Нижняя часть зала представляла собой воронку. Девять концентрических кругов сходились книзу, где можно было увидеть черное отверстие. Спускаясь туда, тамплиеры обменивались между собой замечаниями:

— Знакомая картина.

— Неужто и здесь тоже самое?

— Вполне возможно.

— Кругов девять?

— Девять.

— Обидно будет, если опять пусто.

Подойдя к черному колодцу, расположенному на дне воронки, Бертран де Бланшфор бросил в него свой факел. Жан удивился тому, каким привычным жестом он это сделал. Но куда удивительнее оказалось то, что колодец, похоже, не имел дна. Факел уменьшился до светящейся точки, затем и точка угасла, будто улетев в бесконечность.

— Лучшее место для того, кто хочет припрятать чей-нибудь труп, не так ли, комтур Жан? — осклабившись, произнес магистр.

— Что это? — в ужасе спросил юноша.

— Я и сам задаю себе этот вопрос. Точно такие же скважины нам удалось обнаружить в Ренн-ле-Шато и неподалеку от Вероны, — ответил Бертран. — Судя по указаниям латинского свитка, подобных дыр существует множество. Нам пришлось немало потрудиться, что бы вычислить местонахождение скважины, о которой изначально было известно, что она расположена в Арморике. И вот она у наших ног. Отныне вы, комтур Жан, будете стражем этой бездонной шахты.

— А какова глубина ее? — поинтересовался Жан.

— Этого нам не узнать, да и не нужно. Плита, приваленная к входу в подземелье Ренн-ле-Шато, имела надпись: «Terribilis est locus iste».note 6 Странно, что подобной надписи не оказалось тут. Возможно, обитатели здешних мест боялись медведя, или ясень у них был каким-то знаком, что сюда нельзя. Здесь ведь обитали друиды, обожествлявшие деревья. Жорж, все ли готово к спуску?

— Да мессир. Я готов, — отвечал тамплиер Жорж де Куртре. — Позвольте, на сей раз, мне самому обследовать шахту.

Тонкий, но судя по всему прочный канат, целая бобина которого была прихвачена тамплиерами с собой в подземелье, привязали к поясу коннетабля Жоржа. Остальные взялись за канат и стали спускать смелого тамплиера в ужасную дыру, имеющую в диаметре порядка трех локтей, а то и меньше. Бобина разматывалась, уменьшаясь и уменьшаясь, а из жуткой глубины не слышно было никаких звуков.

— Похоже, что опять… — начал было Бертран де Бланшфор, как вдруг из мрака, в котором еле видно было свет факела Жоржа, раздался крик:

— Е-е-есть! Ха-ха-ха! Есть!

— Что там? — чуть не свалившись в дыру от охватившего его волнения, закричал магистр. Но коннетабль молчал некоторое время, потом из невероятной глубины донеслось:

— Тяните!

Бертран де Бланшфор велел сделать на канате отметку, после чего тамплиеры стали вытаскивать Жоржа. Нетерпение читалось в их вспотевших лицах, озаренных алым светом факелов. Когда де Куртре наконец появился, все ахнули — в руках у него был круглый золотой щит, лицо его сияло так, что, казалось, в подземелье сделалось вдвое светлее. От восторга он несколько секунд мог издавать лишь какие-то нечленораздельные звуки. Все жадно разглядывали находку. Щит был явно очень древний, золото в некоторых местах потускнело, а кое-где виднелись почти черные пятна, едва ли не все его пространство занимало изображение гексаграммы, вписанной в шестилепестковую розу, в центре этого выпуклого изображения виднелись еврейские буквы.

— Дени, — обратился Бертран де Бланшфор к смуглому тамплиеру. — Что тут написано?

Дени подошел ближе к реликвии, провел пальцами по выпуклым буквам, читая их, как читают надгробия слепые, и ответил:

— Сила и мышца моя — Господь.

— Это щит Давида, в том нет более сомнений, — дрожащим голосом промолвил Бертран де Бланшфор.

— Щит Давида… Щит Давида, .. — повторил трепетно каждый из тамплиеров, стараясь прикоснуться к священной находке.

— Там было еще что-нибудь, Жорж? — спросил магистр.

— Нет, мессир. Там было лишь небольшое углубление в стене шахты, и в нем покоилось это. Но можно ведь спуститься глубже, хотя там, докуда я спустился, дышать было нечем.

— Роза Сиона, — вновь обратив свой взор на реликвию, блаженно произнес Бертран де Бланшфор. — Комтур Жан, поздравляю вас, вам довелось в столь юном возрасте присутствовать при грандиозном событии. Много столетий назад римляне, разграбив и разрушив храм Соломона в Иерусалиме, привезли в Рим множество священных реликвий иудеев — ковчег Завета, в котором хранились скрижали, данные Моисею на горе Сион, великий семисвечник, который евреи называют Менора, магические перстни Соломона, гусли и щит Давида и многое другое. Потом, когда Римская империя стала разваливаться, какие-то неизвестные ценители всех этих сокровищ стали искать способ перепрятать их в надежное место. Тогда, по-видимому, ими и были обнаружены в разных странах империи эти бездонные подземные скважины. Хотя, скорее всего, знание о них принадлежало человечеству гораздо раньше. В свитке, найденном нами в подземельях Тампля, колодец, находящийся на вершине горы Броккум, неподалеку от Вероны, назван «дорогой Энея к Анхизу». Но колодец Броккума, как и в Ренн-ле-Шато, оказался пуст. Нам удалось обнаружить лишь сами тайники, в которых уже ничего не было, кто-то успел побывать там до нас и поживиться. Сегодня нам крупно повезло, мы завладели щитом Давида, розой Сиона. Остается лишь с горечью гадать, что находилось в опустошенных тайниках и в чьи руки попал, может быть, сам ковчег Завета или волшебные перстни мудрейшего царя Израильского, Соломона.

— Теперь, — решил вставить свое слово в разговор коннетабль Жорж де Куртре, — когда у нас в руках щит Давида, мы можем восстановить единство Ордена и сокрушить всех нечестивых предателей и самозванцев, которые как проказа разъедают Тампль.

— Нет, не теперь, — возразил магистр. — Теперь вы снова спуститесь в шахту и положите реликвию туда, где она находилась. Мы должны дождаться, когда сарацины разгромят крестовый поход, когда среди нынешних, так называемых тамплиеров начнется раздор, когда негодяи Бернара де Трамбле сшибутся с негодяями самозванца, именующего себя Андре де Монбаром.

И когда они разобьют себе головы, явимся мы, неся в руках Розу Сиона — щит царя Давида. А покамест мы спрячем нашу реликвию на место и как зеницу ока станем охранять Жизорское комтурство. Жорж, вы готовы еще раз спуститься?

— Мессир, — вдруг вмешался один из тамплиеров, самый молодой после Жана, — господин де Куртре утомлен предыдущим путешествием в шахту. Разрешите мне выполнить ваше поручение.

— Хорошо, Шарль, я доверяю вам, — согласился Бертран де Бланшфор. — Но сперва надо, чтобы кто-нибудь сходил и принес другую веревку, я хочу, чтобы вы спустились еще хотя бы локтей на двадцать глубже. Сумеете?

— На пятьдесят локтей! — в запальчивости воскликнул молодой тамплиер Шарль. — О, если там еще какая-нибудь реликвия!

Пока дожидались посланного за веревкой, решили осмотреть стены и своды огромного помещения, в котором находились. Кое-где были обнаружены надписи на латыни: «Aulus Scipio Vascarpio», «Voco te, Orcus» и «Pene bona patria laccerare».note 7 Не оставалось никаких сомнений, что сделаны они были в эпоху гибели Рима.

Наконец, появился тамплиер с веревкой, которую тщательно увязали сложным узлом с уже имеющимся канатом, и, вскоре, держа в одной руке факел, а в другой реликвию, которая весила по меньшей мере ливров тридцать, Шарль отправился в шахту. Он благополучно добрался до тайника и оттуда донесся его голос, оповещающий, что все в порядке, щит водружен на свое прежнее место. Затем его стали опускать глубже. По сделанной отметке можно было установить, что Жорж де Куртре спустился на глубину в сорок локтей. Шарля опустили еще локтей на двадцать пять. Из колодца раздался его голос, но слов уже разобрать было невозможно. Бертран де Бланшфор приказал тянуть назад. В этот миг все, кто не держал веревку, увидели, как светящийся во мраке шахты глаз факела Шарля стал стремительно удаляться и растаял.