Древляне, обрадовавшись тому, что им казалось глупостью княгининой, собрали от двора по три голубя и по три воробья и послали к Ольге с поклоном. Ольга же сказала им: «Вот вы и покорились уже мне и моему дитяти, — идите в город, а я завтра отступлю от него и пойду обратно в Русь». Древляне же с радостью вошли в город и поведали обо всем людям, и обрадовались люди в городе. Ольга же, раздав воинам — кому по голубю, кому по воробью, приказала привязывать каждому голубю и воробью трут, завертывая его в небольшие платочки и прикрепляя ниткой к каждому.
И, когда стало смеркаться, приказала Ольга своим воинам пустить голубей и воробьев. Голуби же и воробьи полетели в свои гнезда: голуби в голубятни, а воробьи под стрехи, и так загорелись — где голубятни, где клети, где сараи и сеновалы, и не было двора, где бы не горело, и нельзя было гасить, так как сразу загорелись все дворы. И побежали люди из города, и приказала Ольга воинам своим хватать их. А как взяла город и сожгла его, городских же старейшин забрала в плен, а прочих людей убила, а иных отдала в рабство мужам своим, а остальных оставила платить дань.
И возложила на древлян тяжкую дань: две части дани шли в Киев, а третья в Вышгород Ольге, ибо был Вышгород городом Ольгиным.
И пошла Ольга с сыном своим и с дружиной по Древлянской земле, устанавливая дани и налоги, как то советовала преже мужу своему; и сохранились места ее стоянок и погосты, и ловища ее. После того вернулась в город свой в Киеве с сыном своим Святославом.
В начале же месяца августа собрала она посольство знатное и поплыла в Царьград. И прибыла она и посольство русское туда незадолго до Нового года, в конце августа[175]; и на Новый год на представления акробатов и на коляды ходили в Константинополе.
Здесь принимал Ольгу и со послы ея сам император Константин месяца сентября в 9 день, по случаю прибытия ея, и октября 18 дня в воскресенье, по случаю отъезда. А были тут 8 людей ближних великой княгини, люди от сына ее Святослава, 20 послов от всех городов русских, 43 купца, 18 прислужниц великой княгини, переводчики и другие. И я был там, ибо выразила тогда Ольга желание познакомиться ближе с истинною верою, побывав в храме Св. Софии и восхитившись. Сказала тогда Ольга: «Сама не поняла, на земле или на небе я; истинно Божье то творение, хотя и человеческим руками возведенное».
И попросила патриарха Феофилакта дать ей клирика некоего, дабы знакомил ее с Верою Христовой. Но поскольку был патриарх в опале у базилевса за прошлогоднюю попытку вернуть власть отцу его Роману Лакапину, то дошла та просьба до императора, и сам он отобрал меня за знание языка славянского; а патриарх утвердил то. И позже выказывал мне милость базилевс, удостаивая бесед о Руси, когда я ходил с гостями русскими в Константинополь через два года.
А принимал Ольгу сам Константин и с ним багрянородный базилевс Роман II Младший, сын Константина; сей коронован был на Пасху того же лета. Ольга же с близкими, архонтиссами-родственницами и наиболее видными из служанок прошла к нему впереди всех прочих женщин русских, они же по порядку, одна за другой, следовали за ней. За ней вошли послы и купцы архонтов Руси и остановились позади у занавесей. Сев по повелению базилевса, Ольга беседовала с ним сколько пожелала.
И за одним столом сидели базилевс, деспина Елена, супруга его, багрянородные их дети, Роман — багрянородный базилевс, невеста Берта-Евдокия и сама Ольга, которую здесь называли архонтиссою.
И были ей оказаны другие многие милости: не делала она перед императором и деспиною проскинесиса — не простиралась ниц перед ними, но токмо голову наклонила[176]; и беседовала с ними сидя, как уже сказал я; а во время пира допущена была к столу императриц, где восседала рядом с зостами — ближайшими к царице дамами. Разыгрывались также для нее и всякие театральные игрища, а певчие — апостолиты[177] и агиософиты[178], кои присутствовали на этом клитории, — распевали василикии[179].
Когда же беседовала Ольга с Константином, сей увидел, что она очень красива лицом и разумна; подивился ее разуму, беседуя с нею, и сказал ей: «Достойна бы ты царствовать с нами в столице нашей». Ольга же, услышав слова те, говорила о дружбе руси с царем и всею землею Греческою и просила за то не токмо милости сидеть за одним столом с базилевсом, но и дабы признал он за нею регалии царские на Руси, как признали греки за Симеоном, князем болгарским, царское достоинство. И еще просила она обвенчать сына своего Святослава на дочери императора Феофано, для чего примет сама Святое Крещение и сына своего крестит. А за то обещала она помощь русскую воинами для императора.
Наружно соглашался с этим Константин-базилевс, но сказал, что сложно сие сделать, и потому решение он свое скажет при следующем приеме Ольги во дворце. Не хотел ведь император же признавать Ольгу царицею русскою — мало-де за то воинов она ему обещает, шла бы по зову его вся русь на врагов его. Но на то не соглашалась Ольга, говоря: «Али кто в печенегах волен, и в хазарах ли? Уйдет русь, а они налезут на Киев».
И после уговаривал Константин Ольгу; и на ипподром звал ее, где стояла она в ложе императорской рядом с троном императорским.
Долго ждали Ольга и послы русские согласия императора, а стояли в Суде, на кораблях русских; и гневалась на то Ольга, что долго заставляет ждать император великую княгиню русскую; не поторопить бы его полками русскими. И тогда принял император Константин Ольгу вторично; но был базилевс холоден заметно в сравнении с первым приемом, и серебра подарил менее, нежели прежде, а послов от Святослава поместил предпоследними в ряду послов русских. И поняли послы русские, что не желает царь греческий брака дочери своей с сыном княгини.
Договор лишь Игорев подтвердили они.
После же вернулась Ольга в Киев, и была там радость велика; с нею же и я впервые на землю русскую пришел. И узрел, что есть истинно верующие и среди русов; была уже там церковь Св. Илии, а в Любече — еще одна. И велела Ольга по просьбе моей срубить часовню в Вышгороде, где поселила она меня; и там молился за просвещение земли этой.
В лето 6455 (947). Ольга взяла клятвы верности от всех русов и от князей русских племен и земель. На пиру в честь этого сказала Ольга: «Муж мой и тесть мой, и прежние князья русские расширили Русь и укрепили. Я же хочу уставить Русскую землю».
Отправилась тогда Ольга к Новгороду и стала делать то, о чем говорила мужу своему Игорю. Уставила она по Мете погосты и дани, и по Луге — оброки и дани, и погосты, и ловища, и посадила там мужей киевских тиунами и ябедниками — да собирают они дани и да судят именем великокняжеским. А в Новгороде посадила наместником Святослава, а на деле — Асмуда, был бо Святослав мал вельми. Сказала Ольга Асмуду: «Исполнилось сыну моему пять лет; пора отдавать его с женской половины в обучение воинское; ты — его кормилец и воспитатель, и да пройдет он воспитание воинское в Новгороде не как простой воин, но как владетель будущий».
И стало так. А вольным русам в Хольмгарде сказала Ольга: «Князь Иггельд отдал землю сию всю мужу моему под власть великого князя Киевского. Нет здесь более Руси Хольмгардской, но Киевская, а стол киевский здесь в Новом городе стоит, и на нем сын мой, Святослав — се наследник Игорев и Олегов. Клянитесь ему и Киеву в верности, не то сгоню вас с Острова города; а кто не хочет, тому путь чист».
Стало ведь так после того, как вывел отсюда русь Игорь в Новгород — заходили на Остров на торг русинги вольные и там оставались, а дани княжьим тиунам в Новегороде не платили, и немало ссор из-за этого учинялось.
И дали русинги клятву ту, а Ольга дала им хартии на право русинга и торговли русской. И стали они так русингами княжьими; но не русами полноправными, кои в войске русском состоят и за то кормление от великого князя имеют.
