Арабелла поднялась с дивана, пересекла комнату, взяла с бюро визитную карточку и прочитала вслух:

— Рут Пэриш из «Хранилища искусств».

— Так я и думала, — заметила Анна. — Уезжаю сию секунду.

Она шагнула к Арабелле и протянула ей руку, но та уклонилась от рукопожатия и вместо этого крепко обняла Анну.

— Я готова на все, лишь бы отомстить за смерть сестры…

— На все?

— На все, — повторила Арабелла.

— Когда Северная башня обрушилась, все документы по займу Виктории сгинули, в том числе оригинал…

— Можете не объяснять, — сказала Арабелла.

Анна возвращалась по шоссе М25, выглядывая указатель на Хитроу. Она бросила взгляд на часы: почти два, звонить Тине бессмысленно, та уже на своем рабочем месте. Но если существовал хоть малейший шанс на успех, ей требовалось сделать другой звонок.

Проезжая через деревню Уэнтворт, она попыталась вспомнить паб, где Виктория угощала ее ужином. Увидев знакомый флаг с гербом, бьющийся на ветру и тоже приспущенный до середины флагштока, Анна свернула к пабу «Герб Уэнтворта» и припарковалась. Она прошла мимо конторки метрдотеля прямо в бар.

— Можно воспользоваться вашим телефоном? — спросила она барменшу. — Мне нужно позвонить.

— Конечно, милочка. Он справа от вас.

Она набрала знакомый номер. После второго гудка голос ответил:

— Добрый день, вы позвонили в «Сотбис», Марк Полтимор у телефона.

— Марк, это Анна, Анна Петреску.

— Анна, какая приятная неожиданность. Мы все из-за вас переживали. Где вы были во вторник?

— В Амстердаме.

— Слава богу! Страшная история. А Фенстон?

— В башне его тогда не было, поэтому я и звоню. Ему нужно оценить у вас холст Ван Гога.

— Атрибуция или цена? — спросил Марк. — Ведь в вопросах атрибуции я склоняю голову перед вашими несравненными знаниями.

— Мне бы хотелось иметь еще одну оценку ее коммерческой стоимости.

— Нам эта картина известна?

— «Автопортрет с перевязанным ухом».

— Уэнтвортский «Автопортрет»? — уточнил Марк. — Вы можете привезти полотно для осмотра?

— Я бы с радостью, но у меня нет достаточно безопасного транспорта. Я надеялась на вашу помощь.

— Где сейчас картина?

— На таможенном складе в Хитроу.

— Хорошо. Мы каждый день что-нибудь забираем в Хитроу. Завтра во второй половине дня вас устроит?

— Если можно, лучше сегодня. Вы же знаете моего босса.

— Тогда подождите, я только выясню, там ли еще наши сотрудники. — На минуту трубка замолкла, потом опять раздался голос Марка: — Вам повезло. Наш заведующий хранилищем должен кое-что получить для нас около четырех.

— Не могли бы они позвонить Рут Пэриш до того, как машина прибудет на место?

— Конечно. Я всегда хотел посмотреть на уэнтвортский «Автопортрет».

Анна положила трубку на рычаг, ужаснувшись тому, как легко научилась врать.

Она выехала обратно на шоссе, раздумывая, застанет ли Рут Пэриш на месте. Знает ли Рут, что Анну уволили? Не сообщил ли ей Фенстон, что Анна погибла? Анна так глубоко задумалась, что едва не пропустила съезд на Хитроу.

Она повела машину к грузовым складам по ту сторону Окружной южной дороги и припарковалась на стоянке прямо перед офисом «Хранилища искусств». Анна попыталась взять себя в руки. Чего бы проще — взять и уехать? Зачем она встряла в это дело, зачем рисковала своей жизнью? Но тут она вспомнила про Викторию и про то, что невольно способствовала ее гибели.

— Пошевеливайся, женщина, — наконец сказала она себе вслух и открыла дверцу. Набрала полные легкие воздуха, решительно прошагала по тротуару, толкнула вращающиеся двери и очутилась в приемной.

— Рут на месте? — спросила она бодро.

— Нет, — ответила секретарша, — но должна быть с минуты на минуту.

— Тогда я подожду, — сказала Анна с улыбкой, присела и взяла со столика «Ньюсуик».

Наконец в три часа двадцать две минуты появилась Рут.

— Мне звонили? — спросила она секретаршу.

— Нет, но вас ожидает дама.

Рут повернулась, и Анна затаила дыхание.

— Анна! — воскликнула Рут. — Как я рада вас видеть. — (Первый барьер взят!) — Я задавалась вопросом, будете ли вы вести это дело после нью-йоркской трагедии. — (Взят второй барьер.) — Тем более ваш босс уведомил, что картину заберет мистер Липман. — (Взят третий барьер.) — Вы бледноваты, — продолжала Рут. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Чувствую я себя прекрасно, — ответила Анна, с трудом одолевая четвертый барьер, но удерживаясь при том на ногах.

— Где вы были одиннадцатого? Я хотела спросить у мистера Фенстона, но ведь он не дает и слова вставить.

— Страховала одну продажу в Амстердаме, но вчера вечером позвонил Карл Липман и попросил прилететь в Лондон, чтобы проверить, как идут дела.

— Для него все давно подготовлено, — раздраженно заметила Рут, — но мы съездим на склад, чтоб вы увидели все собственными глазами.

Они подошли к «рейндж-роверу» Рут, и Анна забралась на пассажирское сиденье.

— Жуткая история с леди Викторией, — заметила Рут. Она развернула автомобиль и поехала к южному концу грузового терминала. — Газеты упиваются убийством — таинственный убийца, горло перерезано кухонным ножом. Полиция, однако, до сих пор никого не задержала.

Рут остановилась у безликого бетонного здания, в котором Анне несколько раз уже доводилось бывать. Она бросила взгляд на часы: без двадцати четыре. Рут предъявила охраннику пропуск, и тот открыл им восьмимиллиметровую стальную дверь. Длинный серый коридор с бетонными стенами напоминал бомбоубежище. У второй двери Рут набрала шестизначный цифровой код. Потянула на себя тяжелую дверь, и они очутились в квадратной бетонной комнате. На деревянных полках лежали ярко-красные упаковочные футляры «Хранилища искусств». Рут сверилась с описью, пересекла помещение и постучала пальцем по футляру с приклеенной на каждом углу цифрой 47.

Анна подошла и тоже сверилась с описью: № 47, Винсент Ван Гог, «Автопортрет с перевязанным ухом», 61x46 см.

— Похоже, все в порядке, — сказала она.

В проеме двери появился охранник:

— Простите за беспокойство, миссис Пэриш, но из «Сотбис» приехали два охранника, говорят, что им поручили забрать Ван Гога для оценки.

— Вам что-нибудь об этом известно? — спросила Рут Анну.

— Еще бы. Фенстон поручил мне перед отправкой оценить Ван Гога для страховки. У Марка Полтимора это займет не больше часа, и «Сотбис» сразу вернут картину.

— Мистер Липман об этом ничего не сказал в электронном письме.

— Честно говоря, — сказала Анна, — мистер Липман так далек от искусства, что не отличит Ван Гога от Ван Моррисона. — Она сделала паузу и добавила: — Вы можете позвонить Фенстону и спросить его.

— Чтобы он еще раз мне голову оторвал? — возразила Рут. — Нет уж, спасибо. Лучше я положусь на ваше слово. Как я понимаю, вы заберете картину под свою ответственность и распишетесь в получении?

— Разумеется.

Охранник снял футляр с полки и вынес к бронированному фургону «Сотбис».

— Распишитесь вот здесь, — попросил водитель.

Анна подошла и поставила свою подпись под документом о передаче картины.

— Лучше бы вернуть ее до прилета Липмана, — сказала Рут. — Ни к чему мне раздражать этого человека.

— Вам было бы спокойнее, если б я тоже поехала в «Сотбис»? — спросила Анна. — Возможно, так дело пойдет быстрей.

— Вы не возражаете? — обрадовалась Рут.

— В данных обстоятельствах это будет разумно, — сказала Анна, залезла в фургон и устроилась рядом с водителем.

Рут помахала ей вслед. Фургон миновал ворота и влился в поток машин, бегущий к вечернему Лондону.

Служебный «Гольфстрим V» Брайса Фенстона приземлился в Хитроу в 19.22. Рут ждала на площадке перед ангаром. Она заранее предупредила таможню, так что с оформлением документов можно было закончить сразу по возвращении Анны.

В течение последнего часа Рут все чаще поглядывала на главные ворота, с нетерпением ожидая появления бронированного фургона. Она позвонила в «Сотбис» и узнала, что картина доставлена в целости и сохранности, но это было два с лишним часа назад.