Лиза дернулась, открыла рот, собираясь закричать на мужа. Черт бы его побрал! Если бы он не таскал ее на эти сходки идиотов в раскрашенных перьях, то конечно. А так, вернувшись заполночь, придется сесть за компьютер и тыкать в клавиши, которые он по-детски называет батоны, от английского button. Конечно, она может завтра спать хоть целый день...

Славик будто услышал ее внутренний монолог и на удивление точно подхватил:

— Тебе ведь не лететь с утра в офис, как некоторым. Отоспишься. — Он поставил пустой стакан в мойку. — А я принесу тебе конверт...

— Славик, так для чего ты все-таки зарабатываешь деньги? А? — вдруг спросила она, с трудом двигая губами, потому что маска стянула лицо. Ей вообще надо бы лечь, расслабиться и хорошеть от минуты к минуте. — Мы уже обставили квартиру, мы уже...

— Чтобы ты, моя Лизунья, их тратила, — перебил он ее.

— Я могу тратить гораздо меньше, — бормотала Лиза. — Я бы вместо этого...

— Тс-с-с... — Славик приложил палец к губам. — Когда моя мама делала маску, она запрещала с ней говорить. Молчи. Ты должна быть и сегодня самой потрясающей из жен... не контрактниц. — Он засмеялся.

Лиза хотела спросить, каких жен тот имеет в виду, но кровь давила на виски, и, опасаясь, что сейчас произойдет что-то, чего никогда прежде не случалось, она схватила белую салфетку с тумбочки и скрылась в ванной.

— Ты надолго? — крикнул он вслед.

Ей хотелось рявкнуть во всю глотку:

— Навсегда!

Но если бы даже она смогла широко раскрыть рот, то ни звука не вышло бы из горла, его перехватило. Лиза повернула ручку двери и с размаху ударила по крану.

Холодная вода рванула водопадом. Лиза смотрела, как страстный поток хлещет по зеленоватому фаянсу. Она сама выбирала этот цвет, потому что Славик говорил — это цвет ее глаз и он хочет любоваться им везде и ежесекундно.

Она наклонилась над раковиной, смывая маску. Подхваченные струей воды обрезки зеленых листиков уплывали, Лиза чувствовала, как кожа на лице расслабляется.

Боль в самом низу живота не отпускала. Она знала, от чего эта боль. От неудовлетворенности. Но разве можно рассказать об этом Славику?

Лиза сбросила халат и встала под душ. Горячая вода уймет жажду тела.

Она задернула занавеску с разбросанными разноцветными японскими зонтиками вперемешку с иероглифами — пожеланиями счастья.

— Ну вот, — сказал Славик. — Наконе-ец, а то я заволновался — не смыло ли тебя водой. Но моя цветущая женщина вернулась.

— Цветущая? А разве это не когда прыщи по всему лицу — цветущая? — Лиза уже успокоилась и приняла привычный для обоих тон.

— Нет. С прыщами — это подросток. Мальчик. Цветущая женщина — это когда кожа упругая и светится изнутри. Как у японок. — Он улыбнулся, Лизе показалось, мечтательно.

— Тебе нравятся японки? — спросила она, продолжая перекидываться словами.

— Да. Они такие же гладкие, как ты. Такие же домашние, как ты. Вчера я толмачил, — он усмехнулся, — в женской организации. Должен сказать, мне понравилась одна мысль, которую я перевел.

— Только одна? — спросила Лиза, снова рассматривая себя в зеркале. Глаза на месте, больше не прыгают. Уже хорошо. — И какая?

— Что касается женщин, — проговорил Славик тонким женским голоском, он здорово умел копировать, — то от вашей страны мы отстаем. У нас мужчина работает, а женщина занимается семьей и домом. Но мы не торопимся меняться...

— Как зовут эту мыслительницу? — спросила Лиза.

— Шераиши-сан. Она из Осаки, из Альянса японских домохозяек.

Лиза усмехнулась:

— Как они вышли на тебя?

— О, это настоящий детектив. Моя слава в Японии... безмерна. — Он раскинул длинные руки. — Но сейчас нет времени рассказывать, после, — он взглянул на часы. — Собирайся, Лизунья. Могу повторить еще один перл из речи, который я перевел с таким же удовольствием.

— Что же?

— Мы стараемся воспитывать девочек и мальчиков в духе равенства, как вы. — Он засмеялся, потом насмешливо добавил: — Если с таким же успехом, как у нас, то я за них спокоен. Равенство! Смешно слушать...

Лиза со стоном потянулась в кресле. Нет, она больше не может сидеть здесь. Ей надо снять напряжение. Поэтому она поедет в свой любимый магазин, а вечером — к Ксении Петровне. Если та в Москве, а не в своем хосписе.

Лизино настроение подскочило, как столбик термометра под мышкой, натертой перцем.

Она набрала номер и услышала голос крестной.

— Вы принимаете гостей сегодня вечером? — спросила Лиза не здороваясь.

— Таких редких, как ты, с радостью.

— Я приеду.

— Неужели добилась увольнительной? — Голос звучал насмешливо.

— Ага, — сказала Лиза. — Он в Питере.

— Приезжай с ночевкой. Я одна.

Лиза носилась по квартире с таким восторгом, будто собиралась в путешествие по меньшей мере на Огненную Землю. Где, несмотря на жару, живут пингвины.

Сперва она пройдется по магазинам, потом заглянет в Музей Востока, где бывшие коллеги открыли новую выставку. Но она не будет искать с ними встречи, а просто, как обычный посетитель, посмотрит, и все.

Она слышала по радио интервью с автором проекта, бывшей однокурсницей — невзрачная прежде девочка, не только внешне, но и в отношении мозгов, удивила ее. Она не говорила глупостей, более того, высказала мысль, которую Лиза постоянно внушает через Славика его клиентам. Мысль простая, но, похоже, на удивление трудная для восприятия: если затевать что-то японское, то надо называть это японское без ошибок в словах. Лиза скрежетала зубами, когда видела на вывесках «суши» вместо «суси». И не она одна, как видно.

Джип стоял у подъезда, Лиза села за руль и покатила в центр города. Припарковала машину в подземном гараже большого магазина, где один час ей обойдется бесплатно, если она купит что-то на десять долларов. Она купит и не на десять.

В фойе магазина на Смоленке гремел праздник для детей. Шоколадного цвета пудель, подстриженный волосок к волоску, расчесанный и уложенный собачьим гелем, удивлял публику под лихую музыку. Он танцевал брейк, кувыркался через голову, прыгал через красный обруч, ощущая себя цирковым львом, не меньше. Его хозяйка в зеленом блестящем костюме — брюках и кофточке до пупа, в лягушачьего цвета парике руководила им. Дети визжали и хохотали, до того старательно-уморительным был песик. Лиза замерла, не отрываясь глядя на трудягу, сочувствуя ему. Она сама похожа на этого пса. А Славик — на зеленую даму? Пудель замер, и хозяйка сказала в микрофон:

— Бурные аплодисменты, пожалуйста.

Любимые слова Славика. Обычно он так выражал свою благодарность за ее труды. Без «пожалуйста», конечно. Ей не нравилось это, но она отмахивалась от собственного неудовольствия, заставляя себя переключиться на что-то другое.

Лиза знала, что будет дальше, как знал и сам пудель. Хозяйка погладит его, даст что-то вкусное, потом снова заставит работать. Потому что он целиком зависит от нее.

Лиза отошла от толпы и поднялась на эскалаторе на второй этаж. Она хотела купить себе шляпку для нового плаща. Перемерила десяток, пока не наткнулась на черную панаму от дождя. Надела ее, отогнула спереди поля, они оказались подбиты светлым хлопком. Распущенные волосы Лиза откинула на спину. Неплохо.

— Простите, девушка, — услышала она голос и обернулась. Продавщица в зеленом форменном костюме хотела пройти... за зеркало. Лиза недоуменно смотрела на женщину, пока не обнаружила, что зеркало, которое перед ней, вправлено в дверь. А что там, в Зазеркалье? — Она сунула нос в щелку над головой вошедшей.

Склад — вот тебе и все Зазеркалье. Унылый, с кучей вещей и колясками, на которых эти вещи вывозят в зал. Она усмехнулась и поглубже надвинула шляпку. Ясно, за каждым зеркалом, в котором отражается парад жизни, спрятан свой бестолковый склад.

Лиза купила панамку и пошла в мужской отдел. Славик трепетно относился к одежде. Иногда на приемах затевал с ней игру.

— Найди пять недостатков вон у того типа, — говорил он, указывая на кого-то.