Теперь главным советником Сапаты стал Хильдардо Маганья. Родом он был из самого консервативного и католического штата Мексики – Мичоакана.[23] Этот штат поддержал во время войны Хуареса с французскими интервентами именно французов. Лучшей карьерой для мичоаканца считалась стезя католического священника. Однако отец Маганьи, торговец, был упрямым либералом и в таком же духе воспитывал своих сыновей. Хильдардо Маганья перебрался в Мехико, откуда после неудачного восстания против Диаса, в котором он принял участие, бежал к Сапате. В отличие от Палафокса, он слыл мастером компромисса. Именно ему и поручил Сапата установить контакты со всеми оппозиционными Каррансе силами, включая и генералов правительственных войск. Целью борьбы Освободительная армия провозглашала теперь только отставку Каррансы как предателя революции и ради этой цели была готова сотрудничать с любыми политическими силами в стране. Бесспорно, основная ставка делалась на мятеж ключевых генералов правительственной армии против «дона Венуса». К этому мятежу могли бы присоединиться сапатисты, чтобы наконец закончить свою многолетнюю борьбу.

Хильдардо Маганья

Как только Обрегон покинул в мае 1917 года пост военного министра, Сапата велел опубликовать «Здравицу в честь Альваро Обрегона». В августе Сапата возобновил контакты с Вильей, рассчитывая, хотя и безосновательно, на связи последнего с американцами. От Сапаты, очень внимательно следившего за международной обстановкой, не укрылось то обстоятельство, что Вашингтон постоянно подозревал Каррансу (как указывалось выше, небеспочвенно) в связях с Германией. На этом фоне Сапата стремился получить от США признание в качестве воюющей стороны и подчеркивал свои антигерманские настроения.

1 сентября 1917 года Сапата опубликовал манифест к нации. В качестве цели продолжения революционной борьбы манифест определял свержение «предателя Каррансы», который возвращает поместья латифундистам, причем даже таким одиозным, как Террасас в Чиуауа.

Карранса ответил новым наступлением на Морелос, начавшимся глубокой осенью 1917 года, то есть в сухой сезон. Правительственные войска с помощью перешедших к ним ранее командиров Освободительной армии Юга со всех сторон двинулись на Морелос. Восточная часть штата (примерно треть территории) была быстро оккупирована, правительственные силы широко применяли артиллерию для обстрела городов. Столичные газеты предвкушали захват сахарных заводов Морелоса, что должно было резко улучшить финансовую ситуацию правительства.

Однако вскоре наступление заглохло. Некоторые генералы просто не стали принимать участие в скоординированном броске на Морелос. Перешедшие формально на сторону Каррансы офицеры Сапаты вовсе не желали воевать против своего бывшего командира, которого искренне уважали. Они хотели только одного – чтобы их оставили в покое и дали возможность обрабатывать полученную (кстати, по указам Сапаты) землю.

А Маганья между тем продолжал свою секретную дипломатию. В декабре 1917 года он установил контакт с депутатом Конгресса Альфредо Роблесом Домингесом. Этот человек уже упоминался на страницах книги – именно его американские нефтепромышленники рассматривали как будущего президента в случае свержения Каррансы. Домингес был частым гостем в британском и американском посольствах в Мехико. О связях его с владельцами нефтяных компаний Маганья, вероятно, не знал.

В феврале 1918 года он решился на беспрецедентный шаг – через генерала правительственных войск передал условия перемирия непосредственно Каррансе. Манганья предлагал президенту вывести правительственные войска из Морелоса, признать Освободительную армию Юга хозяином Морелоса и санкционировать произведенный Сапатой раздел латифундий. В обмен сапатисты были готовы прекратить вооруженную борьбу и признать правительство Каррансы. Однако разоружаться Освободительная армия не собиралась.

Карранса был от природы не склонен к компромиссам, с Сапатой же он исключал любое соглашение в принципе. Ведь многие другие повстанцы в Мексике боролись только за возможность разбогатеть. Достаточно было наречь очередного мятежника «генералом», а его людей – «офицерами», и борьба прекращалась. Бывший «революционный вождь» превращался в официального командира на отныне подведомственной ему территории и занимался узаконенным рэкетом, обкладывая различными «налогами» местных крестьян и предпринимателей. Сапата был единственным вождем с широкой революционной программой («план Айялы») и абсолютно не интересовался должностями и богатством. Такой человек, по мнению Каррансы, был перманентной угрозой частной собственности и подлежал уничтожению. Неудивительно, что на предложение Маганьи ответа не последовало.

24 марта 1918 года Сапата издал приказ о зачислении пленных солдат и офицеров правительственных войск в ряды Освободительной армии Юга в случае их согласия. Это был важный шаг – ненависть к конституционалистам в Морелосе была столь горячей, что пленных, как правило, расстреливали, тем более что партизаны просто не имели возможности их прокормить. Такая тактика, в свою очередь, вела к упорному сопротивлению правительственных войск. Теперь все менялось – Сапата как бы подчеркивал, что против рядовых солдат и офицеров правительственной армии ничего не имеет, считая и их революционерами. Единственным препятствием к формальному объединению является только один человек – Карранса.

Сапата установил контакт практически со всеми повстанцами, которые под разными лозунгами боролись с Каррансой в различных штатах. Даже генерал Пелаес, сражавшийся в районе Тампико, был признан Сапатой «истинным революционером». Прямой связи с Феликсом Диасом Сапата, будучи принципиальным политиком, конечно, установить не мог, но со многими «генералами» Диаса контакты поддерживались.

25 апреля 1918 года ставка Сапата обратилась с новым манифестом к мек сиканскому народу. В нем сознательно почти ничего не говорилось о радикальной аграрной программе сапатистов. Подчеркивались лишь те цели, вокруг которых могут объединиться практически все антиправительственные силы, а именно: выборность всех должностей и борьба с диктатурой Каррансы. После свержения «дона Венуса» предлагалось созвать съезд всех видных вождей революции, включая и генералов правительственных войск, для определения политического будущего страны.

На состоявшихся в июле 1918 года выборах в Конгресс потерпела поражение Либерально-конституционалистская партия, поддерживавшая Обрегона. Как всегда, выборы сопровождались запугиванием неугодных кандидатов и прямой подтасовкой результатов голосования. Сапата обратился с посланием к Обрегону, призывая его выступить против Каррансы с оружием в руках. Ответа не последовало.

Между тем на севере Мексики продолжал бороться против правительственных войск другой народный вождь – Панчо Вилья. В конце 1915 года, вынужденный распустить свою регулярную армию и перейти к партизанской войне, он создал солидные запасы оружия и боеприпасов. Большая часть солдат разошлась по домам, однако в случае необходимости Вилья мог быстро набрать несколько тысяч кавалеристов и провести молниеносную операцию по захвату практически любого крупного города в своем штате Чиуауа. Опытный командир и политик, Вилья всего лишь ждал перелома политической ситуации – момента, когда населению штата надоест терпеть бесчинства правительственных войск.

Те занимались всяческими реквизициями и поборами – например, за пользование железными дорогами. Процветала контрабанда продовольствия из США в голодающий Чиуауа. Если в приграничном американском городе Эль-Пасо можно было приобрести сливочное масло по 8 долларов 50 центов за килограмм, то в Сьюдад-Чиуауа оно продавалось уже по 17.50. Во многих городах пропало мясо – и это в штате, который до революции был основным животноводческим районом Мексики. Население Чиуауа с ностальгией вспоминало, как Вилья во время своего господства в штате в 1914–1915 годах продавал беднякам по бросовым ценам мясо с реквизированных латифундий.