Отец к тому времени был владельцем общим числом 14 ночных клубов – в Калифорнии, на Гавайях и в Лас-Вегасе. Мне, 19-летнему парню, он предоставил место официанта в «Dylan’s Dance Hall» и «Saloon» в Лас-Вегасе, где я должен был за стойкой смешивать коктейли и разносить их посетителям. Незавидная должность, но я старался учиться, впитывая каждую частичку информации, какую только мог получить. Для меня предметом гордости было то, что мой бар всегда был заполнен людьми, и я мог, лавируя в толпе переполненного клуба, одновременно подавать на три столика по целой упаковке пива. Я знал, что, хорошо выполняя свою работу, быстро займу место бармена, буду иметь хороший заработок и стану привлекательным для старших по возрасту девиц, приходивших в клуб, чтобы выпить. В общем, я считал, что, играя по правилам этой преисподней «для взрослых», смогу многого добиться в этом мире.

В детстве Джош никогда не делал того, что ему говорили, я же, наоборот, покорно подчинялась указаниям старших. Моя мать была родом из Вьетнама. Она вышла замуж за отца, когда он служил там солдатом в период Вьетнамской войны. После того как отец отслужил свой срок, они уехали в США. При этом мама была вынуждена порвать все связи со своей страной, культурой, оставить родителей и друзей, чтобы начать жизнь с нуля. Отец стал заместителем шерифа в штате Южная Дакота. Мама жила надеждой, что нам с братом когда-нибудь представится возможность увидеть лучшую жизнь. Для мамы синонимом «американской мечты» была возможность получить хорошее образование и надежную, хорошо оплачиваемую работу, а впоследствии – пенсию.

Моя мать выросла в стране, где у людей не было таких перспектив, которые открываются перед американцами. Поэтому не удивительно, что она делала все для того, чтобы вывести нас, детей, на тот путь, который был недоступен ей. И я старалась не обмануть ее ожиданий: получала в школе только хорошие оценки, а в колледже записалась в клуб начинающих журналистов, не имея представления, что из этого может выйти.

Когда я была девочкой, мы с мамой каждый день отправлялись за покупками. Меня очень привлекали большие здания. Особенно нравилось одно, в самом центре города. Однажды я показала пальцем на красивое здание для офисов и спросила:

– Чей это дом?

– Не знаю. Это дом для богатых, – ответила мама.

Однако этот ответ лишь возбудил во мне массу новых вопросов: «А кто они – эти богатые люди? Что они делают в этом доме? А можем ли мы тоже стать богатыми и когда-нибудь жить там?»

Хотя тогда я не знала, как это сделать, но интуиция подсказывала, что когда-нибудь я буду путешествовать по всему свету и иметь много денег. Я задала маме вопрос, касавшийся успеха, поскольку, даже будучи еще ребенком, знала, что моя семья не имеет того, что есть у богатых людей. Я получила достаточно хорошее воспитание, имела много друзей и в общем чувствовала себя счастливой, но всегда знала, что есть другой, более обширный мир, в который мне нет доступа. Успех на том поприще, которое передо мной открывалось, стал казаться мне все более расплывчатым и иллюзорным. Я видела, как мои родители трудятся за более чем скромное вознаграждение – в нашей семье никогда не делали лишних покупок, каждый цент был на счету. Родители не могли позволить себе купить даже что-то необходимое, на что требовались дополнительные расходы. Они никак не могли выбраться из этого замкнутого круга – работать за деньги, которых хватало от зарплаты до зарплаты. Родители считали, что вырваться из этого круга может человек, который закончит колледж. Я тоже в это верила, пока впоследствии не нашла другой ответ, а пока мне не оставалось ничего другого, как пойти этим путем.

И вот, имея в кармане диплом об окончании двухгодичного курса в колледже и 300 долларов в кошельке, я покинула родной дом в маленьком городке в Южной Дакоте, полная решимости попытать наконец счастья – вести самостоятельную жизнь. Мне не терпелось увидеть что-то новое и захватывающее, а для меня, как и для моего лучшего друга, все это выражалось в одном – Лас-Вегас. Не имея ни работы, ни какого-либо плана на будущее, я поступила в Невадский университет в Лас-Вегасе, открыла счет для оплаты за первые месяцы аренды жилья и переселилась в большой город. Это было за пару месяцев до того, как я впервые в жизни устроилась на работу в детский музей. У меня закончились деньги, я взяла взаймы у одного из друзей, чтобы заплатить за квартиру, и уже начала беспокоиться о том, сколько продержусь. Для первого раза то был прекрасный опыт общения с окружающими (хотя в тот момент я, вероятно, не назвала бы его прекрасным). Это напоминало настоящие американские горки, только в эмоциональном плане. Несколько месяцев спустя я нашла другое место работы – в одном местном банке.

Как и всякая «уважающая себя» девушка из Южной Дакоты, я старалась вести настоящую «светскую» жизнь. Почти каждый вечер мы с подругами отправлялись по барам. И вот как-то вечером в одну из таких пятниц в декабре 1993 года я зашла в «Dylan’s Dance», где тогда начал работать официантом Джош, и мы оба почувствовали, как между нами прошла магнетическая волна (но об этом как-нибудь в другой раз). Мы толком не встречались до 1995 года (он полтора года посылал мне бесплатные напитки из своего бара), но потом очень быстро уступили чувству, а спустя 5 лет поженились.

Лас-Вегас – это самый огромный вакуум в мире. Здесь нет времени. Чтобы это понять, достаточно заглянуть в любое казино. Присмотревшись, вы будете поражены полным отсутствием не только часов, но и окон. Этот город засасывает и отнимает у вас и чувство ответственности, и понятие о приличиях, и разумное отношение к деньгам, и способность держать в узде желания и страсти. Это то место, куда люди приходят, чтобы лишиться денег, убеждений и всего остального, что прежде казалось им важным, а также чтобы потерять себя как личность. Недаром говорят:

«Все, что приходит в Лас-Вегас, остается там».

Если вы росли в подобной среде, то не сможете стать взрослым, у которого есть чувство ответственности. По крайней мере со мной все обстояло именно так.

В баре «Dylan’s» в мои обязанности входило следить за тем, чтобы в зале всегда было полно посетителей, жаждущих наклюкаться, не пропадал инвентарь, вести учет кассы и, что самое важное, обеспечивать сохранность наличности. В связи с этим у меня под одеждой был пристегнут пистолет и я постоянно тренировался, осваивая разные виды боевых искусств. В 17 лет, когда жил в городе Кона на Гавайских островах, я начал заниматься кикбоксингом и той разновидностью боевого единоборства, которое известно как «американское кенпо-каратэ Пола Майлса».

В 21 год большинство молодых людей чувствуют себя героями. Что же касается меня, то право на ношение оружия на работе, знание боевых искусств, почетное место за стойкой бара плюс сознание, что я в какой-то степени являюсь совладельцем всего этого великолепного ночного заведения в Лас-Вегасе, убедили меня в том, что я вообще что-то вроде супермена. На деле же это была просто своеобразная форма помешательства, очень часто встречающаяся в Лас-Вегасе. Я считал, что могу делать все что захочу, и при первой возможности открыл собственный ночной клуб JD в старом здании на Фремонт-стрит. Здесь под живую музыку шел такой горячий брейк-данс, что почти каждую ночь у нас появлялась полиция. При этом я и сам все время выпивал и веселился напропалую вместе с посетителями, сорил деньгами, покупая всякие забавные вещицы, гудел ночи напролет, считая, что это жизнь и такой она должна быть всегда. Я убедил себя в том, что смог найти ключ к совершенной жизни.

Стоит ли говорить, что не прошло и года, как мой клуб оказался на грани банкротства, а мое будущее, здоровье и только-только начавшие устанавливаться отношения с Лизой – под реальной угрозой.

Для Лизы такая жизнь со мной означала череду постоянных тревог и волнений, а это, как и все, связанное с подобным образом жизни, пусть даже в небольших дозах, присутствует постоянно и подтачивает здоровье и взаимоотношения. Вследствие этого у Лизы пропал всякий интерес к вечеринкам и коктейлям, но главное, она стала замечать, что я окончательно начинаю терять контроль над собой.