижонской и кто убил всех свидетелей - и то, и другое Лотаря вполне устраивало. Оставалось лишь устранить главное свидетельство бесчестья неосмотрительного Лантберта — его бывшую жену. Заботясь о сохранении честного имени своего фаворита, Лотарь приказал одному из доверенных лиц найти Альбергу и убить её.

«Необходимо как можно скорее, пока не расползлись слухи, освободить Лантберта от постыдного союза с казначеевской подстилкой» - лицо Лотаря исказила гримаса ненависти, как всегда, когда он вспоминал о барселонце.

Лантберт, разумеется, вовсе не собирался оставлять службу. Он знал, что король не отпустит его, и поэтому совершенно не рисковал ни своим высоким положением, ни своей должностью, заявляя об уходе. Зато он выяснил, что Лотарь не причастен к исчезновению Альберги, что он не убивал её, и что она, действительно, бежала из-под ареста.

Хотя это было бесполезно, но все же он в который раз мысленно обругал себя последними словами за то, что позволил своей жене уехать из Буржа в тот злосчастный  день после их свадьбы. Прояви он решительность, ослушавшись приказа короля, она была бы теперь дома, в безопасности. Уж он бы позаботился, чтобы она и шагу не ступила без его ведома. А теперь остается молить Бога, чтоб она была ещё жива. Но, может быть, Лотарь прав, и Альберга действительно уже дома и ждет когда муж приедет за ней.

Свернув в открытую галерею дворца, он заметил двигавшегося ему навстречу  Теобальда, одного из своих приближенных баронов. К удивлению графа, Теобальд нёс в руках небольшой поднос, на котором размещались миски с едой. Причём барона так увлекла его новая должность стольника, что он даже не сразу заметил Лантберта.

- Приветствую, сеньор граф, - без тени смущения произнес Теобальд, поравнявшись с сеньором.

-  Если это мне, то неси всё обратно, я не голоден, - недовольно отвечал на приветствие своего барона Лантберт.

- Разве вы назначали меня стольником? - живо отозвался барон. - Этот обед вовсе не для вас.

- И как же ты это всё объяснишь?

- Сеньор Лантберт, вы как видно забыли, что в день взятия Ахена приказали мне охранять одну арестантку, сказав, что она важная свидетельница. Вот я и охраняю. А это я несу для неё.

Лантберт действительно совершенно позабыл об арестованной им девушке. Камеристка королевы и подруга Альберги, она могла видеть её и может быть что-то знает о ней.

- А ну-ка проводи меня к ней, - кивнул граф. - Что, допрашивали её? - небрежно осведомился он.

- Вообще-то да, - мрачно отозвался барон. - На днях даже с пристрастием.

- Что?! - Лантберт расхохотался.

- По-вашему это смешно?

- Нелепица какая-то. Зачем истязать малышку, которая и без того так напугана, что готова подтвердить и рассказать все что угодно? Не могу поверить, чтобы король мог отдать такой приказ.

- Но всё так и было, сеньор граф. К счастью, Ингитруда больше испугалась, чем пострадала, похоже, было приказано лишь припугнуть её, но вообще-то для такого нежного, хрупкого создания как она даже и это испытание тяжко сверх всякой меры.

«Ишь-ты, как красиво запел, чисто соловей по весне» - усмехнулся про себя граф.

Вместе они вышли из галереи и направились в ту часть дворца, где раньше находились покои королевы.

В это время Ингитруда дожидалась возвращения Теобальда, пребывая в сильнейшем душевном смятении: она никак не могла решить какое из ожерелий надеть, сапфировое или изумрудное, беда в том, что одно шло к её глазам, а другое к наряду, но не надевать же оба сразу!

За дверью послышались шаги. Ингитруда поспешно убрала драгоценности, так и не приняв никакого решения.

Кстати, она уже не выглядела той растрепанной, заплаканной, перепуганной девушкой, какой предстала перед подругой в пыточной. Теперь бывшая камеристка императрицы, хотя и была  немного бледна от продолжительного пребывания в запертом помещении без свежего воздуха и почти без солнечного света, но глаза её сияли, во всех движениях сквозила уверенность, а наряд и причёска были безупречны.

Увидев входящего в комнату Лантберта, Ингитруда не на шутку перепугалась, решив, что он пришел за ней, чтобы подвергнуть истязаниям, а то и убить. Она подскочила, словно ужаленная змеёй, при этом с её лица мгновенно исчезли все естественные краски, которые ещё оставались, несмотря на бледность. Однако, заметив шедшего следом за ним спокойного и невозмутимого Теобальда с обедом на подносе, она немного приободрилась.