Так она жила теперь — молитвами и трудом, и её спокойной, размеренной жизни под надежным кровом могли бы позавидовать многие обездоленные, нищие, покалеченные войной люди, коих было множество там, за стенами обители - в мире, погрязшем в суетных стремлениях и глупых ничтожных страстях, не приносящих ничего, кроме боли и горя.

 Постриг был назначен на рождественские празднества.

Она была бы вполне довольна такой жизнью, если бы не эта невыносимая черная тоска, подступавшая к сердцу всякий раз, когда сестра София, оставив труды прошедшего дня, ложилась поздней ночью в ледяную постель и закрывала глаза в ожидании спасительного благодатного сна. Душа плакала, и по щекам катились тихие безмолвные слезы, но Альберга уговаривала себя, что это всего лишь усталость.

Впрочем, днем ей удавалось обмануть тоску, спрятавшись от неё за усердной работой.

- Не пора ли мне в трапезную, за едой для болящих? - громче повторила  Дидимия — она уже два раза задавала этот вопрос рассеянной сестре Софии. Лекарша варила целебную вытяжку для сестры-прачки, ошпарившей ноги кипятком и вот уже неделю лежавшую в лечебнице с ожогами. Но мыслями София, как видно, была очень далеко отсюда - так далеко, что даже не слыхала, что ей говорят.

- Да, иди, - бросила в ответ Альберга.

Приготовление отвара заняло достаточно долгое время. Затем Альберга приготовила новую повязку и, сняв старую, осмотрела раны. Ожоги почти зарубцевались, дело явно шло к успешному заживлению.

- Ну где же эта Дидимия, вечно её не дождаться! - проворчала вторая болящая.

- Как ты себя чувствуешь, сестра, полегчало ли тебе? - осведомилась лекарша у монахини с ожогами.

- Благодарю, сестра, уже полегче, - кивнула монахиня, болезненно морщась — ожоги были слишком глубокие, они медленно заживали и всё ещё беспокоили несчастную женщину…

Прождав ещё какое-то время, Лантберт покинул свой наблюдательный пост и приблизился к воротам.

На стук появился хмурый, как видно, только что продравший глаза привратник.

- Мне необходимо говорить с настоятельницей этого монастыря, у меня важные сведения, - сказал ему Лантберт.

Молча окинув его безразличным сонным взглядом, привратник исчез за воротами. Лантберту ничего не оставалось, как набраться терпения и ждать.

Матушку Юстину позвали на монастырский двор, где её встретил командир отряда ахенских рыцарей - вот уже несколько недель бароны дежурили в обители, дожидаясь появления здесь опасного государственного преступника. Королева правильно оценила чувства Лантберта к жене и была уверена, что, ни смотря ни на что, рискуя жизнью, он приедет за Альбергой.

- Долгожданный гость пожаловал, - вполголоса сообщил барон аббатисе. - Матушка, будьте осторожны, это хитрая и опасная бестия.

- Видали и похитрее, - небрежно бросила в ответ Юстина.

Проследовав к воротам, она поднялась по лесенке, ведущей к окошку для переговоров с мирскими.

- Кто вы? Назовите себя, сеньор рыцарь, - равнодушно осведомилась она у бедно одетого барона, с виду весьма добропорядочного, скромного и воспитанного, терпеливо ожидавшего её по другую сторону ворот.

- Доброго дня, матушка, - отвечал Лантберт, - мое имя граф Рихард, я брат одной из ваших монахинь — сестры Софии. Не будете ли вы так добры, достопочтенная матушка, позволить ей увидеться со мной. У меня важные новости для неё.

- Так вы близкий родственник нашей сестры Софии? - проговорила Юстина, умело скрывая замешательство, вызванное словами рыцаря — получалось, что в этом пренеприятном деле оказалась замешана её подруга. Теперь ей стало ясно, кто говорит с ней, и кто тот самый опасный государственный преступник, которого так много дней поджидали в монастыре святой Агнесс рыцари императора. - А что это за важные новости, можно ли узнать? Ваша родственница, сеньор Рихард, сейчас слишком занята в лечебнице и, боюсь, у неё не будет возможности выйти к вам… Но вы можете смело поведать обо всем мне, и я всенепременно сообщу ей все ваши новости точно слово в слово.

Рыцари, слышавшие этот разговор из привратской, недовольно переглянулись. Либо аббатиса глупа как курица, либо она пытается отправить графа восвояси, тем самым дав ему шанс спастись от ареста…

Юстине была совершенно безразлична участь бывшего мужа Софии, более того, она и сама желала справедливого наказания для злейшего врага императора, для опасного преступника и убийцы, но ей претила мысль использовать в качестве слепой приманки её дражайшую подругу, которая к тому же могла пострадать, хотя была совершенно не виновна в преступлениях мужа, и даже не подозревала о них.

- Речь идет о наследстве, которое оставил ей наш недавно умерший, светлой памяти,  отец, граф Викфред. И мне необходимо сообщить ей некоторые сведения личного характера, связанные с этим делом, - объяснил Лантберт.

Юстина понимающе кивнула.

- Ну что ж, это действительно уважительная причина, не смею препятствовать сообщению таких важных сведений, - сказала она и, скрывшись из захлопнувшегося окошка, появилась в калитке ворот.

- Вам придется немного подождать, ваша сестра подойдет к вам как только освободится, -  к радости Лантберта аббатиса отворила калитку ворот настежь и ушла, оставив её открытой.

Юстина вернулась на двор, где очень кстати ей подвернулась под руку Дидимия — та, как обычно, запаздывала с едой из трапезной в лечебницу, задержавшись для сплетен с такими же, как она сама, ленивыми товарками, постоянно нарушавшими дисциплину в монастыре, но сейчас настоятельнице было явно не до того.

- Дидимия, скажи Софи, чтоб вышла за ворота, там её дожидается брат…

- Хорошо, матушка, - с готовностью кивнула Дидимия, не дослушав.

- Дидимия! - Юстина вновь остановила её, - когда Софи уйдет на встречу, сама тоже ступай к привратской, ты мне понадобишься.

- Хорошо, матушка… - удивленно проговорила Дидимия, но, отдав эти распоряжения и ничего больше не объясняя, Юстина поспешила скрыться со двора,  и любопытной монахине ничего не оставалось, как проследовать в лечебницу, со своими чугунками с едой для болящих наперевес.