И ходила она далее в Исуборский городок, и в Плескове оставалась некое время, уставляя власть княжескую киевскую, ибо за десять лет с прежнего установления разрослись города те и многие веси под себя забрали, а многие межи при том спорными стали. И судила Ольга людей тех кротко и с любовью, и славил ее народ. Оттуда пошла она к Новгороду, и оттуда спустилась до Ладоги, где поставила наместника своего, а не новгородского, именем Акун.

Затем дошла она до Алаборга и перевела оттуда людей многих — одних в Ладогу, а иных на Белоозеро, ибо голодали сильно люди в Алаборге, зане хлеба не родила земля там в лето сие.

После же спустилась великая княгиня до Волги и встретила тут ростовчан. И была с Ольгою часть дружины старшей, кою забрала она с собою. И не стали русы ростовские с ними ратиться, но выказали уважение свое великой княгине Киевской. Она же сказала: «Идите под руку киевскую; одни вы остались на земле Русской вне Киева».

Тогда присоединились из них некие к дружине ее; иные же, задумавшись, отошли прочь к Ростову — знали ведь уже и здесь, сколь богата и сильна русь киевская. Ростовская же русь слаба стала и немногочисленна — иные к Киеву отошли, иные кагану служить стали. Торговля же их мала стала, ибо ловы многие и леса булгары волжские под себя забрали. А вольные русинги уже не русили по Волге и Итилю на Хазаран, но ходили все под Киевом. Киев же держал путь из варяг в греки и сам торговал с Царьградом; а с Хазараном не торговал, находясь с ним в немирье; оттого и Хазаран скудел все более, а из-за того и Русь Ростовская скудела.

И так вернулась Ольга в Киев, прияв много славы от народа русского.

В Греческой земле успе в Бозе Феофилакт-патриарх, получив раны тяжкие при падении с лошади. Новым же патриархом стал Полиевкт.

В лето 6465 (957). Отправила Ольга Свенельда и старшую дружину к Ростову, хотя поставить рядом свой город, киевский, и с ним людей мастеровых. Не хотела она ведь, по христианскому милосердию своему, губить жизни; но велела сделать, как ранее с Хольмгардом сделала — да живут те русы ростовские своим свычаем и обычаем, а княжий город срубить-де отдельно. А дани и оброки разные с земли той да свозить бы уже туда, и для того поставить там повосты и погосты княжеские, и на торгу княжье брать.

А сына своего Святослава оставила Ольга в Киеве, сказав, что неможно град стольный без защиты оставить.

Святослав же с Асмудом, хотя показать хазарам силу русскую, ходили в сие лето в степь; и до Белой Вежи доходили; а с печенегами мир устраивали. И принимали их ханы печенежские в ордах своих как друзей, ибо видели, как и без старшей дружины под рукою отрока уже кованая рать конная ходит, и дивились тому. Не знали ведь они, что знатную часть от даней и выходов отдавала великая княгиня руси своей, дабы могла та купить брони и оружие разное; а чрез то приходили в Киев оружейники и садились тут. А оружие их и справа воинская на торгу продавалась, и вырос торг, а через него Подол вырос. И процветал Киев многолюдством и изобилием великим. И вспоминали многие, как еще недавно скудна была Русь воинами и богатством, и славили мудрую княгиню за то, что распасла землю Русскую.

Ольга же заложила в Киеве терем новый, а в Вышгороде большой терем велела ставить, зная, что через год сядет Святослав на стол Киевский, и должно будет уступить ему хоромы великокняжеские.

Сушь стала великая, и Чернигов погорел едва не весь.

Велела Ольга русам торговым закупить в Царьграде хлеба много; и к Свенельду посылала, велев дани собирать хлебом же — просветлил Бог разум ея, и видела она наперед, что зима голодною будет. Сушь ведь стояла в се лето великая.

Однако и тут помог Христос ей и земле Русской — перед тем, как могли уже совсем погореть поля, пошел дождь великий, и с грозою, и землю напоил.

И многие тогда пришли ко Христу и крестились, ибо вняли словам моим и других клириков, что чрез молитву нашу к Богу милостивому от голода спасена была земля Русская.

Воинство русское на службе у греков билось много в Сирии, и крепость Хадат захватили с помощию Божией. И многие из русов тех стояли по крепостям на границе с агарянами, держа их для греков.

В лето 6466 (958). Святослав вошел в возраст мужеский и сел на стол великокняжеский в Киеве. Возложил же шапку великокняжескую на него Асмуд, а Свенельд рамена ему плащом покрыл.

После же пошли на капище языческое и возносили там хвалы великие идолу Перуна в святилище поганском на горе возле дворца княжеского.

А святилище сие велико, стоит на камнях, кругом положенных, а вкруг них пол глиняный. И посреди стоит столп дубовый, из коего идол Перуна вырезан, лицом на закат обращенный; глаза у него дорогого хрусталя, а ус серебряный. А на четыре стороны света там выступы, на коих столпы стоят в виде идолов резных. А на закатной стороне столп же стоит жертвенный, и тут Святослав, лично Перуну служа как первый вождь руси, ставший верховным жрецом, зарезал двух человек, по жребию волхвов из свободных людей избранных. А волхвы меньшие требы возносили, сжигая внутренности их, и пели гимны бесовские Перуну.

После же был праздник большой в Киеве, и немало бочек меда выкатили по приказанию Святослава на улицы, дабы весь народ мог праздновать. И славили его люди и радовались вельми, а перепившись, пошли вечером бить хазар и иудеев в квартал Козарский.

Ольга же удалилась в Вышгород.

Отпраздновав, стал Святослав собирать много воинов храбрых, желая на хазар идти за обиды русские. И послал он хазарам в Белую Вежу со словами: «Хочу на вас идти».

О Святославе. Таковые послания он позднее всем посылал, на кого войною идти хотел, — столь веровал в силы свои и удачу воинскую; оттого и величался так. И право: всех побеждал Святослав; и доныне побеждает. Покорил ведь каганат Хазарский и царство Болгарское; и греков побил.

А в походах ходит Святослав быстро, словно пардус. Когда позднее печенеги Киев обложили, очень скоро он из Болгарии вернулся и прогнал их. А оттого так, что в походах не возит он за собою ни возов, ни котлов, не варит мяса, но, сам, тонко нарезав конину, или зверину, или говядину и зажарив на углях, так ест, и воинам своим так же делать велит. Не имеет он и шатра, но спит в походе, постилая потник с седлом в головах. Такими же сделал он и всех остальных воинов своих, даже и из старшей дружины, и бояр, — и оттого нет у него обоза, и приходит, когда еще не ждут его, и так побеждает врагов своих; а добычу на взятых у врага возах привозит. Любит же больше конную рать, а судовую не любит, говоря: «Предки наши русили по рекам и великие земли покорили; ныне же русь конной должна быть, ибо против степняков бьется и угров и болгар. Надобно руси уметь на сухопутье воевать, дабы не случилось, как с дедом моим Олегом в великой битве на Дону».

И множество северян призвал Святослав в дружину свою и русью их сделал, а много и алан курянских, и печенегов немало. И так собрал он великий полк на конях латный и оружный из русов, а один из северян донских с аланами и печенегами. А еще два полка сделал латных щитовых пеших, сии из русов составлены; да четыре полка легких пеших, се из славян русских и кривичей.

Но то позже было, а в лето сие исполчил Святослав русь пешую и конную и пошел через северян донских на Белую Вежу, сбирая по пути дружины северские.

Дошед же до Белой Вежи, обрел тут он все войско хазарское. И было оно велико и могуче; и сам царь Иосиф тут был. И не знал Святослав, как и подступиться к силе сей хазарской — со всех сторон стояли те.

И так стояли неделю, переведываясь отрядами малыми удальцов охочих, и не приступали друг на друга. Святослав оттого не делал сего, что мало было войск его в сравнении с хазарскою силою, Иосиф же стоял на месте оттого, что опасался он пешей рати русской, боясь положить в битве с нею половину воинства своего: не было ведь у хазар более ал-ариссиев, и с Хорезмом они немирны были.

Тут сошелся Ингмор с богатырем хазарским в божьем поединке, иже у русов хольмганг прежде назывался. Громаден был тот хазарин и черен лицом, и копье его было, сказывают, толщиною в ляжку воина, а щит — в рост человека. Три раза разворачивались они друг на друга, и три раза Ингмор от копья хазарского уклонялся — первый раз под него ушел, к шее коня прильнув, второй — вправо ушел, с бока коня свесившись, а в третий — в сторону отскакав.