— Да, сэр.

— А где сам фургон? — спросил Джек.

— Не знаю, сэр. Должен признаться, сэр, пока подозреваемая спала, я заснул тоже, а когда проснулся, фургона не было, остался от него один бампер с приемником GPS.

— Значит, она или очень умна, или побывала в аварии.

— Согласен, сэр. Что, по-вашему, мне теперь делать?

— Наниматься в ЦРУ, — сказал Джек.

— Привет, это Винсент, есть новости?

— Угу. Рут Пэриш заперла картину в хранилище на таможне Хитроу.

— Значит, мне придется туда проникнуть, — сказала Анна.

— Это может оказаться не так-то легко, — возразила Тина. — Липман вылетает за картиной рано утром, у тебя в запасе всего двадцать четыре часа. — Она подумала и добавила: — У тебя есть еще одна проблема. Липман не верит, что ты погибла.

— С чего он это взял?

— Не знаю, но он все время о тебе спрашивает.

Тина повесила трубку. Анна почувствовала, как на лбу у нее выступила испарина. Она проверила: разговор длился тридцать две секунды.

— Наш «друг» в аэропорту Кеннеди подтвердил вылет в семь двадцать утра, — сообщил Липман. — Но Тину я в известность не поставил.

— Почему? — спросил Фенстон.

— Швейцар в доме Петреску видел, как похожая по описанию на Тину женщина выходила из здания с чемоданом Анны.

Фенстон нахмурился:

— Но из этого следует…

— Вы хотите, чтобы я что-нибудь сделал?

— Что вы имеете в виду? — спросил Фенстон.

— Для начала — устроить прослушку домашнего телефона Тины. Если Петреску с ней на связи, мы будем знать, что она задумывает.

Фенстон не ответил, но его молчание всегда было для Липмана знаком согласия.

«До канадской границы — шесть километров», — объявил указатель. Анна улыбнулась, но за следующим поворотом ее улыбка мигом увяла — ей пришлось остановиться в конце колонны машин, тянувшейся насколько хватало взгляда.

За двадцать минут ее фургон проехал всего сто метров, поравнявшись с заправочной станцией. Анну это решительно не устраивало — она развернулась, пересекла дорогу, проехала мимо бензоколонок и остановилась у дерева за большим щитом с надписью «Автомойка». Вытащила из багажника вещи и пешком пустилась в шестикилометровый путь до границы.

— Я так вам сочувствую, голубушка, — заявил Арнольд Симпсон, глянув через стол на Арабеллу Уэнтворт. Он благосклонно улыбнулся клиентке и положил руки на стол, словно предлагая ей вместе помолиться.

— Не могли бы вы, как наш семейный адвокат, — сказала Арабелла, открыв папку у себя на коленях, — объяснить мне, каким образом мой отец и Виктория умудрились за столь короткое время наделать таких огромных долгов?

Симпсон на миг лишился дара речи и принялся перебирать разложенные на столе папки.

— Ага, вот оно, — наконец произнес он, открывая одну из них. — Когда ваш отец стал важной фигурой у Ллойда в 1971 году, он подписался на акции нескольких синдикатов, оформив имение в качестве дополнительного обеспечения. Многие годы индустрия страхования приносила солидную прибыль, и ваш отец имел высокий доход. — Симпсон провел пальцем вниз по колонке цифр. — Признаюсь, я, как и многие, не предвидел такой невероятной череды неудачных лет.

— И что случилось с акциями и ценными бумагами нашей семьи?

— Они оказались в числе первых активов, которые вашему отцу пришлось ликвидировать, чтобы иметь на текущем счете активное сальдо. На самом деле к моменту его кончины он задолжал банку порядка десяти миллионов фунтов.

— И каким же образом, хотелось бы знать, Виктория, имея вас своим главным консультантом, умудрилась менее чем за год удвоить долг?

— Не по моей вине, — отрезал Симпсон. — Адресуйте ваш гнев налоговому инспектору, ведь он, как Шейлок, всегда требует свой фунт мяса. С любого имущества при наследовании, не отходящего супруге или супругу, казначейство берет сорок процентов стоимости. Правда, мне удалось договориться с инспекторами об одиннадцати миллионах фунтов, и тогда это, видимо, вполне устроило леди Викторию.

— Моя сестра была наивной старой девой, она без отца и из дома не выходила, — сказала Арабелла, — но вы тем не менее позволили ей подписать договор с «Фенстон-банком», который заведомо увеличивал сумму долга.

— В противном случае поместье пришлось бы выставить на продажу.

— Нет, не пришлось бы, — возразила Арабелла. — Мне хватило одного телефонного звонка в «Кристис», чтобы выяснить: если выставить семейного Ван Гога на аукцион, за него дадут больше тридцати миллионов фунтов.

— Но ваш отец никогда бы не согласился продать Ван Гога.

— Совершенно очевидно, что вы не читали договор. Мало того, что сестра согласилась выплачивать шестнадцать сложных процентов, так вы еще и позволили ей отдать им Ван Гога в дополнительное обеспечение. А в случае спора любое решение подлежит утверждению в одном из нью-йоркских судов.

— Я уверен, — начал Симпсон, — что смогу завершить…

— Я вам скажу, что именно вы сможете завершить, — произнесла Арабелла, поднимаясь со стула. — Упаковать все папки с документами по поместью Уэнтворт и отправить их в Уэнтворт-Холл. — Она глянула сверху вниз на адвоката. — Вместе с последним счетом, — добавила она, посмотрев на наручные часы, — за один час вашей бесценной консультации.

Анна шагала по дороге и тащила за собой чемодан на колесиках. Сумка с ноутбуком висела у нее на левом плече, она ловила на себе удивленные взгляды людей, сидевших в машинах. Она отводила глаза и, добравшись до белой черты, встала в очередь.

Двое дежурных инспекторов сидели в своих «стаканах» и ревностнее, чем обычно, изучали бумаги пересекавших границу. Наконец тот, что был помоложе, позвал ее и взял документы.

Он с любопытством уставился на нее, видимо, задаваясь вопросом, сколько же она так прошла с вещами.

— Какова цель вашей поездки в Канаду?

— Участвую в художественном семинаре в Университете Макгилла. Я пишу докторскую диссертацию по творчеству прерафаэлитов.

— Кто из них вас особенно интересует? — небрежно спросил инспектор.

— Россетти, Холмен Хант и Моррис.

— Кто ведет семинар?

Анна покраснела.

— Э-э, Верн Суонсон, из Йельского университета, — ответила она, надеясь, что инспектор не слыхал о самом крупном специалисте в этой области.

— Прекрасно, значит, у меня будет шанс с ним познакомиться. Если он едет из Нью-Хейвена, то сможет пересечь границу только здесь, ведь авиарейсы в Штаты и из Штатов отменены.

Анна не нашлась с ответом.

— Я учился в Макгилле, — улыбнулся молодой человек, возвращая Анне паспорт. — Мы все переживаем катастрофу в Нью-Йорке.

— Спасибо, — ответила Анна и перешла границу.

Автобус компании «Грейхаунд» выехал из Ниагара-Фолс в три часа. Через два часа он остановился на западном берегу озера Онтарио. Анна первой выбралась из автобуса и сразу же поймала такси. Времени, чтобы разглядывать вдалеке небоскребы Торонто, у нее не было.

— Пожалуйста, в аэропорт, и как можно скорее.

Двадцать семь километров до Международного аэропорта имени Лестера Б. Пирсона такси одолело за двадцать пять минут. Анна расплатилась и поспешила в третий терминал. Она подняла глаза на электронное табло.

Только что завершилась посадка на последний рейс в Хитроу. Анна выругалась и пробежала взглядом по колонке оставшихся вылетов: Тель-Авив, Бангкок, Сидней, Амстердам.

Амстердам — то, что надо, подумала она. Рейс КЛ692, выход номер В31, идет посадка.

— Она летит в Амстердам, — сообщил Джо.

— В Амстердам? — переспросил Джек, нервно постукивая пальцами по столешнице.

— Да, не успела на последний рейс в Хитроу. Там у нас уже дежурит агент. Отправить агентов еще куда-нибудь?

— Да, в Гатвик и Стэнстед.

— Самолет Фенстона получил разрешение вылететь из аэропорта Кеннеди в семь двадцать завтра утром. Летит один Карл Липман.