Азизов успел познакомиться с обоими солдатами. Один был из Белоруссии, другой из Казахстана. Первый прослужил уже полтора года, и осенью собирался домой, а другой был одного с Азизовым призыва. Оба они служили в самом городе и, узнав, что Азизов служит за его пределами, поинтересовались жизнью там. Что такое дивизион, они понятия не имели: белорус служил в так называемом «стройбате» — в строительном батальоне, а казах являлся водителем командира полка танковых войск. Оба попали сюда за самовольную, но кратковременную отлучку из части. Белорус познакомился в городе с девушкой, и время от времени бегал к ней. Только в этот раз патруль поймал его. А казах попался в поезде, когда ехал к своим родственникам, живущим в городе, за продуктами и деньгами. Он хоть и был переодет в гражданскую одежду, патрулирующие вычислили его. Как есть, свою историю Азизов не рассказал, не хотелось ему во всем этом признаваться. А сказал только, что он прежде, как и они, служил в городе, а потом проштрафился и был отправлен в дивизион. Теперь ему захотелось снова увидеть город, увольнительных не давали, поэтому решил уйти в самоволку. Что было дальше, он тоже не рассказал. За время службы Азизов понял одно: ни в коем случае нельзя людям показывать свою слабость. Ему врезалась глубоко в память одна история.
Так получилось, что Азизов попал в свою первую колонну из полка с одним из своих студенческих друзей. В той прежней жизни они очень много времени проводили вместе, вместе выпивали, мечтали, часами разговаривали о дружбе, любви, красоте и женщинах. Часто они ходили друг к другу в гости, были знакомы с семьей каждого. Когда они оказались вместе в одной колонне, Азизов был на седьмом небе от радости. Еще бы, служить рядом с лучшим другом! В первые дни все было хорошо. Но потом их отношения стали ухудшаться. Азизов стал замечать в своем друге массу новых черт, о которых раньше даже не подозревал. А главное, тот все меньше и меньше поддерживал его, наоборот все чаще выступал на стороне других. Это очень разочаровывало и обижало Азизова. Однажды в одном споре и Азизов выступил против своего бывшего друга. Тот почувствовал себя сильно уязвленным и, вызвав Азизова на улицу, оскорбил его, его мать и сестру. Азизов был поражен – причем тут его родные, ведь речь идет об их личных разногласиях. Он попытался напомнить другу об их прошлом, призвал к рассудку, но тот нисколько не пожалел о сказанном, добавив, что Азизов лучшего обращения и не заслуживает. После этого их отношения окончательно испортились. Азизова больше всего поражало то, что человек мог так измениться в новых обстоятельствах. Раньше бы, если бы ему сказали, что близкий друг в гражданской жизни может стать ему ярым врагом в армии, просто не поверил бы. А ведь этот человек знал и его слабые стороны, и его тайны, некоторые сокровенные мысли. После этого Азизов и пришел к выводу, что показывать людям свою слабость, раскрывать душу полностью нельзя. Позже это подтвердили и отношения с Сардаровым, Кузьмой и Самохиным. Они вместе пережили трудные дни, так или иначе поддерживая друг друга. Когда же Азизов с появлением Карабаша не смог дать ему отпор и начал опускаться, никто из них его не поддержал. Это предательство очень обидело его. Прежние отношения, несмотря на развитие событий и изменение ситуации, так и не восстановились. Бывшие друзья захватили власть в дивизионе, а он продолжал оставаться гонимым и унижаемым. С тех пор Азизов твердо решил, что доверять никому не будет. А когда не доверяешь другим, не ждешь от них многого, то бывает не так больно, и удары легче переносятся.
К вечеру привели еще двоих солдат, один из которых был воздушным десантником, и вел себя вызывающе и надменно. Другой был тоже с голубыми погонами, только служил он в авиационной части; хилый и маленького роста. Десантник оставался таким гордым недолго и вскоре начал рассказывать смешные истории об армейской службе. Самое интересное произошло потом, когда к ним в камеру привели одного курсанта. Дежуривших солдат заменили утром курсанты офицерского училища и они упекли одного из своих товарищей в камеру с солдатами. Для курсанта это означало страшное унижение – вот так сидеть в камере вместе с солдатами. Он – будущий офицер, которого уже за это ненавидели солдаты, оказался вдруг на одних нарах вместе с ними. К нему тут же начал приставать десантник, бросал все время какие-то колючие реплики в его адрес. Но все-таки немного осторожничал – курсант был здоров, как бык, и вряд ли дал бы себя в обиду, если бы десантник полез в драку. Курсант краснел и смущался, чувствуя эту нелюбовь солдат и не зная, как себя вести. Тут вдруг десантник попросил у него сигарет; у курсанта их, естественно, не оказалось, поскольку их отбирали перед отправлением в камеру. Но курсант схватился за это как утопающий за соломинку, так увидел возможность наладить отношения с сокамерниками. Он окликнул одного из своих товарищей, стоящего в это время в карауле неподалеку, и попросил у него сигарету как бы для себя. У того сигарет тоже не оказалось, но обещал достать. И через несколько минут он уже бросил через проем три сигареты. Это было целым достоянием для арестантов. Десантник взял одну сигарету себе, а две другие передал дальше. Договорились, кто с кем будет вместе курить. Азизов в «напарники» достался белорус. После этого десантник действительно перестал доставать курсанта, и будущий офицер как бы стал тоже своим в солдатской камере. Курсант даже не был курящим, но пошел на это нарушение ради того, чтобы временно сблизиться с солдатами. Хотя он рисковал при этом нешуточно: за одно нарушение его уже посадили к солдатам, и если узнали бы о его новом нарушении, то его ждало бы более строгое наказание.
С прибытием новых арестованных обстановка в камере ужесточилась. Ночью завели группу из пяти человек, которая сама несла службу в городе и что-то нарушила. Среди них было несколько сержантов. Так в камере стало одиннадцать человек. Пришлось здорово потесниться, чтобы на нарах всем хватало места. Вновь прибывшие арестанты сразу начали более жесткий диалог с сидевшими в камере. На их выходки отвечал один десантник, иногда получая поддержку от старых сокамерников. Особенно один младший сержант все искал повод, чтобы к кому-нибудь прикопаться. Его даже пытались успокаивать прибывшие с ним солдаты. Вдруг он как бы только сейчас заметил хилого солдата из авиационных войск. И весь свой гнев и ненависть обрушил на него:
– Достань сигарету, быстро!!!
Солдат ответил, что у него сигарет нет. Сержант крикнул еще громче:
– Ищи, мне все равно, выроди, если хочешь, но найди сигарету.
Несчастный солдат стал искать сигарету на полу, естественно, ничего не нашел. А сержант не позволял ему подняться, требуя не прекращать поиск. Лишь когда сержант, сидя на нарах, дремал, авиационщик прекращал поиски и тоже валился на нары. Но как только сержант открывал глаза и видел его сидящим, начинал орать:
– Почему не ищешь! Ну-ка ищи сигарету!
Авиационщику приходилось опять продолжать свои тщетные поиски. Главное, за него никто не заступался. Никто даже не пытался уговорить сержанта прекратить это издевательство. Азизов теперь боялся за себя. Его вид после неумелой стрижки тоже не добавлял уважения у солдат, и особенно, у недавно прибывшего сержанта, который прослужил год. Только кавказская внешность Азизова сдерживала сокамерников, которые были наслышаны разных небылиц о кавказцах. Поэтому его никто не трогал.
Так прошел еще один день в камере. Спать теперь было очень неудобно, но тем не менее все засыпали очень быстро, так как уставали, недоедали и не досыпали. На третий день один из курсантов, заменивших вчерашних, открывая дверь камеры, построил арестантов и увел с собой авиационщика и Азизова. Азизов думал, что за ним приехали, но нет, всего-навсего получил швабру, тряпку и ведро для уборки камеры и коридора. Только к полудню закончил он работу. Потом им в той же комнате дали немного поесть: опять что- то легкое, и всего один раз за день.
Когда он выходил из комнаты, вдруг лицом к лицу столкнулся со своим командиром Венковым. Венков опять был ужасно зол, еле сдерживал свой гнев и даже на ходу успел бросить в адрес Азизова что-то оскорбительное. Солдат понял, что Венков приехал за ним. Ничего хорошего это не сулило.
