Чирков обдумывал тактику ведения войны с крысами. Надо добраться до цистерны с горючим, разлить его по всей территории, потом поджечь. Нет, не годится.

Выставить в дверной проём гранатомет и стрелять, нет, вряд ли разбегутся. Если б он умел водить бронетранспортер! Вот уж подавил бы, да как доберешься до гаража, где «броня»!

К рассвету шум и писк стали ослабевать и как бы удаляться, потом затихло все. При первых лучах солнца Чирков осторожно приоткрыл дверь, выглянул — его удивила полная тишина. Все, что росло вокруг, было вытоптано или обглодано — трава, кора деревьев, поверхностный слой почвы. Сквозная просека уходила через лес в одну и другую сторону — страшный след прошедшей крысиной рати.

Наутро после крысиного нашествия Чирков заметил вдруг: на тыльную сторону ладоней из-под рукавов наползает волосяной покров. С недоумением закатал рукава — обе руки по локоть и выше были в шерсти. Ну, не такой, как у собак или овец, однако же ненормально это!

Он разделся донага и внимательно осмотрел себя: густым волосом были покрыты ноги, руки по груди и животу они даже кудрявились, но особенно густы были на плечах — словно овчина легла да и приросла.

Чирков совсем упал духом. Он подумал, что дальше-то станет еще более волосат, чем ныне, а в таком виде уже не сможет жить среди людей, когда те появятся. Если появятся.

Он стал озлоблен, нервен, все время ждал очередного пагубного для себя происшествия, все время был настороже. А сознание собственной волосатости мучило его неотступно, даже во сне.

Шло уже третье лето после Времени Ноль. Небо теперь чаще прояснивалось, хотя никогда не бывало чистым. Солнечный диск довольно четко проступал сквозь облачную пелену, и наконец-то тени ложились на землю, то есть заметны стали, чего давно уже не бывало.

Чирков ходил по окрестностям, примечая ростки одичавшей ржи; грибов и ягод было много, но они имели жесткий, железистый вкус. Яблони в деревнях тоже одичали, плоды их были зелеными, без румянца, и густо покрыты бородавками.

Однажды, в день довольно жаркий и душный Чирков подходил к реке в таком месте, где ранее не бывал, и, вздрогнув, замер: ему почудились человеческие голоса, младенческий и женский. Сквозь прибрежные кусты он увидел в отдалении у противоположного берега молодую женщину, стоявшую на мелководье с малышом. Она плескала на него водицей, а он хныкал и оглядывался на берег, а там сидел мужчина, тоже раздетый и курил.

— Не бойся, Антошка! — приносило ветерком голос женщины. — Не бойся.

Чирков крепко потёр лицо ладонями — нет, они не исчезли: и мать с малышом на мелководье, и отец на берегу.

Чирков смутился от этой картины: слишком она была прежней! Знакомой. Он отступил в кусты, через минуту опять посмотрел туда, откуда голоса: женщина уже выходила из воды, держа малыша на руках, а тот смеялся, говоря что-то лепетливо.

Чирков стал пробираться по берегу через заросли, чтоб приблизиться к ним, но попал в низину, а когда выбрался наверх, на том берегу уже никого не было. Он испугался, торопливо переплыл на ту сторону, внимательно осмотрел прибрежный песок — ни одного следочка не обнаружилось на песке! И трава по отсосу берега, где сидел мужчина, не была примята и окурка не валялось.

Чирков долго стоял тут с потерянным видом.

Вернувшись в свое логово, он два дня не выходил из него. На третий собрался — повесил на одно плечо сумку с гранатами, на другое автомат и отправился в путь. На этот раз он уж не ходил бесцельно, а пересек лес напрямик и вышел к той деревне, где долго после Времени Ноль жил благообразный старик, который чинно умер в собственном доме, которому он, Чирков, устроил огненные похороны.

Чирков миновал пепелище, потом вернулся, отыскал возле сарая железную лопату, прихватил с собой. Вышел на окраину деревни, где на дверях висели замки, остановился у череды могил, у крайней из них, что открыта была и ждала…

Он деловито вышиб доски, которыми скреплены были края могилы, и расположил их рядком чуть наклонно, после чего лопатой навалил на них земли столько, сколько уместилось. Потом спустился в могильную яму, подрыл нишу в одной её стороне.

Он все рассчитал правильно. Посидел на краю, свесив ноги, потом решительно спрыгнул вниз, потянув за собой сумку с гранатами. Гранаты положил под грудь, когда лег ничком в яму.

Взрыв прозвучал глухо, утробно; земля вздыбилась, осела. На месте отрытой могилы осталась лишь неглубокая воронка. А больше не раздалось здесь ни звука.

1994 год.

Опубликовано 01.07.2004