Князь горячо поблагодарил своего покровителя за его доброту, а затем удалился в свою комнату. Спать ему не хотелось, он сел у окна и задумался. Маленькая, величиной с апельсин, луна тускло светила на темном небе. Да, он действительно, находится на Марсе, и это не сон; две маленькие луны, вращающиеся вокруг планеты, достаточно ясно доказывают это.

В первый раз князь почувствовал тоску по Земле и испытывал острое чувство одиночества. Но он энергично подавил эту слабость. Безумно и неблагодарно было бы предаваться такому малодушию, когда судьба ему благоприятствует и доставила небывалое счастье ступить на землю другого мира.

Отогнав свои тяжелые думы, князь помолился Богу и лег спать.

Когда Андрей проснулся, стояло чудное утро. Было лето; солнце радостно сияло, а воздух был тепел и ароматен. Андрей, или теперь — Ардеа, тщательно оделся и стал нетерпеливо дожидаться Сагастоса, но тот запоздал, против своего обыкновение.

После завтрака они вышли из комнат мага и в сопровождении одного из слуг-великанов, который нес большой чемодан, прошли часть строений, еще неизвестных князю. Комнаты были полны книг и манускриптов, — целый музей, содержавший, очевидно, модели различных аппаратов и массу любопытных и незнакомых князю вещей. Все это Ардеа хотел бы осмотреть подробно, но Сагастос повел его дальше, сказав, что он успеет изучить все это по их возвращении.

Они прошли длинную и широкую, с прозрачным потолком галерею, стены которой украшены были нишами со статуями.

— Это статуи знаменитых магов, которые своими практическими трудами и великими научными открытиями облагодетельствовали человечество, — сказал Сагастос. — Когда-нибудь я назову вам их имена и расскажу их жизнь. Но вот и выход.

Они прошли громадную прихожую и очутились на эспланаде, украшенной цветами и фонтанами. Отсюда спускалась в город лестница, которую князь уже видел с башни.

Ардеа остановился на первой ступеньке, жадным взором окидывая удивительное и чудное, расстилавшееся у его ног зрелище. Солнечные лучи отливали рубинами и аметистами на пестрых зданиях, громадной глади вод, и роскошной растительности.

Тут князь комически схватился за голову.

— Нет! — не то с отчаянием, не то с восторгом вскричал он. — Здесь можно сойти с ума, глядя на это синее небо, солнце и природу, столь похожую и, в то же время, столь отличную от нашей, да еще сознавая притом, что все это — на другой планете, где живут такие же, как и мы, люди, у которых свое искусство и науки, города, музеи… И все это дано мне видеть собственными глазами?..

Сагастос рассмеялся.

— Пора бы вам привыкнуть, друг Ардеа, к той истине, что любая планета, на которой есть вода и земля, огонь и воздух, обладает аналогичными произведениями, как и всякий дух, воплощающийся в телесную оболочку, приносит с собой зародыши прекрасного и потребности воспроизводить то, что он видит, и выражать то, что чувствует. Из этой врожденной потребности исходят искусства и науки. Кроме того, вы забываете, что свободный дух не прикован исключительно к одному месту. Он может воплощаться на любой планете нашей системы. Тогда он инстинктивно приносит с собой воспоминание об ином мире, и прилагает в своем новом отечестве все то, что видел и изучал. К сожалению, люди не понимают, что все человечества являются членами одной и той же семьи и связаны друг с другом гораздо теснее, чем думают.

Продолжая беседовать, они спустились с лестницы, у подножия которой находилась высокая золоченая решетка, увенчанная тремя гигантскими звездами о пяти лучах. Одна была белая, другая — черная, а по середине — ярко-красная с золотистым отливом.

— Видите эти звезды? Это эмблемы добра и зла и даваемого тем и другим могущества, — сказал Сагастос, давая знак стражу, сидевшему у входа, отворить ворота.

Теперь они вышли на широкую аллею, обсаженную густыми деревьями. Недалеко от решетки стоял небольшой павильон, дверь которого тотчас же открылась, как только появился маг, и гигантский житель равнин выкатил две небольших повозки с электрическим двигателем. Экипажи эти имели форму древних римских колесниц, и на них нужно было стоять.

Одна из повозок, в которую вошли Ардеа и Сагастос, была из белого металла и отделана синей с золотом эмалью; слуга с чемоданом стал на другую колесницу, окрашенную в темный цвет и лишенную всяких украшений.

Минуту спустя, они неслись с поразительной быстротой по белой и гладкой, как паркет, дороге.

— Вы еще пользуетесь древнего вида экипажами, которые давно уже брошены у нас, — заметил Ардеа.

— О! У нас есть экипажи всех типов: двухместные, четырехместные и на пятьдесят персон. Одни приводятся в движение электричеством, другие — сгущенным воздухом, а в некоторые запрягаются различные животные. Но мужчины предпочитают такие колесницы, на какой мы едем, в виду той легкости и необыкновенной быстроты, какой не развивает никакой другой экипаж.

Пустынная сначала дорога начала, по мере приближения к городу, мало-помалу оживляться. Появились пешеходы и самые разнообразные экипажи, и притом в таком числе, что князь положительно не знал, куда смотреть, чтобы ничего не упустить из нового и интересного представившегося ему зрелища.

Наконец, они въехали в город. Двигавшаяся по улицам толпа почти вся была однообразно одета в длинные, темного цвета одежды, стянутые у талии металлическими поясами, и закутана в плащи. Одеяния женщин походили на мужские, только их головы украшали, по большей части, коричневые или желтые покрывала. Раса была очень красива. Мужчины и женщины были высокого роста, стройные, сильные, с правильными чертами лица, красновато-темного, как у Сагастоса, оттенка.

Экипажи действительно отличались поразительным разнообразием, но Ардеа не мог хорошо рассмотреть их, так как проносились и перекрещивались они с необыкновенной быстротой. Особенное внимание его обратили длинные кареты, похожие на наши омнибусы, разделенные внутри перегородкой на две половины: одна для мужчин, другая для женщин. На крыше кареты были устроены решетчатые клетки по числу мест внизу, предназначавшиеся для багажа. Омнибусы эти летели чрезвычайно быстро, без всякого шума, очевидно движимые какою-то механической силой.

Не меньшее любопытство возбудили в нем особого рода богато украшенные носилки, или паланкины, которые несли по четыре больших животных, похожих на страусов. Животные эти, с ожерельями на шее и султанчиками на голове, выступали с важным видом. Сагастос объяснил князю, что такими носилками пользуются для прогулок знатные дамы, любящие тихое и плавное покачивание.

Город был громадных размеров. Обсаженные густыми деревьями и прямые, как стрела, улицы терялись из виду. На каждом перекрестке были площади, неизменно украшенные несколькими фонтанами и цветниками. На площадях высились строения очень больших размеров и отличавшиеся особой архитектурой.

По словам Сагастоса, назначение их подходило к земным учреждениям. Так, большой дворец, украшенный зелеными и золотыми лепными украшениями, с золоченым куполом, оказался театром. Когда князь подивился, что на Марсе есть подобное учреждение, маг объяснил, что у них пение, музыка и драматическое искусство — в большом почете, и что здесь существует высшая школа для артистов всех родов искусств.

В эту минуту они выехали на громадную площадь, посредине которой высился чудный дворец, окруженный золоченою колоннадой, украшенный великолепной скульптурой и воздушными балконами. Вокруг дворца был разбит сад, полный цветов и фонтанов.

— Здесь живет представитель народа — наш царь, если хотите, — с улыбкой заметил Сагастос. — Со временем, я свожу вас к нему; сегодня же хочу только показать вам общий вид города и главнейшие здание.

— Ваша столица прекрасна, и я хотел бы еще раз побывать здесь, чтобы основательно ее изучить. Уже сегодня два обстоятельства особенно поразили меня и я хотел бы, если позволите, просить вас объяснить мне их.

— Конечно, спрашивайте! Я с удовольствием отвечу вам.