Между тем уязвимым пунктом приведенного толкования причин вымирания животных мамонтовой фауны является наличие более ранних потеплений климата и вероятное существование миндель-рисской (окско-днепровской) и рисс-вюрмской (днепровско-валдайской) межледниковых эпох. Почему мамонты, носороги, степные бизоны, овцебыки не погибли в Евразии еще в результате тех потрясений, а продолжали процветать до голоцена?! Ведь, судя по палеогеографическим реконструкциям палеогеографов, перестройка ландшафтов в рисс-вюрме была не менее сильной, чем в послеледниковую эпоху.

Ответов на это возражение может быть несколько. Возможно, что плейстоценовые холодные ландшафты развивались все же более или менее ортогенетически и своей кульминации достигли лишь в последнее — вюрмское (валдайское) оледенение. Доказательством этому служит как будто общее направление развития мамонтовой фауны, и не случайно В. И. Громов (1948), изучая ее, пришел к выводу о существовании лишь одного оледенения.

Преобладание степных видов животных в самых различных точках местонахождений на протяжении всего плейстоцена говорит о большом развитии лесных ландшафтов только в послеледниковье.

Второе объяснение заключается в том, что адаптивные возможности (морфофизиологическая и экологическая пластичность) зверей были уже исчерпаны к концу последнего оледенения, и поэтому они не выдержали третьей встряски.

Наконец, третье объяснение — это нараставшее в небывалых дотоле масштабах влияние человека. Популяции зверей мамонтовой фауны, обитавшие на арктических просторах, были отрезаны развившейся широкой зоной тайги от таких же степных популяций в Европе, в Казахстане и Забайкалье и уничтожены потеплением — преобразованием тундростепи в тундру. Но, сохранившись в степной зоне Европы и Азии, степные популяции мамонтов и копытных стали испытывать именно здесь все возраставший пресс со стороны позднепалеолитических и мезолитических племен. С эпохи бронзы и раннего железа, при одомашнивании лошади, такое воздействие нарастало как лавина.

При всем этом следует вновь признать, что процесс вымирания плейстоценовых млекопитающих не носил абсолютно универсального характера. Разные звери вымирали по-разному и не одновременно. Некоторые крупные виды сохранялись в убежищах — рефугиях — вплоть до исторической эпохи и даже до наших дней. Подобные убежища давали либо крупные горные сооружения, либо малонаселенные человеком массивы леса, пустынь и болот. Такими были леса Беловежа для тура и зубра, горные леса западного Кавказа — для лося, кавказского зубра и пещерного медведя, тростниковые болота и тугаи Сырдарьи, Амударьи, Куры, Тигра и Евфрата для тура, оленя, кабана, льва и тигра. Наконец, нагорные степи Тибета и пустыни Монголии сохраняли до середины XX в. дикого яка, антилопу оронго, дикого верблюда, лошадь Пржевальского и кулана, а холодные и малоснежные участки островов Североамериканского архипелага и Гренландии — овцебыка.

После приведенного обзора может показаться, что в проблеме жизни и смерти мамонтовой фауны не осталось нерешенных вопросов. Это далеко не так. В последние десятилетия мы были свидетелями совершенно неожиданных проявлений жизненной стойкости одних видов и угасания других. При этом наши попытки рационального объяснения причин того и другого оказывались на поверку слишком банальными. В качестве недавних примеров можно привести лося, сайгака, речного бобра, ондатру и енотовидную собаку. Поразительные вспышки размножения и быстрого увеличения популяций и ареалов двух первых могут быть объяснены антропогенными воздействиями на ландшафты и социальными преобразованиями только отчасти. Иное дело с обоими земноводными грызунами — они действительно были расселены искусственно и быстро заняли давно свободные «экологические ниши». Енотовидная собака исчезла в Европе и Передней Азии около миллиона лет тому назад. В наши дни попытки вновь поселить ее в средней России привели к тому, что она неожиданно молниеносно расселилась до Ламанша. Наряду с этим мы наблюдаем быстрое и неуклонное вымирание других хищников — тигра, барса, ирбиса, гепарда, полосатой гиены и ... европейской норки.

Не исключено, что на протяжении веков в популяциях видов существуют колебания плодовитости, еще слабо поддающиеся разумному объяснению, прогнозам и контролю. Ведь повседневно мы все более убеждаемся в многогранности эволюции организмов.

Новое направление решению проблемы вымирания, быть может, дадут биохимия, молекулярная биология и микробиология. Предпосылки для проникновения в тайны эволюции белков, природы иммунитета и изучения выживаемости микробов, возможно, будут получены и при исследовании образцов мерзлых тканей мамонтов, пролежавших в грунтах многие тысячелетия.

Автору этой книги на лекциях о мамонтах обычно задают множество вопросов. В чем, например, заключается основная ценность мамонтов и других вымерших представителей мамонтовой фауны, зачем нужны их исследования и новые поиски костей, скелетов, мерзлых туш? Можно ли и нужно ли попытаться «воскресить» этих загадочных великанов? Будет ли от живого мамонта научная и практическая польза или достаточно показывать скелеты и чучела этого животного в музеях и попытаться возродить промысел мамонтовой кости?

Прежде всего укажем вновь, что мамонт и его вымершие спутники десятки тысячелетий составляли среду, окружавшую первобытных людей, и были основой существования наших далеких предков. Именно эти животные обеспечили эволюцию человечества в Северном полушарии на протяжении каменного века. Знать же в деталях свою собственную историю — естественный долг любого культурного человека и целого народа.

Изучая особенности морфологии мамонта и его спутников, восстанавливая их образ жизни, мы стремимся полнее воссоздать экологическую обстановку эпохи их существования и лучше понять причины, вызвавшие разрушение (вымирание ряда видов) мамонтового фаунистического комплекса. Такие представления могут дать основу для прогнозов при планировании хозяйственного освоения ландшафтов и животного мира, в частности опытов реакклиматизации животных (например, овцебыка в современной тундре Сибири). Наконец, мерзлые ткани давно вымерших существ представляют исключительно благодарный материал для изучения выживаемости микробов, сохраняемости клеточных структур, состава и эволюции белков, определения геохронологических дат.

Каждая документированная находка костей мамонта, а тем более мерзлой туши дает новый фактический материал для расшифровки возраста и генезиса четвертичных отложений. Так называемые опорные геологические разрезы четвертичных толщ лучше всего характеризуются остатками мамонтов и сопровождающих их видов — лошадей, оленей, бизонов, речных бобров, медведей. При геологическом обосновании устройства грандиозных плотин и водохранилищ в долинах равнинных рек геологи-проектировщики руководствуются именно такими фаунистическими данными.

Наконец, изучение истории животного мира четвертичного периода имеет самое непосредственное отношение к проблеме охраны природы, которая все больше тревожит сознание современного человечества. За небольшой в геологическом смысле срок частично при участии человека и независимо от него в фаунах континентов произошли очень серьезные изменения, и при этом не в лучшую сторону. Фауна Северного полушария резко обеднела видами зверей, которые в иных, управляемых человеком условиях могли бы быть введены в хозяйственный оборот. Человечество же послеледниковой эпохи сумело спасти лишь небольшую часть обреченных видов в измененном, одомашненном виде.

Что касается возрождения промысла мамонтовой кости, то в прежних масштабах он вряд ли будет организован. При наличии развитой промышленности полимеров потребность в натуральном сырье — мамонтовой кости для технических целей резко ограничена. Роль же костерезной промышленности в национальном продукте страны мизерна, и вряд ли изготовление массовых сувениров будет оправдывать затраты на поиск и вывоз бивней.