— В половине девятого у меня встреча на Уолл-стрит, — бросил Фенстон шоферу, когда тот открыл ему заднюю дверь. — Заберете меня в четверть девятого.
Водитель кивнул, и Фенстон прошествовал в вестибюль. Хотя в здании было девяносто девять лифтов, только один поднимался без остановок к ресторану на 107-м этаже.
Минуту спустя Фенстон вышел из лифта. Метрдотель с легким поклоном проводил его к столику. Фенстон не удивился, что Карл Липман уже был на месте. За десять лет, что тот работал на Фенстона, он ни разу не опоздал.
Фенстон сверху вниз посмотрел на человека, который тысячу раз доказал, что нет такой мерзости, на какую бы он не пошел ради своего хозяина. Но ведь один только Фенстон и предложил Липману работу, когда тот вышел из тюрьмы. Отсидевшим за мошенничество адвокатам не приходится рассчитывать, что их возьмут на приличное место.
Фенстон сразу приступил к делу:
— Теперь Ван Гог наш, и встает вопрос, как нам избавиться от Анны Петреску, не вызвав у нее подозрений.
Эндрюс предупредил на кухне, что понесет наверх ее светлости поднос с завтраком, как только отправят картину. Но бронированный фургон опоздал на сорок минут, а нахальный молодой водитель не хотел уезжать, пока его не угостили кофе с печеньем. Эндрюса успокаивало лишь то, что ее светлость не проснулась до того, как водитель наконец-то уехал. Эндрюс бросил последний взгляд на поднос и вышел из кухни, чтобы отнести завтрак своей госпоже.
Перед тем как открыть дверь спальни, он тихо постучал свободной рукой. Увидев, что ее светлость лежит на полу в луже крови, он охнул, уронил поднос и подбежал к телу.
Хотя было ясно, что леди Виктория погибла несколько часов назад, Эндрюс решил сначала сообщить о трагедии наследнице поместья, а уж потом связаться с полицией. Он вышел из спальни, закрыл дверь на ключ и первый раз в жизни бегом помчался по лестнице.
Когда позвонил Эндрюс, Арабелла Уэнтворт разговаривала с покупателем. Положив трубку, она извинилась, объяснив, что ей надо немедленно уйти. Арабелла перевернула табличку с «ОТКРЫТО» на «ЗАКРЫТО» и заперла дверь своего антикварного магазина через несколько секунд после того, как Эндрюс произнес «чрезвычайные обстоятельства». Таких слов она не слышала от него последние сорок девять лет.
Через четверть часа Арабелла остановила свою малолитражку на гравийной дороге у Уэнтворт-Холла, где ее поджидал Эндрюс.
— Мне так жаль, миледи, — только и сказал он и повел новую хозяйку вверх по широкой мраморной лестнице.
Арабелле удалось сохранить сознание при первом взгляде на тело сестры. Посмотрев на тело снова, она ухватилась за столбик балдахина. Засохшая кровь была везде — на ковре, на стенах, на письменном столе. Сделав над собой усилие, Арабелла, пошатываясь, подошла к телефону на столике у постели, подняла трубку и набрала 999.
— Экстренная помощь, с какой службой соединить?
— С полицией, — ответила она.
Арабелла положила трубку. Ее взгляд упал на письмо, начинавшееся со слов «Моя дорогая Арабелла». Она схватила письмо и, засунув его в карман, нетвердым шагом вышла из комнаты.
Анна пробежала мимо Музея современного искусства и повернула направо к Седьмой авеню. Секундомер на запястье она запустила, лишь оказавшись в Центральном парке. Анна думала о предстоящей в восемь утра встрече с боссом.
Она была удивлена и обрадована, когда Брайс Фенстон предложил ей место всего через несколько дней после того, как она ушла из отдела импрессионизма в «Сотбис», где считалась вторым специалистом. Тамошний шеф четко дал ей понять, что, признав свою ответственность за срыв продажи крупного собрания, которое досталось их главному конкуренту, «Кристис», она отрезала себе все пути к продвижению по службе. Анна потратила месяцы, чтобы склонить одного клиента выбрать «Сотбис» для продажи семейной коллекции, и, поделившись этим секретом с любовником, наивно полагала, что тот его сохранит. Любовник как-никак был адвокатом.
После того как имя клиента было обнародовано в разделе искусств «Нью-Йорк таймс», Анна потеряла и любовника, и работу. Сообщение газеты о том, что доктор Анна Петреску ушла из «Сотбис», «попав в немилость», также не пошло ей на пользу.
Брайс Фенстон был постоянным посетителем всех крупных торгов, на которых выставлялись полотна импрессионистов, и не мог не знать Анну.
Фенстон, наравне со Стивом Уинном, Леонардом Лаудером и Такаши Накамурой, был известен как один из главных коллекционеров импрессионизма. То, что начинается как невинное хобби, иногда перерастает в одержимость. У Фенстона были картины всех знаменитых импрессионистов, кроме Ван Гога, и одна мысль об обладании полотном великого голландца действовала на Фенстона как инъекция чистого героина.
Прочитав в «Нью-Йорк таймс», что Анна уходит из «Сотбис», Фенстон сразу предложил ей место в правлении своей компании с гонораром, говорившим о том, насколько серьезно он относится к пополнению своей коллекции. К тому же он настойчиво напоминал ей, что, как и она, бежал в Америку от тиранического режима Чаушеску.
Как только Анна приступила к работе, Фенстон принялся ее испытывать. Больше всего его интересовали ее знания о старинных коллекциях аристократических семейств. Его зацикленность на чужих коллекциях ставила Анну в тупик, пока она не узнала, что политика компании Фенстона в том и состоит, чтобы предоставлять крупные ссуды под произведения искусства. Немногие банки соглашаются принимать подобные залоги. Во-первых, банкиры не знают этого рынка, а во-вторых, произведения искусства приходится особым образом хранить, страховать, а зачастую продавать в конце концов, на что уходит много сил и времени. «Фенстон-банк» был редким исключением.
По указанию Фенстона Анна отправилась в Англию, чтобы оценить коллекцию леди Виктории Уэнтворт, которая обратилась в банк за весьма крупной ссудой. Коллекция Уэнтвортов оказалась типично английской. Ее собирал второй граф — аристократ-оригинал с изрядным вкусом. Он покупал полотна своих соотечественников — Ромни, Уэста, Констебла, Стаббса и Морленда. Также он приобрел великолепный образец творчества Тёрнера — «Закат над Плимутом».
Третий граф не проявлял никакого интереса к живописи, и коллекция пылилась до тех пор, пока его сын, четвертый граф, потратив почти год на путешествие по Европе, не возвратился в Уэнтворт-Холл с работами Рафаэля, Тинторетто, Тициана, Рубенса, Гольбейна и Ван Дейка. Но превзошел своих предков, сам того не желая, пятый граф, Чарльз. После насыщенного уик-энда в Париже любовница уговорила его купить картину неизвестного тогда художника. Вернувшись в Англию, Чарли Уэнтворт убрал картину с глаз долой в одну из гостевых спален. Это был «Автопортрет с перевязанным ухом», полотно, которое многие ценители искусства сегодня относят к лучшим работам Ван Гога.
Анна еще раньше предупредила Фенстона, чтобы он с осторожностью подходил к покупке работ Ван Гога. Она рассказала ему, что в частных коллекциях имеется несколько подделок, а одна или две даже хранятся в крупных музеях. Однако, изучив документы о происхождении «Автопортрета», Анна могла с уверенностью сказать председателю, что эта изумительная картина действительно принадлежит кисти Ван Гога.
Для поклонников творчества Ван Гога «Автопортрет с перевязанным ухом» был венцом творенья. Мастер оставил тридцать пять автопортретов, но, после того как отрезал себе левое ухо, написал всего два. Второй портрет был выставлен в лондонской Галерее Куртолда.
Анна провела в Уэнтворт-Холле десять дней, которые оставили только приятные воспоминания. Вернувшись в Нью-Йорк, она сообщила правлению, что, если когда-либо продажа картин станет необходимостью, вырученные деньги с лихвой покроют ссуду «Фенстон-банка» в тридцать миллионов долларов. Хотя Анну не интересовало, зачем Виктории Уэнтворт понадобилась столь крупная сумма, во время своего визита она часто слышала от нее сетования по поводу безвременной кончины «дорогого папы», ухода на покой надежного управляющего поместьем и сорокапроцентного налога на наследство.
