О г н е в (волнуясь). Не в этом главное, Алексей Иванович. Середкины возводят свои пороки в степень добродетели, а Долгополовы их окрыляют. Мириться со всем, что здесь творят Середкин и Долгополов, значит, обречь совхоз на прозябание и в будущем.

С а м о х и н (горячо). Факт! Ас Долгополовым надо разобраться, Алексей Иванович. Откровенно говоря, и я и ты слишком многое ему передоверили… И я думаю, что дело не только в раздутом Долгополовском самолюбии, а гораздо сложнее… Факт!

Х л е б н и к о в (с досадой). Так. Значит двое против одного? Ну что ж, давайте разберемся подробнее (иронически) в наших разногласиях… Хотя я считаю их второстепенными. Главное — план, он одобрен.

С а м о х и н. План только начало. А люди? А руководители?

О г н е в (горячо). План требует упорного труда. Идея плана должна дойти до сознания, до сердца. (Телефонный звонок. Хлебников берет трубку.)

Х л е б н и к о в (отрываясь от трубки). Вот пожалуйте: завтра мой доклад на бюро райкома о состоянии совхоза, будут, конечно, ругать… а предупреждают накануне. Ну, я сажусь за доклад. Работы на всю ночь. Придется наш разговор отложить… Сейчас мне схему отчета будут передавать по телефону. (Берет трубку.)

О г н е в (Самохину в дверях). Не нравится мне такая… преамбула. Боюсь за последствия…

С а м о х и н (Огневу). Ничего, Алексея Ивановича уломаем.. А если потребуется, то и сломаем… Факт!

Н и к о л а й (появляясь в дверях). Разрешите завод…

(Хлебников, прижимая телефонную трубку плечом к уху, машет на него обеими руками. Николай, Самохин и Огнев уходят.)

Х л е б н и к о в (в трубку). Здравствуйте! Большая схема? (В ужасе.) Шестьдесят вопросов?! (Подвигает к себе торопливо лежащую на столе стопу бумаги и берет несколько карандашей, продолжая придерживать трубку телефона у уха плечом.) Есть! Та-ак. (Записывает.) Наличие, валсбор, в гектарах, в центнерах. Лошадей, волов, тракторов, автомашин, людей, прибылей, убытков. (В сторону.) Самая страшная графа — убытков! (В трубку.) Так… По видам работ, по месяцам, по декадам, по дням. У-уф! (Вытирая вспотевший лоб рукавом, отрываясь от трубки, в сторону.) Вот она как нас заедает — текучка-то эта, проклятая!

З а н а в е с.

Большое поле. Кругом много пней. На переднем плане две кудрявые березки.. Долгополов и Середкин выходят, разговаривая.

С е р е д к и н. Изобьют меня опять, Ферапонт Константинович, чувствую. За предплужники и ручной сев строгий выговор по партийной линии имею. Теперь за хлебосдачу потянут. Ну, что я сделаю, если хлеб не родится? Эх, подвел меня дед Панфил своими прогнозами. (В сторону.) А тут еще Самохин наседает с конспектами, как будто они в бурьянах растут.

Д о л г о п о л о в (доставая и развертывая тетрадь). А по выработке на трактор в переводе на мягкую пахоту вы на первом месте, Кузьма Петрович.

С е р е д к и н (оживляясь). На первом? Я?

Д о л г о п о л о в. И по существу премия-то вам все-таки причитается.

С е р е д к и н. Ну, вот! Принесло же на мою голову этого Огнева в совхоз. Теперь еще с Волчьими ямами канитель развел. Болотом гриву удобрять — где это видано? Земли что ли нехватает?! Одних пастбищ сколько! И что думает директор? В рот, говорят, смотрит Огневу.

Д о л г о п о л о в. Алексей Иванович? Не сказал бы… (Трусливо оглядываясь.) Замечаю я: черная кошка между ними прошмыгнула. И началось, между прочим, из-за вас, Кузьма Петрович.

С е р е д к и н (в испуге). Из-за меня?

Д о л г о п о л о в. Огнев потребовал вашего снятия, а директор против.

С е р е д к и н. Меня! Да я этот совхоз начинал строить, первым трактористом был… на «фордзоне»!

Д о л г о п о л о в. А Огнев: ну и пусть, мол, опять в трактористы идет, на колесник…

С е р е д к и н (гневно). Я? трактористом? на колесник? (Вне себя.) Да я в обком буду жаловаться, до самого министра, до Верховного Совета дойду!

Д о л г о п о л о в (пристально наблюдая за Середкиным). Но Алексей Иванович говорит: «Стоп, отставить, не позволю!»

С е р е д к и н (с нетерпением.) Ну!

Д о л г о п о л о в. С тех пор и началось между ними. Но я, между прочим, думаю, Кузьма Петрович, вам, как коммунисту и ветерану, надо… (Мнется).

С е р е д к и н (с тревогой). Что?

Д о л г о п о л о в (твердо). Выступить!

С е р е д к и н (отмахиваясь обеими руками). Нет, я не речист. Да и сделают они из меня яичницу! Нет, нет — на собраниях я говорить не умею!..

Д о л г о п о л о в. Чтобы! Зачем на собраниях? (Таинственно оглядываясь.) Заготовлено мной такое заявленьице в литературном стиле… от имени старых кадров… подпишите, скажем, вы и еще несколько человек.

С е р е д к и н (недоверчиво). Это для чего же?

Д о л г о п о л о в (достает бумагу, вложенную в тетрадь). Описаны тут все огневские авантюры, все гонения… И пошлем мы его в областную газету, в обком, министру, можно и в Верховный Совет, а я тем временем…

С е р е д к и н (колеблется). Коллективное заявление! А вы?

Д о л г о п о л о в. А я тем временем Алексея Ивановича подготовлю. (Шопотом.) Ведь Огнев куда гнет: Алексея Ивановича спихнуть и на его место сесть — директором!

С е р е д к и н (в ужасе). Ну, тогда мы вместе с вами пропали, Ферапонт Константинович!

Д о л г о п о л о в. В том-то и дело!

С е р е д к и н (решительно). Давайте бумагу. Подпишу.

Д о л г о п о л о в (берет Середкина под руку и ведет влево). Сейчас я вам все разъясню: главное — больше подписей… (Уходят. Где-то близко тарахтит трактор, потом мотор глохнет. С топором в руках входит Прохор.)

П р о х о р. Чистая беда — опять задний предплужник землю роет. (Осматривает березки.) Лесину на жердь срубить — корпус приподнять? (Чешет в затылке.) Верно! (Срубает одну из березок и отесывает. С поля подходит увешанная кульками Елена Павловна.)

Е л е н а  П а в л о в н а. Здесь было две березки. (Увидев жердь в руках Прохора.) Это вы срубили кудрявую? Что вы сделали, Прохор!

П р о х о р. (В замешательстве, роняя топор). Пришлось так. Жердь надо. (Чешет в затылке.) Да и не знал я, что она у вас на примете. (Взглянув на Елену Павловну.) Экая беда! Дернуло меня… Опять в историю попал.

Е л е н а  П а в л о в н а. Почему вы такой? В тот раз пахал без предплужников. Сейчас последние березы рубит.

П р о х о р. В тот раз приказали, а сейчас… сам недодумал.

Е л е н а  П а в л о в н а. А мы здесь березы и сосны сажать собираемся. Как вы думаете, Прохор, для чего?

П р о х о р. Известно, чтобы мягче воздух у хлебов был.

Е л е н а  П а в л о в н а (оживляясь). Вот! Чтобы мягче воздух у хлебов был, чтобы не сохли они летом, чтобы река не мелела. А знаете, сколько здесь раньше берез было?

П р о х о р (бойко). Да мы тут пацанами в войну играли. Роща была… (Печально.) Повырубали.

Е л е н а  П а в л о в н а (мечтательно). Рассказывают, собрал, будто, недавно товарищ Сталин самых главных агрономов в Москве и говорит: давайте леса сажать на Волге, чтобы суховеи урожаев не губили. И составляет, говорят, такой план.

П р о х о р. Сталин?!

Е л е н а  П а в л о в н а. Да. А мы?

П р о х о р (роняя жердь). Эх и башка у меня непутевая! Ну, что ты сделаешь? И всегда вот так: потом одумаюсь, а уж поздно!

Е л е н а  П а в л о в н а. Сделаем так: во-первых, вы больше деревьев рубить не будете…