Однако франки не пожелали соглашаться с вердиктом императора.
- Суд! Суд! - снова поднялся шум среди рядов знати.
- Государь! - сказал Бернард. - Здесь мне предъявлено постыднейшее из обвинений — и такое обвинение смоет только кровь. Позвольте предоставить все на суд Господа.
Император неохотно кивнул, полагаясь на доблесть и удачу своего фаворита.
Бернард обратился к франкам:
- Я вызываю на бой любого из тех, кто считает меня предателем! Клянусь Богом, я невиновен, и пусть сам Господь докажет мою правоту!
Ряды знати заметно попритихли - граф Бернард слыл непобедимым воином, во всех сражениях он всегда одерживал верх.
- Да будет так! - ответил в наступившей тишине один из баронов из самых дальних рядов, где размещались оруженосцы, сопровождавшие знать.
Лантберт, проникнув в ахенский дворец подземным ходом, поклялся что не уйдет отсюда, пока так или иначе не прикончит казначея. С самого утра он пребывал во дворце, одетый как беднейший из баронов, находясь среди слуг и оруженосцев, и держался при этом таким образом, чтобы все думали что он тоже принадлежит к свите, но не их сеньора, и при этом успешно оставался не узнанным. А теперь, представ посреди собрания, он уже не рисковал, что его арестуют как государственного преступника, хотя официально он был объявлен им и люди императора разыскивали его по всей Франкии - сейчас всё это не имело никакого значения, поскольку он участвовал в Божьем суде, а участники такого суда не подлежали аресту и наказанию ни до, ни после поединка.
Узрев Лантберта, Бернард восхвалил Небеса: ему предоставлялся счастливый случай доказать свою невиновность и раз и навсегда оправдаться в глазах общества, убив при этом своего злейшего врага - глупец по своей воле явился на расправу, что ж, если Господь хочет наказать человека, то лишает его разума. Теперь не надо гоняться за этим бешеным псом, ибо судьба предоставила возможность четвертовать его прямо сейчас и безо всяких формальностей вроде показного суда. Граф не сомневался в скорой и легкой победе — он явно имел превосходство и в росте и в физической силе, также он ничуть не сомневался в превосходстве собственных боевых навыков, опыте и ловкости.
Прежде чем начать поединок, каждый из соперников помолился, взывая к высшим силам о ниспослании удачи и победы в бою.
Лишь только противники сошлись, Бернард яростно атаковал, устремив на врага серию мощных и быстрых ударов — сталь меча словно молния раз за разом взметалась ввысь, чтоб затем неотвратимо сразить соперника своим острием. На памяти Бернарда очень редко когда находился достойный противник, способный отбить этот прием, но даже те, которые отбивали - затрачивали слишком много усилий на защиту и не справлялись с дальнейшей атакой - убить их в последующие несколько мгновений боя не составляло труда. Однако этот отбил все удары, не моргнув глазом, а после сразу предпринял ответную и даже весьма неслабую атаку, заставившую Бернарда покрепче сжать рукоять меча. Теперь он знал, что его противник не уступает ему ни в умении, ни в силе, и эта новость стала неприятным сюрпризом для самоуверенного барселонца.
Бой оказался затяжным, и такая, несвойственная для барселонца, манера ведения боевой схватки, увы, была навязана ему его соперником.
Дальнейшей задачей Лантберта, после того как он отбил первую атаку, - было выяснить, есть ли в арсенале противника ещё что-то более мощное, или же это форсированное нападение было его главным козырем. Поэтому он старался ровно, без излишней суеты, но достаточно уверенно отбивать удары, и так же спокойно, не слишком агрессивно атаковать, присматриваясь к приемам соперника.
Долго ждать не пришлось, в следующей же атаке Бернард, досадуя, что до сих пор не убил врага, поспешил продемонстрировать свой самый сильный удар, благодаря которому он прославился как непобедимый воин, — не было случая, чтобы кто-нибудь спасся от него. Однако и этот удар был отбит.
Бернард начал выходить из себя, не понимая, почему он не может одолеть противника.
- Мы славно развлеклись с твоей женушкой, - сказал казначей, вновь устремляя меч на противника, а затем, отбив атаку и снова атакуя, добавил, надеясь не только на силу своего меча, но и на яд своих слов:
- а утром твоя потаскуха сдохла...
В ответ на этот ядовитый выпад Лантберт даже бровью не повел, а предпринятый Бернардом удар словами, если кого и вывел из себя, отвлекая от боя, то только самого Бернарда, вновь растравив сердечную рану, нанесенную той, что отвергла его любовь - Альберга...Он вдруг ясно увидел её глаза, ощутил вкус её поцелуев и нежность её кожи… Это был не самый подходящий момент для воспоминаний. Лантберт, внимательно следивший не только за ударами, но и за состоянием соперника, мгновенно заметил, что казначей поплыл. И в этот момент, ломая всю тактику боя, он рубанул противнику по бедру, нанеся глубокую и болезненную рану. Острая боль заставила барселонца на мгновение преклонить колено, но этого мгновения хватило Лантберту, чтобы снести врагу голову. Обезглавленное тело казначея осело на пол, с грохотом роняя меч и заливая каменные плиты хлынувшей кровью. Отрубленная голова, слетев с плеч, откатилась в сторону, отвлекая на себя внимание зрителей, а победитель тем временем поспешил скрыться.
Глава 17. Арест.
Сполна рассчитавшись с врагом, Лантберт поспешил покинуть Ахен тем же скрытным путем, что и появился там. Переждав некоторое время в лесу, чтобы убедиться, что за ним нет ни погони, ни слежки, он направил коня в сторону Эссена. Надо было спешить - путь до монастыря, где скрывалась его возлюбленная, был не близок, а меж тем пребывание в этих местах приравнивалось к вынесению самому себе смертного приговора, и каждый лишний час уменьшал шансы на спасение. План был предельно прост: добиться, чтоб ему позволили встретиться с Альбергой, - ах да, там её зовут Софией. Только бы открыли ворота, она выйдет к нему, он сажает её в седло, и только их и видели. А если кто посмеет помешать им, что ж, тем хуже для этого несчастного безумца.
К рассвету он был на месте. Понаблюдав за обителью, он не заметил ничего подозрительного. Несколько монашек с кувшинами, ходившие за водой к источнику, вернулись в монастырь, больше никакого движения возле монастыря не наблюдалось.
Утренняя месса завершилась. Все последующее время после заутрени и вплоть до трапезы монахиням надлежало провести за работой.
Как обычно после мессы Альберга задержалась в храме, призванная настоятельницей. Пока служки прибирали предметы богослужения и святые дары, пока одна за другой погашались храмовые свечи, у подруг было немного времени перемолвиться несколькими словами, чтобы затем расстаться и уже не видеться до самой вечери. Юстину уже дожидалась её помощница. Заботы процветания монастыря, так же как благополучие каждой из сестер и все неисчислимые обязанности настоятельницы занимали у добросовестной Юстины весь её день, составляя весь смысл её бытия. Софию ждали заботы о болящих в лечебнице.
