Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (зло). Сомневаюсь, молодой человек. Судя по тому, что я здесь видел, едва ли вам придется подводить итоги. (Долгополову.) Как вы полагаете, уважаемый?

Д о л г о п о л о в (с первых же слов профессора оправился от растерянности). Во всяком случае, многое из того, что делает здесь коллега Огнев, кажется мне бесплодной затратой сил и средств.

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (поучительным тоном Огневу). Вот видите! Природа, молодой человек, мстит за легкомыслие — да-да, и вы будете биты. Надо быть реалистом, молодой человек!

О г н е в. Сидеть у моря, пока не расщедрится природа — это бы хотите сказать? Вы, что же, Никодим Витальевич, как эксперт такое заключение делаете? Разоружить нас хотите?

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (надменно). Во всяком случае я намерен осудить ваши опыты и бесплодный риск.. Надо знать меру, молодой человек. Считаться с тем, чему вас когда-то учили мы… (Пауза). Да. Я намерен осудить…

(Протяжный звук гонга. Прохор стремглав бросается из шалаша с криком: «Пересмена!». Никодим Витальевич шарахается от него в сторону.)

О г н е в. В таком случае, повторяю, не завидую вам, доктор. Не мы, а вы будете биты!

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (теряя самообладание). Нет — это изумительно! Вы обвиняемый, а ведете себя, как прокурор.

(Из глубины сцены, справа от шалаша появляются и останавливаются не замеченные Огневым и Никодимом Витальевичем Хлебников и Середкин. С левой стороны шалаша подходит Макар Трофимович, Самохин, Павел, Лиза, Николай, окруженные трактористами и трактористками. Они тоже останавливаются, не замеченные спорящими. Хлебников и Середкин также не видят подошедших с другой стороны людей.)

О г н е в (гневно, делая шаг к Никодиму Витальевичу). Кто что, разрешите спросить, нас обвиняет?

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (важно). Наука.

О г н е в. Какая наука?

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч. Мировая!

О г н е в. Такой науки нет! А суда лженауки, разоружающей практиков, мы не признаем. Мы сами ее судим — науку предельщиков. Кабинетчики, зарабатывающие себе ученые звания на бесплодной возне с генами, делающие смехотворный подкоп под настоящую науку, хотят быть прокурорами и судьями?! Или бесхребетные и беспомощные деляги, утратившие чувство цели, вроде уважаемого «коллеги» Долгополова, люди без страсти и дерзаний? Или Середкины, у которых вы с помощью Долгополовых разжигаете допотопные инстинкты рабского преклонения перед стихиями — не они ли прокуроры?

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (увидев группу людей и Макара Трофимовича). Но позвольте, тут народ кругом и, кажется, комиссия…

О г н е в (никого не замечая, в пылу негодования). Или дилетанты, желающие комиссарить, но считающие ниже своего достоинства изучать закономерности, без знания которых царствовать над природой невозможно, — они прокуроры и судьи? Такие авторитеты мы признать не можем? У нас есть своя, подлинная наука — наука Тимирязева, Сеченова, Докучаева, Костычева, Павлова, Мичурина, Вильямса, Лысенко! У нас есть свой судья — партия, Руководимая самой передовой сталинской теорией и победоносно ведущая за собой самый героический и талантливый народ. (Никодиму Витальевичу и Долгополову.) А вы только в ногах путаетесь!.. Это про вас великий Павлов сказал: вы не видите фактов, потому что у вас нет в голове идеи… (Говоря, Огнев наступает на Никодима Витальевича и Долгополова, которые пятятся от него в сторону, где стоят Хлебников и Середкин.)

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (в крайнем возбуждении). Вы не имеете права шельмовать заслуженных деятелей науки… Мальчишка! Молокосос! Авантюрист!

(Долгополов, увидев Хлебникова, бросается к нему и о чем-то горячо говорит.)

Х л е б н и к о в (выступая впереди Никодима Витальевича, Огневу). Здесь не митинг, я полагаю, и по отношению к представителю центра вы не имеете права…

(Середкин, вставая рядом с Хлебниковым, хочет что-то сказать, но ничего, кроме угрожающего жеста, у него не получается. В это время Самохин, Павел, Николай, Лиза, Ермилыч и за ними трактористы и трактористки подходят и становятся плотной группой за спиной Огнева. Макар Трофимович остается на месте, наблюдая.)

П а в е л (резко Никодиму Витальевичу). Товарищ Огнев прав и оскорблять его мы не позволим. Народ не разрешит вам проповедывать свои вредные теории.

Л и з а. Это еще вопрос — кто авантюрист!

Н и к о л а й. И какая наука настоящая!

Е р м и л ы ч. Хватит с нас лаптем щи хлебать. Хватит!

С а м о х и н. Как? Алексей Иванович? Ты все-таки с ними?

О г н е в (изумленно оглядываясь). Извините, товарищи, мы кажется, немного увлеклись…

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч (подходит к Огневу). Товарищ Огнев? (Протягивает ему руку.) Будем знакомы. Секретарь об кома партии…

О г н е в (радостно, пожимая протянутую руку). Товарищ Макар! (Спохватившись.) Извините, в совхозе вас так зовет народ.

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч. Мы ведь давно знакомы. Я здесь вырос, работал трактористом вместе с Кузьмой Середкиным. Отсюда меня на учебу послали и здесь же я работал агрономом, а потом директором. И я искренне рад за вас, товарищ Огнев, за вас и за хозяйство.

О г н е в. За меня еще рано. Я еще…

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч. Дело вы начали большое, партийное. Спасибо! Я лет тринадцать тому назад, директорствуя здесь, только нащупывал то, что вы сегодня делаете. Смело, дерзко, настойчиво, — так и надо! Используем ваш опыт во всех районах.

О г н е в (вне себя от радости). Значит, на нашей улице праздник! Значит, наше дело будет расти, шириться?

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч (твердо). Да!

Н и к о д и м  В и т а л ь е в и ч (Макару Трофимовичу). Но, позвольте, должна же быть какая-то комиссия, говорят. Надо заседание провести.

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч (показывая на людей, стоящих за Огневым). А это чем не комиссия? Народ?! Остается только выводы сделать. Да это и не трудно… Ведь речь идет о чем: за или против подлинной науки, за или против сталинского плана преобразования природы.

Х л е б н и к о в. Макар Трофимович! Но ты еще с нами не говорил…

Д о л г о п о л о в (робко). Надо же в узком кругу разобраться!

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч (иронически). В узком? Ишь как хитер твой помощник, Алексей Иванович… Безобразничал и подличал в широком кругу, а отвечать хочет в узком.

Х л е б н и к о в. Но у меня есть свои соображения…

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч. Знаем. Люди и в бригадах и в конторе мне все рассказали, и имей в виду, очень много нелестного для тебя, Алексей Иванович. Твой рапорт в трест и главк, например, с требованием — убрать Огневых из совхоза… тоже соображение? А вот о том, чтобы расчистить этим людям дорогу вперед (показывает на народ) — об этом ты не думал? Ну что ж, придется нам за это дело взяться!..

Х л е б н и к о в. Но разве я не могу сам, разве я…

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч. Нет. Ты уже не можешь! Ты привык, действительно, комиссарить и келейно решать все вопросы, а неприятные, острые — откладывать. Ты возомнил, что украшаешь собой пост, на который поставила тебя партия. Ты забыл, что руководить — значит предвидеть… Ты разучился отличать новое от старого, здоровое от гнилого. И поэтому оказался в плену у… Долгополовых, потворствуешь Середкину Кузьме.

С е р е д к и н. Макар Трофимович, я теперь сам вижу: виноват. Я обещаю исправиться.

М а к а р  Т р о ф и м о в и ч (Середкину). А я теперь не верю. Сколько раз ты обещал партбюро и райкому взяться за учебу и до сих пор только собираешься… От курсов отказался. На авось надеешься?.. Думаешь, кривая вывезет?..