— Никем, — тихо сказала Лиза. В ее голосе было что-то, от чего Славик мгновенно умолк. Лиза быстро вышла из комнаты.
А ведь она придумала ход для его кулинарной книги.
Однажды Славик вернулся с работы и сообщил, что Андрей Борисович хочет издать книгу по японской кухне.
— Он не может купить права на один фолиант, который вывез из Токио.
— Дорого? — спросила Лиза.
— Не то слово. Бесценно. Но если бы ее издать, она...
— ...озеленит? — хмыкнула Лиза.
Он помолчал секунду, потом расхохотался.
— Вот потому-то я и рассказываю тебе. Может, придумаешь что-то? Честное с точки зрения авторских прав...
— И не важно какое — с другой...
Славик пожал плечами. Лиза молчала всего минуту, не больше.
— Я знаю как...
Это была правда.
Она предложила Славику сделать книгу в виде переписки двух поваров-японцев. Которые путешествуют по миру и пробуют якобы японские блюда в ресторанах.
Кстати, рецепты можно слегка изменить, уменьшить, допустим, порции. Кое-что добавить из других старинных книг. И никто никогда не предъявит претензий. А чтобы вообще запутать следы, — говорила Лиза, а муж, судя по его лицу, быстро проникался мыслью, — давай вставим комментарии. Насмешливые. О качестве японских блюд в Европе.
— Которые похожи на японские так же, как русский борщ, который мне подали в Лондоне, — усмехнулся он.
— Улавливаешь мысль, — похвалила Лиза.
Этот ход понравился не только Славику и Андрею Борисовичу, который оплачивал издание, но и издательству. Оно намекало, что не прочь купить права на книгу, но Андрей Борисович только усмехался.
Лиза поморщилась. А теперь, когда книга на подходе, Андрей Борисович собирается подогреть к ней интерес и устраивает... фуршет.
Она почувствовала неприятный вкус во рту. Как будто съела что-то несвежее.
«В чем дело? — спросила себя Лиза. — Неужели я осталась такой же тщеславной, как в четырнадцать лет? Умираю от страха, что не сумею раздвинуть толпу и встроиться в первый, самый заметный ряд? Только теперь эту толпу составляет... большой красивый Славик?»
Но он-то уже стал заметным, при ее участии. Они муж и жена. Значит, едины?
Лиза вздохнула. Посмотреть со стороны: она — золотая рыбка в пруду, обрамленном розовыми кустами. А на самом-то деле...
Лиза думала иногда, что если бы у них был ребенок, то... Но когда заводила разговор о детях, правда уже давно, Славик говорил, что не чувствует себя отцом.
— Ну, конечно, Лизунья, только не сейчас, — охотно соглашался он.
Муж прав, у них полно времени, Лиза не спорила. Но чем дольше они жили вместе, тем реже она вспоминала о детях. Ей хватало одного — Славика.
В горле запершило, Лиза закашлялась. Она кашляла так, как будто горло хотело вывернуться наизнанку. Вскочила и, не надевая шлепанцев, вышла на веранду. Там стояла большая кастрюля с компотом из ревеня.
Славик очень любил его, и Лиза посадила ревень вдоль забора. К концу лета вырастали такие огромные лопухи, что на их фоне даже немаленькая Лиза могла показаться Дюймовочкой.
Перед приездом мужа она всегда варила кастрюлю компота.
— Кисленький, — сказал он в прошлый раз. — Похож на тебя. Особенно в последнее время. Ты все киснешь и киснешь. — Полные губы скривились. — Я потому и прошу его варить, — он шумно вздохнул и сложил руки на животе, — чтобы жена казалась... слаще.
Лиза усмехнулась:
— А почему, ты думаешь, я кисну?
— Не знаю. Наверное, у тебя слишком много свободного времени. Ты ни за что не отвечаешь, нет над тобой никаких начальников, сроков... Хорошо тебе...
— Боже мой! — воскликнула она, неожиданно для себя. — Какая тоска! А дальше — все то же самое?
Она — при нем. В его работе и в его неприятностях. Но, поймала Лиза себя на мысли, если она не будет помогать ему, с чем останется? Только с кухней? Уборкой? Магазинами? Дачей?
Лиза говорила Славику, что снова пошла бы работать. Но муж смотрел на нее с неподдельной жалостью.
— Лизунья, ты снова хочешь потеть ради чужого парня? Таких денег, как со мной, тебе ни с кем не заработать.
— Но почему? Я могу...
— Не можешь. Женщине платят на тридцать процентов меньше, чем за то же самое — мужчине. Норма, понимаешь? А кое-где и ниже ее, то есть половину.
Она вскинула брови и открыла рот. Но он опередил и сказал:
— Лиза, чего тебе не хватает? — Встал со стула, наклонился и поцеловал ее в нос. Она отстранилась и вытерла нос рукой. — Та-ак, — его грудь высоко поднялась, — тебе уже не нравится, когда я тебя целую.
Она хотела сказать: да, не нравится. Все не нравится. Это он настоял, чтобы она бросила работу. Но, одернула Лиза себя, так нечестно. Человека можно заставить что-то сделать, когда он готов согласиться. Она и сама понимала, что в галерее Павла Лобастова попусту тратит время за гроши. Он так и не взошел, как сам говорил, на клинки. Но Лиза думала, что оставляет работу на время.
Только не учла одного — время бежит слишком быстро, а вместе с ним и люди. Ее место заняли другие, причем не только там, где она работала.
И впервые Лиза призналась себе, как ей страшно.
Меряя шагами комнату в тишине ночи, она удивилась самой себе. Неужели такая малость, как встреча с Тамарой, вывернула наизнанку восприятие собственной жизни?
Да нет, она уже готова была к пересмотру, понадобился только толчок, и Тамара словно возвращала ее к тому, с чего она начинала свою взрослую жизнь.
Лиза вышла на крыльцо. Огней не было. Редкие поклонники пустынных в этот сезон дачных поселков уже спали. Что ж, пора и ей.
Заснула на удивление быстро. Ей приснилось, что в нее хотели выстрелить из пистолета, она, защищаясь, закрыла глаза руками, но под ними все равно различала огненный круг нацеленного дула. Но выстрела не прозвучало. Стрелок отвел пистолет. Выстрелил ли он в кого-то, она не слышала.
Лиза открыла глаза и посмотрела на будильник. Тот не звонил. Половина четвертого? Как это понимать?
Лиза приподнялась, чтобы в щель между половинками занавесок рассмотреть, что за окном — утро или день. Узкая полоска света была желтой.
Она села в постели. Чепуха. Это часы остановились. На самом деле сейчас утро.
В зеленой пижаме в клеточку, босиком, Лиза протопала по теплому деревянному полу, который специально не красила, желая сохранить дерево естественным, к столу. Взяла будильник и приложила к уху. Внутри все мертво, как говорил отец. Она терпеть не могла замершие часы.
Лиза запустила пятерню в лохматые волосы, потом пригладила. По телу поползи мурашки. А не сигнал ли это, что... какое-то время кончилось?
Какое-то, передразнила она себя. Сама знаешь, какое.
Лиза села за стол и взялась за край занавески, чтобы отодвинуть ее. Внезапно рука замерла. Занавеска — желтая. Любимый цвет, но он считается предвестником скорой разлуки.
Ерунда, одернула она себя. Это здесь так считается, а на Востоке даже невесты одеваются в желтое, чтобы стать солнцем для своего мужа. Лиза тоже выходила замуж за Славика в желтом брючном костюме. Он сказал, что она настоящая солнечная женщина.
Она действительно хотела стать для него солнцем и стала, усмехнулась Лиза. Услышала его голос: «Ты такая теплая, Лизунья, ты такая уютная...»
Отодвинула занавеску, поморщилась, потянулась к полке и взяла коробку с инструментами. Это подарил ей отец, на черном пластике не стерлась надпись: «Юный техник». Он принес ее под Новый год, положил под елку. А когда она достала подарок, отец сказал:
— Ты у нас за девочку и за мальчика. Так что учись все делать сама.
Казалось, на самом деле, для Лизы нет занятия, которое она бы не освоила. Под надзором отца она разобрала будильник, когда училась в шестом классе. С тех пор не боялась влезать в нутро даже дорогих японских часов Славика.
— У тебя хороший аппетит на все свежее, — хвалил ее отец. — Я такого не ожидал, Ирина. Два в одном, не иначе, — обратился он к матери, которая как-то странно взглянула на дочь, и усмехнулся.
