На обложке Драйхэнд рассмотрел хижину у подножья высоких деревьев. Это была книга Генри Дэвида Торо «Уолден, или Жизнь в лесу». Питер читал ее в детстве и сейчас вдруг вспомнил, как он завидовал герою, сумевшему остаться наедине с природой. Ему вдруг неудержимо захотелось выпить. Питер повел взглядом, и от стены заспешил к нему официант.

Но заказ принять он не успел. В дверях показалась группа молодых людей. Парни громко окликнули девицу, она сорвалась со стула и помчалась к выходу, оставив книгу на столе.

Питер потянулся к ней, придвинул к себе и раскрыл на середине.

Официант вопросительно согнулся.

— Еще оранжад, — сказал Драйхэнд.

Пить ему уже расхотелось.

Он унес книгу в номер и весь день читал ее. Решение крепло от часа к часу. А назавтра Драйхэнд начал объезд своих горных предприятий, универсальных магазинов, скотоводческих ранчо в Техасе и лесных угодий в Канаде. Необходимо было так поставить дело, чтобы все это продолжало действовать в долгое время его отсутствия. Питер не боялся разориться. Но считал себя не в праве подвергать этому риску сотни и тысячи людей, которые так или иначе были связаны с его капиталами. Пусть все останется, как было, только сам он уйдет из этого мира и станет частью природы.

На приведение всех дел в порядок ушло месяцев восемь. Драйхэнд снабдил гидроплан всем необходимым, что может понадобиться ему, новоявленному и добровольному Робинзону, и в один прекрасный день вылетел из Нового Орлеана на юго-восток, надеясь найти на Малых Антилах подходящее для уединения место.

Двигатели мерно рокотали. Гидропланом управлял автопилот. Питер сидел, откинувшись в левом кресле, и смотрел на блестящее внизу море, на тянувшиеся справа синие горы Кубы.

Внезапно в рубку ворвалась тьма. Пилоту показалось, что он ослеп… Питер схватился за глаза, протер их и увидел впереди звезды…

Вспыхнул яркий свет. И снова — тьма.

Пилот потерял сознание.

Когда он пришел в себя, гидроплан по-прежнему летел над морем. Питер взглянул на часы, восемнадцать ноль-ноль. Ему стало не по себе. Больше четырех часов летел гидроплан, управляемый автоматом… Где он находится сейчас?

Высотомер показывал триста метров. Драйхэнд огляделся. Как он потерял тысячу метров? Автопилот не может произвольно изменять высоту. Как случилось, что гидроплан снизился? А если б летчик пробыл без чувств еще немного? И что это было?

Питер включил радиопеленгатор, намереваясь привязаться к аэромаякам на Кубе или еще где, кто знает, куда завел его автомат за эти часы… Он шарил по эфиру, но эфир молчал, лишь изредка потрескивали далекие грозовые разряды.

«Прибавить высоты», — подумал Питер и перевел управление на себя. Он взялся уже за штурвал, чтобы подать его к себе, как вдруг заметил на воде странный предмет. Предмет промелькнул и ушел под корпус гидроплана. Питер хотел было пролететь мимо, но внутренний голос шепнул ему, что взглянуть на непонятное внизу стоило б еще раз.

Гидроплан заложил крутой вираж и пошел на круг, теряя высоту. Когда Питер Драйхэнд пронесся над замеченным им предметом, то с высоты он без труда рассмотрел, что это узкая индейская пирога, а на дне ее лежат человеческие тела.

— Такая вот произошла с нами со всеми история, — сказал Питер Драйхэнд, с удовольствием затягиваясь крепкой кубинской сигарой «Упман», которой угостил его из своих последних запасов Хуан Мигуэл. — Это уж потом я сообразил, что меня перебросило с северного берега Кубы на ее южную сторону, в Карибское море. А люди, которых я принял было за трупы, оказались этими вот замечательными женщинами, перепуганными до бесчувствия. Еще бы! Индейские девушки столь далекого времени, по-моему, они из начала шестнадцатого века, пережившие ужасы нападения конкистадоров на их деревню, сбежали от насильников в открытое море. И конечно, летящий над их головами гидроплан показался им беспощадным злым духом.

Ну досталось же мне хлопот с ними! Немало времени пришлось потратить, чтоб убедить индеанок покинуть пирогу и разместиться в гидроплане. Собственно говоря, если б они не ослабли от голода и жажды, вряд ли бы я справился с ними, ведь мы не могли объясниться… Их было семеро. Только вскоре одна из них умерла, бедняжка… Ее ранили напавшие на их деревню конкистадоры. Все девушки принадлежали индейскому племени сибонеев, давным-давно они населяли вместе с таинами Кубу…

— Их почти всех истребили, таинов и сибонеев, — заметил Хуан Мигуэл. — А потом по указу Филиппа Второго от 30 декабря 1596 года начали ввозить негров из Африки для работы на плантациях сахарного тростника.

— Эти семеро несчастных ушли в открытое море во время одного из таких избиений коренного населения, — сказал Питер Драйхэнд. — Но когда они приблизились к берегу, то не смогли найти никаких следов человеческого жилья. С ними произошло то же, что и с нами со всеми… Молоденькие, неопытные в мореходных делах женщины вообразили, что пристали к другому берегу, и вновь ушли в море. Сильный ветер унес их далеко, гибель была неминуема, и тут я свалился на них с неба в буквальном смысле слова… Постепенно все наладилось. Неподалеку я обнаружил остров в Юкатанском проливе… Его не было на моих картах, но мне достаточно быстро удалось сообразить, что судьба перебросила меня в иной мир, начисто избавила от цивилизации. Правда, я мечтал об одиночестве, но поправку, которую внесло появление этих шестерых моих спутниц, принял без сопротивления. Да и как мне было их бросить, оставить одних в этом загадочном мире, где человечество сократилось до семерых людей?

Прошло семь лет с той поры, и теперь в нашей маленькой деревне уже две дюжины детишек. Со старшими я занимаюсь сам, у нас есть книги, есть музыкальные инструменты, патефон с пластинками. Сообща мы приготовили землю для посевов, вырастили сад, приручили животных. Большого труда, правда, тратить нам на это не пришлось: животные на острове странно ручные, у меня не проходит ощущение, будто они принадлежали уже человеку…

— Значит, вы считаете, что находитесь в прошлом, мистер Драйхэнд? — спросил Юрий Алексеевич.

— Конечно, — ответил гостеприимный хозяин.

Все они сидели в просторной тростниковой хижине, она служила, как объяснил Драйхэнд, общим помещением для обитателей удивительной деревни. Вокруг этой самой большой хижины стояли домики поменьше. Их было семь. В одной жил Питер, а в остальных женщины, каждая со своими ребятишками. Одна из них считалась старшей спутницей единственного в деревне мужчины. И не потому ее выделили, что была Акатль красива и старше остальных по возрасту. Женщину отличали природный ум, пытливость, умение ладить с другими в этой небольшой группе людей. Впрочем, судя по всему, здесь царил мир и благорасположение друг к другу. И хохотушка Ица, и застенчивая Вахи, ее встретила Нина Власова на берегу, высокая, сильная Крума, гордая и чуточку надменная Ланда, ожидавшая со дня на день разрешения от бремени Усумасията — женщины являли собой пример того, что «кухонно-коммунальные» раздоры не есть норма человеческого общения.

Деревня располагалась за лесом, на берегу второй такой бухты, как та, где стояли «Палома» и «Святой Патрик». Только выход из этой бухты был совсем безопасен. В середине бухты берег был низким, а по краям становился обрывистым, к морю выходили уже отвесные утесы, о которые бились волны. Потом берега понижались и переходили в прекрасные пляжи золотистого песка.

— Идем, — сказал Роберт Нимейер, когда они с Леденевым и Дубининым осмотрели ближайшие окрестности. — Прекрасное место! Теперь я понимаю, откуда у моего соотечественника такое благодушное настроение.

— Один Адам и шесть Ев, — заметил Дубинин. — Если это и рай, то, разумеется, мусульманский…

— Нас это не должно касаться, Виктор Васильевич, — сказал Леденев. — Питер Драйхэнд поссорился со своим временем и ушел от него. Нам же надо туда вернуться…

— А по мне, — отозвался Нимейер, — так пропади оно пропадом, мое время!