В своих трудах, за исключением скандально известной «Тайной истории», Прокопий неизменно объясняет свои спорные утверждения, однако он не счёл нужным обосновывать своё суждение о том, что гунны Аттилы представляли собою качественно иную и более страшную угрозу. Вполне очевидно, что именно таким было общее мнение в его эпоху, когда гунны, уже давным-давно лишившись покорённых ими племён и добровольных союзников, рассеялись, причём часть их возвратилась в степь, где их поглотили более удачливые тюркские группировки авар, огур, оногур и булгар[34].

У выдающейся репутации гуннов была вполне обоснованная причина. Передвигаясь верхом на своих выносливых монгольских лошадках[35], они познакомили римский мир с совершенно новым и притом весьма успешным стилем ведения войн, который был усвоен и переработан, заложив основу стратегии складывавшейся византийской армии, каковая из-за этого стала в корне отличаться от своей классической римской предшественницы.

Этот новый стиль военных действий был впервые с похвальной точностью описан Аммианом Марцеллином, достоверность сведений которого подтверждается его значительным военным опытом в звании как простого воина, так и штабного офицера. Из его пространного сообщения о гуннах в конце четвёртого столетия мы можем извлечь прежде всего ценное описание их тактики:

Всё это обычные приёмы всех искусных воинов-степняков, которые впоследствии стали прекрасно известны византийцам, когда в течение веков гуннов сменяли авары, первые тюрки, оногуры-булгары, мадьяры, печенеги, куманы, монголы и, наконец, монголо-тюркские подданные Тимура, которого мы зовём Тамерланом. Именно такова тактика, которую византийцам предстояло в конце концов усвоить, чтобы весьма успешно подражать ей (арканы сбоку) и даже улучшить её, как мы увидим далее.

Сначала сыпался град стрел, выпущенных из исключительно мощных луков, речь о которых пойдёт ниже; это было оружие, способное убивать на значительно большем расстоянии, чем стрелы, пущенные из менее мощного лука. Что же касается костяных наконечников стрел, то они были не менее губительны, чем металлические, если обладали достаточной прочностью; кроме того, из приведённого текста мы видим, что гуннские стрелы были изготовлены исключительно искусно, и их костяные наконечники не обламывались при ударе.

Если враг не нападал, ему приходилось нести всё большие и большие потери от стрел. Если же он нападал, ему не удавалось вплотную схватиться с конными гуннами, которым не нужно было отстаивать свою землю; если они всё же шли на прямую стычку и, значит, были уверены в победе, то атаковать их было, скорее всего, неразумно.

Если же противники отступали, чтобы избежать дальнейших потерь, это могло дать гуннам возможность обрушиться на них, убивая и стрелами и мечами. (Не уточняется, что это было за оружие: прямые мечи, кривые сабли или что-то иное; в тексте стоит слово ferrum, «железо», обозначение наиболее общее, а затем употреблено слово mucro, «острие», то есть как лезвие меча, так и его острие).

Далее, если отступления не происходило, когда ряды врага уже порядком редели, следовали атака и рукопашная схватка: гунны налетали с мечом в одной руке, а другой рукой набрасывали аркан или лассо. В отличие от гуннского лука арканы не были новинкой, их широко использовали степные народы, аланы и даже готы (а возможно, и другие воины-германцы)[37], но лишь немногие из них могли сравниться в этом искусстве со степняками, воинами и скотоводами, которым приходится пасти своих лошадей на неогороженных пространствах, используя укрюк (урга у монголов, аркан у тюрок), то есть шест с верёвочной петлёй на конце, и путы для стреноживания лошадей.

Но самым грозным оружием гуннов, в чём сходятся все источники, был составной лук с обратным изгибом.

Так писал Гай Соллий Модест Аполлинарий Сидоний, которому было двадцать лет от роду, когда Аттила вторгся в северную часть его родной Галлии. Сидоний не был сведущ в военном деле: так, в другом месте он восхваляет галльского аристократа Марка Мецилия Флавия Эпархия Авита, одного из последних недолговечных императоров Запада (455–456 гг.), который, по словам поэта, «был <настоящим> гунном [Chunus] в метании дротиков [jaculis]»[39], – а этим мастерством гунны как раз особо не отличались. Но нет никакого сомнения в том, что гуннское искусство стрельбы из лука представляло собою новшество в военном деле: отчасти потому, что оно сочеталось с исключительной подвижностью, обусловленной качествами их лошадей и проявлявшейся на всех уровнях, то есть на тактическом, оперативном и стратегическом, отчасти же из-за их нового оружия.

Ранние его разновидности были известны с эпохи античности как «скифский лук», но его гуннская разновидность не привлекла бы к себе такого пристального внимания, если бы этот лук не был значительно более мощным оружием, применявшимся в войнах вплоть до шестнадцатого столетия по всей территории Азии, от Османской империи до Японии[40].

Есть много вариантов этого лука, так что нижеследующее сводится к описанию тех самых существенных его элементов, что неизменно должны были наличествовать в особом луке (или луках) гуннов, от которых не сохранилось ни одного засвидетельствованного образца, фрагмента или достоверного описания – хотя, как это ни странно, один обычно серьёзный историк не так давно с уверенностью утверждал, что гуннский лук был асимметричным, и даже привёл его точные размеры[41]. Конечно, вполне возможно, что он был длиннее над рукоятью, чем под ней, и такая асимметрия действительно позволяет изготовить более длинный и потому потенциально более мощный лук, который к тому же не будет задевать шею лошади, когда его держат вертикально, прямо перед всадником. Однако следует отметить, что на единственных конных состязаниях по стрельбе из лука, которые мы можем видеть и сегодня, то есть в японских соревнованиях по ябусамэ, проводящихся у святилища Мэйдзи в Камакуре и в других ритуальных местах, где методы школ Огасавара и Такэда применяются с XII века и все участники пользуются асимметричными луками, лишь очень немногие всадники при стрельбе держат свои луки прямо, причём по весьма веской причине: держать лук под углом значительно легче. Асимметрия – всего лишь вопрос предпочтения, и у нас нет никаких свидетельств тому, что гунны предпочитали именно асимметричные луки. Между прочим, прекрасно описанные и ставшие предметом множества изображений монгольские луки были абсолютно симметричны.

Даже если бы у нас были вполне достоверные изображения гуннского лука, они не поведали бы нам слишком много, поскольку внешний вид этого оружия вводит в сильное заблуждение: если бы такой лук со спущенной тетивой лежал за витриной нынешнего музея, мы увидели бы лишь длинный, тонкий, веретенообразный предмет, будто бы из тщательно окрашенного дерева, хотя в действительности он изготовлен из множества тонких слоёв высушенных конских жил и костяных пластинок. Составной лук аккумулирует энергию жил и костяных пластинок, когда тетиву натягивают, и он настолько мощен, что при спущенной тетиве изгибается в обратную сторону[42].