Дочитав, Крутюнов хмыкнул: «Хорошо получилось. Никто пока ничего не понял! Андрей будет доволен».

«Хорошо все-таки в гостинице, – думал он, расхаживая по номеру. – Вернулся, а у тебя убрано, постель застелена, в ванной свежий халат, пепельница пустая. Дома утром в начале уикенда так не бывает. Так, что у нас тут? Бутылка из-под виски? Нет, это бутылка, где еще есть виски. А вот теперь это уже бутылка из-под виски. А почему, кстати, им не удалось со мной связаться? Я же киктоп12 не отключал… А где он, кстати? Та-а-ак… Вот черт! Куда я его сунул? Или обслуга прибрала? Где, по их мнению, место у киктопа? Ящички… Ящички… Здесь пусто. Здесь тоже. Звонок! Ага, это в спальне».

– Хэлло! Да, Крутюнов. Нет, вы отлично говорите по-русски. Киктоп? Да, терял. Где? Спасибо. Я – ваш должник.

Киктоп – небольшую гибкую серебристую пластинку, с клейкой на ощупь поверхностью, которая позволяла прикрепить это устройство к любой поверхности, – принесли буквально через пять минут. Крутюнов сразу же подключился к его памяти.

Трек 1.«Шурик, позвони мне. Феликс».

Позвоним, конечно. Это у нас во сколько было? 23.15. Теперь уже не принципиально, когда мы поговорим. Так что Феликс подождет.

Трек 2. 00.25. «Шурик, не валяй дурака. Ответь. Есть новые вводные».

Опять Феликс.

Трек 3. 00.50. «Крутюнов! Если я прав и ты тусишь, а киктоп оставил в номере, то ты поедешь в поле, причем с грузом. С тяжелым объемным грузом. С острыми углами».

Это опять Феликс. Голос тяжелый. Надо позвонить. Какие еще новые вводные могут быть в полночь?

Трек 4. 01.52. «Саша. Это Олег. Феликс жалуется, что не может тебе дозвониться. Ты с ним не хочешь говорить? Набери меня. Есть важная информация насчет завтрашнего мероприятия».

Какая, к черту, информация ночью может быть.

Трек 5. 03.15. «Саша, я тебя удавлю на хер, если ты не позвонишь! Гостиница говорит, что ты пришел. Ответь!!»

Это Олег. Злой Олег. Очень злой.

Трек 6. 04.12. «Саша, ты поедешь в поле. В палеолит. Но без яиц. И если ты думаешь, что я тебе их отрежу, то глубоко ошибаешься. Я тебе их обмотаю колючей проволокой и буду оттягивать лебедкой, пока они не оторвутся».

Теперь Феликс. Тоже очень злой. Что у них там произошло?

Трек 7. 05.23. Ничего не говорят. Матерятся где-то далеко. Почему я не слышал? Я же уже пришел… Правильно, киктопа ведь у меня не было. Я же его потерял где-то.

Трек 8. 06.04. «Саша. Это Олег. Надеюсь, что ты слышишь. Тебя не могли найти всю ночь, и это очень плохо. Я не успеваю прилететь, а Андрей просил передать, что на торгах идти выше 320 миллионов мы не можем.

Триста двадцать! А ты дал триста восемьдесят четыре! Ы-ы-ы!

Каждому, наверное, знакомо, что происходит с организмом, когда ты сделал непоправимо плохую вещь: бил пешехода или отослал восторженное описание событий предыдущей ночи совсем не тому, кому следовало. Кровь останавливается и холодеет. Руки дрожат и становятся до омерзения влажными. Ты пытаешься вытереть их о брюки, но брюки, как оказывается, уже промокли насквозь. Тебя облило снаружи и пропитало внутри липкое чувство полного фиаско. Все внутри и снаружи у тебя гадкое и вонючее, а с действительностью тебя связывает только одна мысль: «Что же теперь будет?!!» Ты вообще не понимаешь, что может быть, и выключаешь киктоп. Тебе очень страшно.

Но через пятнадцать минут или через пару часов – в зависимости от твоей толстокожести – становится легче. Возникают более рациональные вопросы: «Что будет со мной?», «Можно ли что-нибудь сделать?», «А не удастся ли отмазаться?»

Еще спустя пару часов и четверть бутылки виски слова «Можно ли что-нибудь сделать?» звучат в твоей голове чуть иначе: «Надо все-таки что-то сделать!» От такой постановки вопроса до начала самоспасения остается совсем немного. Две рюмки виски и еще полчаса. В крайнем случае, три.

И вот первая спасительная мысль пришла в голову Крутюнову: «Квира! Она-то со мной всегда поговорит, а ее Андрей послушает».

Киктоп он включать не стал, воспользовался гостиничным телефоном.

– Квира? Извини! Не отключайся!..

Еще одна попытка.

– Квира! Подожди! Слушай, тут такая катавасия случилась… У меня что-то с киктопом было. А Олег с Феликсом меня всю ночь, оказывается, разыскивали. Страшно злые. Феликс про яйца и лебедку говорил. Пожалуйста, позвони Андрею, поговори с ним, узнай, что и как. Пожалуйста! Скажи, что я какой-то невменяемый, что ты понять ничего не можешь. Что я реву, как… как… Не надо как. Скажи так: «Мне кажется, он плачет!» Хорошо? А потом вызови меня. Только не через киктоп, а в гостиницу. Киктоп я выключил. Ага, мне его страшно включать.

– А это исключительно правильная мысль, Квира.

Хозяин большого светлого кабинета в небоскребе в Кречевицах – академическом пригороде Новгорода – резко отвернулся от панорамного окна и посмотрел на миниатюрную рыжеволосую девушку в голубом бове. Она стояла с фужером шампанского у бара и почесывала за ухом развалившегося на стойке котоида.

– Какая именно, Андрей?

Названный Андреем прошелся по ковру и остановился у широкого стеклянного стола. Постоял несколько секунд, а потом зло щелкнул пальцем по золоченой пластине, подвешенной в воздухе над его углом. Пластина махнула в сторону, но магнитный подвес немедленно вернул ее на место. «Музей древней истории – доктору Андрею Сазонову, директору Центра прикладной хрономенталистики (ЦПХ). В благодарность за сотрудничество», – было написано на ней каллиграфической чернью.

Еще на столе стоял графин с виски и полупустой стакан. Андрей на глаз оценил остатки, долил еще на пару пальцев и выпил до дна. И только после этого у него прошло настойчивое желание швырнуть чем-то тяжелым в статую Клио13, стоящую у противоположной стены.

– Яйца и лебедка, мисс Квира Эради. Исключительно правильная! И колючая проволока, поверь, – тоже.

– Ну хватит тебе уже, Андрей, – Квира нахмурилась и отставила свой фужер. – Ты мне объясни: где его прямая вина? Разве инструкции твои он не выполнил? Ты ему что говорил? Торговаться до упора, я сама слышала. И кстати, если уж поменялась ситуация с деньгами так быстро, то не надо было забрасывать нас всех сообщениями, а просто сесть на самолетик и прилететь самому в этот чертов Гетеборг. И потом, ты его сам послал, хотя все мы прекрасно знаем, какой он раздолбай. И ты сам знаешь это лучше всех. Про зловредного дедушкина прыща кто придумал? – она немного помолчала, а потом спросила: – Так, что мне передать Саше?

Андрей подошел к бару. Котоид встал, как настоящий кот потерся головой о его локоть, просканировал, понял, что нужно, и требовательно мяукнул. Внутри стойки что-то негромко звякнуло стеклом о стекло, а потом из круглого отверстия, стилизованного под нору, появился уверенно вышагивающий на задних лапах мышоид с нагруженным подносом. Андрей взял бокал и отхлебнул.

«Действительно, „Двойной александрийский“, – он хмыкнул. – Но было бы лучше…»

Мышоид нырнул обратно в свою нору, вернулся, волоча заиндевевшую стеклянную вазу со льдом.

– А кого надо было посылать? – спросил он, зацепившись за конец монолога Квиры. – Феликса? А что, бои без правил в Европе перестали смотреть? А теперь на арене великолепный Фил Чирадзе! Победитель последних четырех чемпионских поединков в самой сильной лиге Земли и ближайших окрестностей! «Не чувствующий боли и бесстрашный!!!» – Андрей передразнил легендарного Джесси Вентуру14. – Его же даже кошка узнает. Или этого нашего аристократа, за которым все папарацци гоняются? Или мне надо было ехать? Да как только любой из нас появился бы в зале, все сразу бы поняли, что хрономенталисты додумались, как искать клады!

Андрей закончил перекладывать лед в бокал с коктейлем.