Это был Иван, который в Казахстане, близ ее раскопок, исследовал фауну этих мест. Это он подстрелил куропатку-саджу. Так начиналась их любовь...

Потом она снова вспомнила Лизу. Волосы по плечам, зелено-серые глаза, полные губы, так похожие на ее губы. Прежние, не те, которые сейчас.

Надежда почувствовала странную радость. Все верно, все так и должно быть. Лизина мать была лишь сосудом, в котором развивался ее ребенок и... Ирининого мужа.

Господи, она внезапно похолодела. Выходит... Лиза — это на самом деле ее внебрачное дитя?

Брось, успокаивала она себя. Это уж слишком. Между тобой и Николаем, ее отцом, не было близости. «Ага, только между твоей яйцеклеткой и его сперматозоидом?» — поинтересовался ехидный голосок. А внебрачные дети рождаются от встречи чего-то другого?

Надежда засмеялась, у нее это вышло хрипло. Ирина сосуд, тем более что питала Лизу тоже не она. А гормоны, уколы, которые доктора делали ей до зачатия и все девять месяцев беременности... Она даже не рожала Лизу, ей сделали кесарево.

Внезапно Надежда почувствовала, что начинает злиться. Надо же, не могла сама расстараться! Все сделали за нее. И вообще, в таком случае почему Лиза — дочь Ирины? Вспышка гнева захлестнула женщину. Но она умела с собой справляться. Этот гнев — не что иное, как реакция на болезнь. Все нормально, все так и должно быть. Просто надо порадоваться за Ирину, которая смогла получить то, что хотела. Тем более что ее уже нет на земле.

Как странно, подумала Надежда. Ирина с Николаем, они с Иваном как будто пробежали дистанцию своей жизни слишком быстро, по-чемпионски быстро.

Может быть, думала она, всматриваясь в облако, которое уже утратило очертания птичьего пера, они познали то, что другим не познать за сто лет? Этот опыт с Лизой, раскопки, вулканы...

Облако уплывало, оставляя за собой небесную голубизну.

Славик сидел на диване, уставившись в телевизор. Спать он не мог, хотя понимал, что завтра утром у него самолет. Завтра он улетит отсюда.

Вздохнул и переключил канал. Реклама. Убрал звук. Рекламные люди широко открывали рты, как рыбки в аквариуме, которых он поначалу забывал покормить. Щелкнул пультом снова, и там реклама. Отпил пива из бутылки. То же самое проделал малый на экране. Пиво пузырилось в его кружке точно так же. Вообще-то Славик не любил пиво, но купил возле метро. Теперь он ездил в подземке, только иногда подхватывал машину.

Славик выключил телевизор и вышел на балкон. Завтра утром он вознесется гораздо выше... Благодаря Андрею Борисовичу.

«Почему я не побежал за Лизой?» — в который раз спрашивал себя Славик. И вообще, почему не согласился уйти вместе с ней, когда увидел, что, точнее, кто лежит на столе?

Он как будто ждал, что хотя бы здесь Андрей Борисович произнесет его имя.

Славик усмехнулся. Оказывается, для него это было самым главным в тот вечер.

Выходка Лизы вообще-то не сильно удивила его. Она жила в таком напряжении, что, казалось, не хватает искры, чтобы взорваться. На самом деле вулкан, который спал, убаюкивая его, но в ту ночь проснулся и рванул.

Он отчетливо помнил, какой яростью горели ее глаза, и радовался, что эта ярость не была направлена на него.

Если так, то может быть...

Ничего не может быть, брось, перебил он себя.

Удивительно, но когда она убежала, многие думали, что этот ход придумал режиссер. Что-то вроде перфоманса, которые сейчас в моде. Спрашивали у Андрея Борисовича, а будет ли купание в шампанском и «похороны русалки». Шептались, что видели даже гроб в фойе, обитый зеленым шелком, в который уложат отмытую после Лизиной трепки диву.

Славик смутно помнил, что его привезли домой на машине. Утром он проснулся и не вставал. Ждал Лизу...

Но она не пришла и не позвонила.

Славик чувствовал себя странно, он не вылезал из постели до вечера, будто не знал, что ему делать без нее. А потом позвонил Лизин адвокат. Славик не чинил препятствий.

Его бросили. Снова. Сперва мать, отдав свою любовь сестре, потом жена. Он не знает, кому она отдала предпочтение. И не собирается узнавать. Ее больше нет с ним.

Развод прошел без труда и быстро, как у пары, у которой нет детей. Квартира в Крылатском — его, Лиза не претендовала. И все остальное — он окидывал взглядом комнату — книги, шкафы — тоже. Ее вещи? Она прислала за ними, он отдал то, что она указала. Хотел послать ей орхидеи и аквариумы, но гонец сказал, что она об этом не просила.

Он распорядился ими. Оставил себе. Самое странное, Славик научился ухаживать за орхидеями и рыбками, и ему это нравилось. Он удивлялся — почему раньше не знал об этом? Он вообще теперь делал все, что прежде входило в обязанности Лизы, и находил в этом много приятного. Выходит, не такой уж он беспомощный?

Через несколько дней его позвал к себе Андрей Борисович и сказал:

— Тебе нечего делать в Москве. Твоя идея насчет угрей из Токийского залива меня взволновала. Я хочу, чтобы ты поехал туда, где их ловят, и следил, чтобы они напрямую из залива летели ко мне. Самые лучшие. — Славик молчал. — Я понимаю, что это тоже ее идея. Из вас двоих она была креативщицей, а ты исполнителем...

Славик открыл рот. Он хотел поспорить, сказать, что исполнителем всегда была Лиза. Потом осекся и промолчал. Это что же получится — она и исполнитель тоже?

— Я согласен, — ответил он.

— Еще бы нет, — фыркнул Андрей Борисович. — Я тебя знаю не первый год. И ты меня.

Это была правда. Андрей Борисович Головин работал в российском посольстве в Токио. Не самым видным чином, так, по хозяйственно-бумажной части, как сам говорил. Когда Славик оформлялся на стажировку, они познакомились. А вернувшись в Москву, Головин занялся ресторанным делом и охотно нанял к себе Славика. Он ценил его свободный, безукоризненный японский.

Славик почувствовал, как спало напряжение, которое давило в последние дни. Наконец-то за него и без него все решилось. Не надо каждый вечер приходить домой, где пусто, а вещи напоминают о Лизе. Все.

В квартире в Крылатском будет жить его коллега, который раньше срока вернулся из загранкомандировки и жилье которого еще не освободилось. Сдавая квартиру, Славик написал инструкцию, как ухаживать за орхидеями и рыбками. И даже сбавил цену за труды.

Все сложилось удачно.

Перед отлетом в Токио он нашел в компьютере адрес Такико, той девушки, с которой была знакома Лиза и чей отец ловит угрей в Токийском заливе.

Он прилетел в Токио и позвонил Такико. Они договорились встретиться.

Славик поднялся в скоростном лифте на смотровую площадку токийской телебашни. С высоты полутора сотен метров глядел на круглые, конусообразные, ступенеобразные здания из блестящего белого металла, светоотражающего стекла, матового бетона.

Голова шла кругом, и он закрыл глаза. А когда открыл, то уже различал широкие проспекты. В темноте ночи они походили на огненные реки от мощных, тяжелых гирлянд света. В них отражалась пляска реклам. Ему вдруг показалось, что там, внизу, нет места человеку. В том ирреальном мире нет места и ему.

Славик огляделся, испытав легкую панику, которую чувствовал часто с тех пор, как ушла Лиза. Он долго не мог в это поверить. Он успокаивал себя, что жена уехала на дачу побыть одна. Лиза говорила ему, что у каждого человека есть норма одиночества. Может быть, она захотела получить свою норму. Он не любил оставаться без Лизы, цеплялся за нее, как малыш... Но потом свыкся с фактом ее ухода, но не привык. Ему хотелось, чтобы она сейчас стояла рядом с ним, смотрела туда же, куда и он...

В его жизни похожее уже случилось, давно, но он не забудет ничего до конца дней... Когда мать отодвинула сына от себя.

... — Это твоя сестренка. — Лицо мамы сияло восторгом. — Тебе нравится? Ты будешь ее любить? — Она говорила с ним, как с малышом, который просил купить ему сестричку, и родители ее «купили» наконец.