- У нас никогда не будет возможности осудить всех замешанных в этом деле преступников. Сам Господь уже осудил их злодеяния, а их отец дьявол забрал их души. Мы будем судить тех, чью жизнь не унесла эпидемия и кто остался в живых лишь для того, чтобы испить до дна чашу нашего гнева, - резонно заметил в ответ Людовик.

- Государь, у меня есть сведения, что человек, называвший себя ближайшим другом короля Лотаря, но на деле оказавшийся самым подлейшим и опаснейшим из его врагов, —  жив и теперь скрывается от наказания. Я говорю о графе Лантберте - о самом подлом из злодеев, о том, кому мы обязаны столькими потерями, кто убивал самых доблестных ваших воинов, кто подобно мерзкой гадине, пригретой и  втеревшейся в доверие, подлыми интригами сумел разжечь ненависть своего сеньора против отца и братьев и устроить смуту в государстве. Долго ждать суда не придется - нет сомнений в том, что в самом скором времени этот презреннейший негодяй будет схвачен и арестован.

Франки вновь недовольно зашумели, требуя начинать суд, но Лотарь заставил всех смолкнуть - он вышел на середину зала, остановившись рядом с троном императора, и поднял руку, требуя внимания.

- Государь и отец мой, дозвольте мне высказаться на сей счет. Суд несомненно должен состояться, причем именно сегодня. Но поскольку, как верно заметил ваш советник, не все преступники ещё пойманы для этого суда, пусть сегодня состоится другой суд — для которого все обвиняемые уже на месте - они здесь и ожидают справедливого возмездия за свои преступления перед государством, - сказал он, с нескрываемой ненавистью глядя на казначея.

Людовик, впрочем как и все присутствующие, прекрасно понял, что Лотарь пытается возвести обвинения против Бернарда, однако император не хотел вновь ругаться с сыном, тем более сегодня - в самый день их торжественного примирения. А потому лишь молча слушал, не останавливая его злых речей, не выказывая гнева или раздражения, и не сомневаясь, в то же время, что эта бессильная ярость совершенно не опасна для фаворита. Но император не учел того, что слишком многие из знатных франков относились с неприязнью к Бернарду - они считали графа выскочкой, незаслуженно пользовавшимся расположением императора и занимавшим должности, не соответствующие его происхождению. Потому франки весьма заинтересовались словами Лотаря, который тем временем продолжал:

- Государь, я обвиняю вашего первого советника и казначея, графа Бернарда, в воровстве, в растрате государственной казны. У меня давно были сведения на счет его бесчисленных злоупотреблений должностью, и после проверки эти сведения полностью подтвердились. У меня была возможность лично убедиться в этом.

 «Верно, я всегда подозревал, что он вор» - отметили про себя очень многие из присутствующих, а кое-кто произнес это вслух.

- Лотарь, это серьезное обвинение. - устало проговорил император. - И суд по такому обвинению должен производиться после необходимой подготовки, с соблюдением всех правил и судебных норм, - император был уверен в честности своего казначея. - Что скажешь, Бернард? - обратился он к своему советнику, чтобы дать тому возможность достойно ответить на все эти нелепые обвинения, несомненно вызванные только лишь личной неприязнью и жаждой мести, и не имеющие под собой никакой серьезной почвы.

- Эти сведения, на которые вы ссылаетесь, были изначально неверны. Я утверждаю, что вас ввели в заблуждение негодяи, давно замыслившие поссорить вас с вашим отцом и государем. Вскоре они предстанут перед судом и не один не уйдет от наказания, - хладнокровно отвечал Лотарю Бернард. - Я же, в свою очередь, как казначей государя, лишь  своевременно позаботился о том, чтобы казна не попала в руки преступников.

Людовик одобрительно кивнул - ничего другого он и не ожидал услышать.

- Ты лжешь! - Лотаря равно приводила в бешенство и ложь казначея, и его непробиваемая наглость. - И как вор заслуживаешь суда и публичной казни!

Император счел нужным вмешаться.

- Лотарь, граф сказал чистую правду, и я могу лишь подтвердить его слова, - холодно проговорил Людовик, обладавший железной выдержкой, - если у тебя нет больше обвинений против графа, собрание перейдет к рассмотрению следующего вопроса.

- Есть и другие обвинения! - раздался вдруг голос Людовика Юного, который до этого момента молча наблюдал за прениями. Как ни был зол на брата король Баварский, но он не мог упустить такой прекрасной возможности уничтожить казначея.

- Я обвиняю графа Бернарда в предательстве государства и лично императора.

- Людовик, есть ли основания обвинять в предательстве человека, так много сделавшего  для пользы государства? Граф Бернард давно и преданно служит империи, и его честность и отвага не подлежат сомнению, - весьма недовольно проговорил император, возвышая голос.

- Государь, почему же тогда на проклятом Поле Лжи графа Бернарда, вашего верного советника, не оказалось рядом с вами?

- Да,  меня там не было и не могло быть в ту пору рядом с императором! Потому что император приказал мне остаться в Ахене, чтобы охранять от врагов столицу и императрицу Юдифь! - горячо отвечал Бернард. Несправедливые обвинения короля Баварского, бывшего союзника, действительно сильно задели его.

- Ахен был взят, его доблестные защитники все как один были убиты, а императрица Юдифь была арестована и отправлена в изгнание. Где были в это время вы, граф? Если вы остались в живых и даже не были арестованы, это значит только одно — что в ту пору вас не было в Ахене! Вы бежали, предав императрицу Юдифь и императора.

Зал зашумел, поддерживая справедливые обвинения короля Баварского. Бернард стал белее полотна - он готов был разрубить Людовика одним махом своего меча, но вместо этого приходилось отвечать на грязные наветы лишь словами.

- Я уже говорил вам, монсеньор, что я был в плену и бежал. Бежал для того, чтобы противостоять врагам императора!

- Кто может подтвердить ваши слова?

- Я могу лишь поклясться, что все было так, как я говорю. Мое честное слово тому порука!

- Этого вполне достаточно, Бернард. Честное слово человека, столь долго и доблестно служащего империи дорогого стоит, - сказал император, перекрывая спор Бернарда и Людовика, а также шум, поднявшийся в зале среди рядов знати - большинство громко осуждали графа и не верили ему.