Володя, вместе с помощниками обследуя место преступления — пролом, торговый зал, заднюю комнату, полагал и мыслил, но доброму Пастухову ничего об этом не сообщал, ибо именно так и поступал бы незабываемый Леонтий Савельевич — в свое время учитель и наставник.

Однако, несмотря на эту необщительность, Яков Петрович видел, что молодой человек находится в каком-то затруднении.

— Меховой магазин открывается в одиннадцать? — спросил Володя, когда все осмотрел и обо всем расспросил.

— Так точно! — отрапортовал Пастухов.— Вы, конечно, желали бы взглянуть туда пораньше, сейчас?

Володя задумался, и, видно, по-настоящему.

— Нет, не желал бы,— не сразу и хмуро ответил он, и чувствовалось, что это-то его и занимает: сейчас или не сейчас.— До одиннадцати осталось всего сорок минут. Подождем! — неуверенно, но тоже с умным, задумчивым взором прибавил он.

Володя погрузился в долгое размышление, и вдруг все это с него слетело — хмурь, важность, задумчивый взор. Он озабоченно, уже, видно, осененный догадкой, снова — но теперь живо, нетерпеливо — подошел к пролому в стене, заглянул внутрь. Попросил у девушек-продавщиц зеркальце и, на вытянутой руке высунув его, как перископ, в пролом, провел им по всей окружности, видя теперь дыру со стороны мехового магазина...

И тут будто сквозь угрюмые тучи ударил веселый, восхитительный луч солнца. Володя засмеялся. Хмурь сошла с его лица, на щеках с девичьим румянцем — вдруг ямки. Он быстро подошел к Пастухову.

— Простите, вас как зовут? — с непонятной веселой любезностью спросил он и, узнав, радостно проговорил: — Вот именно, будем ждать, Яков Петрович! Не сейчас, а будем ждать...

Впрочем, это был действительно только луч — хмурь опять заволокла Володино лицо. Он, видимо, понял, что его радостное оживление может кое-кого-навести на кое-какие мысли, догадки, а он не хотел, не мог по служебному положению этого сделать. И Володя вернулся к личине умного, опытного и пожилого работника розыска.

В меховом магазине повторилось то же самое, что и при открытии овощного: директор и продавцы вошли в помещение и почти тут же заметили неровный — но так, что мог пролезть человек,— пролом в левой стене, смежной с овощным магазином.

Поднялась суета. Часть продавцов бросилась к полкам, шкафам, чтобы установить пропажу, другие — к дыре в стене.

Володя вместе с одним из своих сотрудников зашел в магазин следом, и на них — из-за таких событий — не обратили внимания. Входя, он проверил, что табличка «Закрыто» еще висит на двери, задвинул засов и подошел к людям, столпившимся неподалеку от пролома.

Внизу пролома лежали вынутые кирпичи, и какой-то смышленый продавец приказал: ни к ним, ни к дыре до прихода угрозыска не подходить. Возбужденно, перебивая друг друга, продавцы говорили об одном:

— От нас лезли.

— Нет, к нам.

— От нас...

— Это что же! От чернобурок, от соболей полезли за капустой, да? Рубль кило! Да? Картина!

— Ты меня не выставляй! Я говорю, что вчера перед закрытием он где-нибудь у нас в магазине затаился, а ночью пробил стену и вылез в овощной! У них черный ход ведь на щепочку запирается!

У Володи тревожно мелькнуло: «Могло быть и так...» Недавно, когда он еще находился в овощном, с ним произошло важное незримое событие: он сменил одну версию на другую. Это было не так приятно: поверил, утвердился в одном, и вдруг новая версия, как луч, осветила все происшедшее, и ему все стало ясно. Он тогда засмеялся, он обрадовался, что перед ним такое простое, а потому эффектное дело. Но сейчас, услышав новый для себя вариант — вор, ища из мехового магазина безопасный выход, пробил стену и вылез через черный ход овощного, встревожился. Это опрокидывало его новую версию. Однако ненадолго: он вспомнил, что черный ход в овощном был закрыт не на щепочку. Но, может быть, тогда направляют его на ложный след? И он стал всматриваться в человека, который сказал это. Нет, ничего такого не было — светлоглазый, спокойный, рассудительный (это он распорядился не подходить близко к пролому).

— А могло быть и обратно! — наступал на этого светлоглазого худощавый, смотрящий исподлобья молодой продавец.— Обратно! Сперва он вынул в овощном эту щепку, а потом разобрал стену и влез к нам... С улицы-то к нам ведь ни один дурак не полезет. А ушел тем же щепным ходом, которым и вошел.

Кто-то сказал, что могло быть и так, но Володя про себя улыбнулся: «Вот этого-то уж никак не могло быть!» Он теперь крепко держался за свою новую версию, ибо она была, по его мнению, и правильной и единственной.

...Из заднего помещения магазина вышли трое. Володя догадался, что представительный человек с бледным озабоченным лицом, устало идущий впереди, директор магазина. Подойдя к своим людям, стоящим у пролома, директор сказал, кивая на двух пришедших с ним продавцов, которые, видимо, ему помогали, что похищено семнадцать чернобурок и шесть соболей.

— Почему-то из правого шкафа соболей не взял,— сказал он, грустно усмехнувшись,— а только тех, которые были вместе с чернобурками.

— Спешил, наверное, или не догадался,— заметил светлоглазый продавец.— А под стеклом, Федор Трофимыч, смотрели?

— Под стеклом тоже цело...— Директор кивнул на пролом.— Звонил... Оперуполномоченный уже выехал.

Володя понял, что пора представиться. Он шагнул вперед.

— Я уже здесь, товарищ директор...— сказал он, смущенно улыбаясь.— И не потому, что оказался сверхоперативным, а просто потому, что ваш овощной сосед,— он показал на пробравшегося в магазин краснолицего Пастухова,— раньше открывает свое заведение и потому раньше позвонил.

И он, попросив отойти, не загораживать свет, приступил к осмотру. Позади него продолжалось обсуждение происшедшего, что для него было, пожалуй, более важным, чем осмотр пролома, который он достаточно хорошо исследовал, еще находясь в овощном.

— Тут некоторые граждане безответственно выступают! — услышал он громкий обиженный голос Пастухова, голос, каким оправдываются на общих собраниях.— Будто у нас черный ход запирается черт те на что! Нет-с! Никакой там щепки не было. Запор там правильный и по полной форме..,

— Это как предположение! — отозвался худощавый молодой продавец, смотрящий исподлобья.— В том смысле, что не строго. Кто за морковкой, за капустой полезет? Он-то не кролик был!

— Безразлично-с! Для нас, государственных служащих,— Пастухов все еще чувствовал себя, как на общем собрании,— все равно, что десять копеек, что десять тысяч рублей! Должны сохранять! Морковка! Капуста! — Он насмешливо гмыкнул.— А персики?

«Кому что! — весело подумал Володя, как заправский сыщик, в лупу разглядывающий края пролома.— У ювелиров на первом месте бриллианты и платина, а у этих капустников — персики!»

Весел он был потому, что тот самый луч догадки, который принес ему вторую версию, опять дал о себе знать. Луч лег на два чистых пятна (Леонтий Савельевич в свое время говорил о них: «Не только горячая, но и очень холодная вода обжигает руку. Так и вычищенное пятно — тоже пятно!»). Правда, такие пятна призрачны: то чуть заметны — и то, пожалуй, только потому, что ждешь их! — то при каком-то повороте к свету и совсем исчезают...

Так и сегодня: то будто есть, то будто нет... Но они должны быть!

Еще поджидая в овощном открытия мехового магазина, Володя мысленно представил не только всю картину событий, согласно той последней версии, которую он принял, но увидел и подробности. Например, крошечные крупинки кирпича, которые попали проломщику стены под колени и были им, незаметно для него, раздавлены... Предусмотрительный вор мог разложить газету — он и это тогда представил,— но кирпичные крошки, пыль попали и на газету. И их потом пришлось счищать...

Это было еще в овощном, в воображении, а вот они и в действительности!.. Версия его, пугая своей простотой и отчетливостью, укреплялась все более и более, и Володя боялся сейчас только одного: не полетело бы все это к черту! Уж очень откровенно, настойчиво все идет одно к одному — не ведет ли его, мальчишку, кто-то хитроумный не в ту сторону?..