— Вас, верно, смогут принять в «Гербе Уэнтворта».

— Так давайте узнаем.

Джек откинулся на спинку сиденья и набрал на сотовом номер Тома Красанти.

Первым, что почувствовала Кранц, очнувшись после операции, была острая боль в правом плече. Ей удалось оторвать голову от подушки, и она попыталась разглядеть маленькую комнату с белыми стенами. Кровать, стол, стул, одна простыня, одно шерстяное одеяло, судно. Дверной проем перегораживала решетка. Сомнений не было — она оказалась в тюремной больнице.

Кранц попыталась восстановить в памяти случившееся. Она помнила, как таксист прицелился ей в голову. Она успела отпрянуть всего на пару сантиметров, не больше. Никто еще к ней так близко не подбирался. Он наверняка был профи — возможно, бывший полицейский, возможно, военный. Но она, должно быть, сразу потеряла сознание.

Джек снял номер в гостинице «Герб Уэнтворта» и заказал столик, чтобы поужинать. Приняв душ и переодевшись, он предвкушал, как умнет большой сочный бифштекс.

Хотя Анна и добралась до Уэнтворт-Холла, где ей не грозила опасность, Джек не чувствовал себя вправе расслабиться, пока где-то поблизости могла рыскать Стриженая.

Сидя в холле, он с удовольствием потягивал «Гиннесс». Задолго до того, как гостиничные часы пробили восемь, вошел Том, огляделся и увидел старого друга. Джек встал, поздоровался и извинился за то, что вытащил его в Уэнтворт.

— Если в этом заведении делают приличный «Том Коллинз», жалоб от меня не услышишь, — сказал Том, поворачиваясь к бармену.

Друзья подсели к камину. Вскоре к ним подошел метрдотель и принял заказ — оба выбрали бифштекс.

Том достал из портфеля толстую папку.

— Начнем с важной новости, — сказал он, открывая ее. — Мы идентифицировали женщину на фотографии, которую ты прислал из Токио. Ольга Кранц. В конторе ее считали погибшей. Мы потеряли ее след в восемьдесят девятом, она была одним из телохранителей Чаушеску. Теперь мы уверены, что она работает исключительно на Фенстона.

— Смелое умозаключение, — заметил Джек, когда бармен принес «Том Коллинз» и еще полпинты «Гиннесса».

— Нет, если обратиться к фактам, — возразил Том и отпил коктейль. — М-м, неплохо… И Кранц, и Фенстон работали на Чаушеску, Кранц устраняла всех, кто представлял угрозу.

— Опять же косвенные доказательства.

— Пока не знаешь, каким оружием она пользовалась.

— Кухонным ножом? — предположил Джек.

— В точку.

— Значит, Анна должна стать ее очередной жертвой?

— Нет. Сегодня утром в Бухаресте Кранц арестовала местная полиция.

— Трудно поверить, что им удалось к ней подобраться. Я упускал ее, даже зная, где она находилась.

— Кранц была без сознания. Похоже, она схлестнулась с местным таксистом. У него было перерезано горло, а ей в правое плечо угодила пуля. Полицейские доставили ее в охраняемую больницу. Мы подумали, что ты, возможно, прольешь свет на то, из-за чего они схватились.

— Вероятно, Кранц пыталась выяснить, куда полетела Анна, но этот таксист ее не выдал.

— Понятно. Если нам повезет, остаток жизни Кранц проведет в тюрьме. Выяснилось, что таксист — полковник Сергей Слатинару — был героем Сопротивления. — Том убрал папку в портфель. — Так что можешь больше не беспокоиться о докторе Петреску.

Подошел официант, чтобы проводить их к столику в ресторане.

— Успокоюсь, только когда Кранц умрет, — возразил Джек, усаживаясь за столик. — До этого я буду волноваться за Анну.

— Анну? Ты с ней дружишь, что ли? — спросил Том, устраиваясь напротив.

— Едва ли, но мог бы. Я провел с ней больше ночей, чем с любой из моих женщин. — Джек на минуту прервался, так как официант принес ему салат «Цезарь», а Тому — тарелку супа из порея с картофелем. — Что еще ты узнал об Анне?

— Не много, — признался Том, — но могу сообщить, что один ее звонок из Бухареста был в Полицейское управление Нью-Йорка. Она попросила вычеркнуть ее из списка пропавших без вести и сказала, что навещала мать в Румынии. Она также звонила своему дяде в Данвилл и леди Уэнтворт.

— Значит, ее встреча в Токио прошла впустую.

— Объясни, — попросил Том.

— В Токио она встречалась со сталелитейным магнатом Накамурой, у которого, по словам консьержа из «Сейо», одна из самых больших в мире коллекций импрессионистов. — Джек помолчал. — Видимо, ей не удалось продать Накамуре Ван Гога, и тогда понятно, почему она отправила картину в Лондон и позволила переправить ее в Нью-Йорк.

Официант принес бифштексы:

— Кому с кровью, кому среднепрожаренный?

— Мне с кровью, — сказал Том.

— Про Липмана еще что-нибудь накопал? — спросил Джек, когда официант поставил на стол тарелки и удалился.

— Да уж, — ответил Том. — Он американец во втором поколении, юриспруденции обучался в Колумбийском университете. После окончания работал в нескольких банках, а потом попался на мошенничестве с акциями. — Он сделал паузу. — Отсидел два года и до конца жизни лишился права работать в учреждениях, занимающихся финансами.

— Но ведь он же правая рука Фенстона?

— Фенстона — возможно, но к банку он не имеет никакого отношения. В их штате Липман не числится. Налоги он платит с единственного известного нам дохода, ежемесячных перечислений чеком от его тетки в Мексике.

— У Липмана есть связи в Румынии?

— Если и есть, нам о них неизвестно. Родился в Бронксе, выбился в люди.

— Липман еще может стать нашей самой верной зацепкой, — предположил Джек. — Если бы удалось заставить его дать показания…

— Ни малейшей надежды, — возразил Том. — Подозреваю, что Фенстона он боится больше, чем нас. — Он поднял стакан и сделал глоток. — Так когда ты летишь обратно в Штаты? Спрашиваю только потому, что хочу знать, когда смогу вернуться к обычной работе.

— Думаю, завтра. Поскольку Кранц за решеткой, Мейси пожелает знать, получается ли у меня установить ее связи с Фенстоном.

Джек и Том продолжали ужинать, и никто из них не заметил двух мужчин в форме, которые разговаривали с метрдотелем. Затем мужчины устремились прямо к ним.

— Добрый вечер, джентльмены, — поздоровался тот, что был повыше. — Я сержант уголовной полиции Франкем, а это — констебль Росс. Простите, что прерываю ваш ужин, но мне нужно переговорить с вами, сэр. — Он дотронулся до плеча Джека. — Боюсь, придется попросить вас пройти со мной в участок.

— На каком основании? — спросил Джек, опуская нож и вилку.

— И по чьему распоряжению… — начал Том.

— Не думаю, что вам стоит вмешиваться, сэр.

— Я сам решу, — возразил Том, доставая из внутреннего кармана жетон ФБР. Он уже собирался раскрыть кожаный футляр, но тут вмешался Джек:

— Давай без шума, Том. Не стоит вовлекать Бюро. Пойду в участок и все улажу.

Том неохотно вернул жетон в карман.

Джек встал, и сержант надел на него наручники.

— Эй, это и вправду необходимо? — резко спросил Том.

— Том, не вмешивайся, — спокойно попросил его Джек. — Просто подожди здесь — я уверен, что вернусь к кофе.

Тина услышала, как открывается дверь в ее кабинет, но не подняла глаз. Только один человек имел наглость входить к ней без стука.

— Полагаю, вы знаете, что Петреску пыталась украсть Ван Гога?

— Слышала, — ответила Тина, продолжая печатать.

— Бросьте ваши штучки, со мной это не пройдет, — сказал Липман. — Думаете, я не знаю, что вы подслушиваете все телефонные разговоры председателя? — Тина перестала печатать и подняла глаза. — Возможно, пришло время сообщить мистеру Фенстону о переключателе, с помощью которого вы за ним шпионите.

— Вы мне угрожаете, мистер Липман? — спросила Тина. — Если да, то я могла бы рассказать председателю о еженедельных звонках мистера Пикфорда.

Липман убрал руки со стола и выпрямился.

— Приставленному к вам сотруднику службы пробации наверняка будет интересно узнать, что вы преследуете сотрудников банка, в котором не работаете, не имеете своего кабинета и не получаете зарплаты.