Я уселся на большой камень, который приволок еще в прошлый раз. Спустя какое-то время опустил бинокль, и тот повис у меня на шее, а я просто смотрел, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони. Хейли отбила все удары, кроме одного. Этот первоклассный удар настиг ворота, ударился в перекладину, а затем был забит с подбора.

Казалось, ей весело, а сосредоточенность, необходимая в ее положении, вытеснила все другие мысли. Жаль, что мне это было не дано. Не дано так просто забыть о Сэнди и Кэти Паттерсон, да и о многом другом. Особенно по ночам, когда я закрывал глаза, чтобы уснуть. Я мог бы обратиться в суд и настоять на решении по поводу дочери, заставить судью составить порядок посещений и вынудить Хейли проводить со мной каждый второй уикенд и каждый второй четверг, как было раньше. Но я понимал, что это лишь испортит все окончательно. Провернешь такое с шестнадцатилетней, и можешь потерять ее навсегда. Поэтому я ее отпустил и занял выжидательную позицию. Решил выжидать и наблюдать издалека. У меня должна была остаться вера, что Хейли в конце концов поймет: мир не делится на черное и белое, что есть и серые оттенки. И что ее отец пребывает именно на серой полосе.

Но был вопрос, который нависал над этой верой словно грозовая туча. Как можно надеяться на то, что кто-то тебя простит, когда глубоко в душе ты сам не можешь простить себя?

Зажужжал телефон, и я принял звонок от Баллокс, только что вышедшей из здания суда в центре города.

– Ну, как прошло?

– Думаю, нормально. Шелли Алберт, конечно, была не особо рада, но судья надавил на нее по поводу пункта о сотрудничестве, и в конце концов она сдалась. Итак, мы вышли на сделку, осталось уломать Дейрдру. Переговоры велись при закрытых дверях, и Рэмси там не присутствовала. Нам придется проехаться до тюрьмы и рассказать ей о новом предложении окружного прокурора.

– Хорошо. Сколько у нас времени?

– По сути, сорок восемь часов. До вечера пятницы. Судья намерена выслушать нас в понедельник.

– Ладно, тогда поедем к ней завтра. Я вас познакомлю, там ее и уломаешь.

– Договорились. А ты где? Я слышу какие-то вопли.

– На тренировке по футболу.

– Правда? Вы с Хейли наладили отношения? Так это ж здо…

– Не совсем. Просто смотрю. Что планируешь дальше?

– Наверное, поеду обратно в юридическую библиотеку и добью те папки. На мой взгляд, в Пасадену ехать за протоколами поздновато.

– Спасибо, что взяла на себя Рэмси.

– Была рада. Мне и правда понравилось, Микки. Хочу больше уголовных дел.

– Организуем. Давай, до завтра.

– Подожди, еще кое-что. Есть секундочка?

– Конечно.

– Я села слева от судьи, как ты и предложил. Знаешь, думаю, помогает. Меня он внимательно слушал, а Шелли, когда она отвечала, все время прерывал.

Я мог бы намекнуть, что внимание судьи вызвано иными причинами: Дженнифер Аронсон – привлекательная и активная девушка двадцати шести лет, а Шелли Алберт, на сутулых плечах и нахмуренных бровях которой лежит бремя доказывания, провела в офисе окружного прокурора уже целую жизнь.

Однако вместо этого я сказал:

– Вот видишь, я тебе говорил.

– Спасибо за подсказку, – поблагодарила она. – До завтра.

Я положил трубку и снова взялся за бинокль. Тренер начал тренировку в четыре, и девочки уже уходили с поля. Хейли только недавно перевелась и, как новичок, должна была собрать мячи и сложить их в сетку. На тренировке она стояла в воротах лицом ко мне, и я не видел ее со спины. Но когда она стала подбирать мячи, у меня ухнуло сердце: я заметил на футболке седьмой номер. Ее счастливый номер. Мой счастливый номер. Номер Микки Мантла. Она его не сменила. По крайней мере, хоть тонюсенькая ниточка, ведущая ко мне, не порвалась. Я воспринял это как знак, что не все между нами потеряно и что мне следует держать хвост пистолетом.

Не бывает так, что ведешь только одно дело. Дел всегда много. Я сравниваю адвокатскую практику с искусством лихого уличного актера, развлекающего толпу на венецианском променаде.

Есть человек, который вертит на палках тарелки, одновременно подкручивая кучу фарфоровых изделий. А есть человек, который жонглирует бензопилами – аккуратно, не прикасаясь руками к работающим частям лезвий.

Помимо дела Лакосса, под Новый год я вертел несколько тарелок. Леонард Уоттс, вооруженный угонщик, чтобы избежать суда, хоть и нехотя, но пошел на сделку. Переговоры провела Дженнифер Аронсон. То же самое она сделала и для Дейрдры Рэмси.

Я взял дело, вызвавшее в конце декабря большой резонанс, дело, которое больше походило на жонглирование бензопилой. Сэм Скейлс был арестован полицией Лос-Анджелеса за аферу, наполнившую слова «бессердечный грабитель» новым смыслом. Скейлса обвинили в том, что он создал фальшивый веб-сайт и страничку на Фейсбуке, чтобы выпросить денег на похороны ребенка, убитого в Коннектикуте во время школьной резни. Люди не скупились, и, по данным прокурора, Скейлс смог загрести почти пятьдесят тысяч. Афера шла гладко, пока родители умершего ребенка не заподозрили неладное и не обратились к властям.

Чтобы обеспечить себе анонимность, Скейлс использовал кучу фальшивых сетевых заморочек, но в конце концов – как бывает в таких случаях – ему понадобилось перевести деньги туда, откуда он смог бы их забрать. И он перевел деньги в отделение Банка Америки на бульваре Сансет в Голливуде. Когда он зашел, чтобы снять деньги, операционист заметил на счете флажок и, вызвав полицию, стал тянуть время. Сэму объяснили, что банк не хранит такие суммы наличными, потому что расположен в зоне повышенного риска, то есть шансы на ограбление здесь выше, чем в других отделениях. Скейлсу предложили подождать – деньги для него закажут и доставят в три часа бронированным автотранспортом – или сходить в центральное отделение, где такая сумма скорее всего будет в наличии. Мошенник не смог распознать аферу. Он предпочел сделать спецзаказ.

Когда в три часа он вернулся, его уже встречали два детектива. Те два детектива, которые арестовали Скейлса за последнее дело (защищал его я): воровство денежных средств, собранных для пострадавших от цунами.

На тот момент заполучить Скейлса хотели все: ФБР, полиция штата Коннектикут, даже Канадская королевская конная полиция, которая взялась за дело, потому что деньги жертвовали и иностранцы. Но арест произвела полиция Лос-Анджелеса, следовательно, преимущество получил городской офис окружного прокурора.

Скейлс, как и раньше, позвонил мне, и я принял вызов, взяв дело человека, которого так обливали грязью в СМИ за инкриминируемое преступление, что его пришлось поместить в одиночную камеру: опасались, что могут растерзать другие заключенные.

Негодование масс было так велико, что сам окружной прокурор, Деймон Кеннеди, человек, который переиграл меня на прошлогодних выборах, заявил, что он лично предъявит Скейлсу обвинение. Это, естественно, произошло уже после того, как я согласился защищать Скейлса в суде. Кеннеди снова представилась благодатная почва разгромить меня перед лицом общественности. Он знал, что дело верняк, и смысла договариваться нет. Просто хотел извлечь выгоду из любой видеозаписи, любой статьи или заметки в сети, хотел получить любую толику внимания, которую мог выжать из создавшейся ситуации. Без сомнения, на этот раз Сэм Скейлс получит по полной программе.

Дело Скейлса лично мне тоже не пошло на пользу. В «Лос-Анджелес уикли» опубликовали статью «Кого больше всех ненавидят в Америке», своеобразный экскурс по многим аферам, в которых за последние двадцать лет обвиняли Скейлса. Мое имя, как имя его старинного адвоката, в этих эпизодах всплывало постоянно. Тот номер вышел за неделю до Рождества, и в результате моя дочь, которая снова посчитала, что отец ее публично унизил, встретила меня довольно холодно. Перед этим мы договаривались, что мне дозволят прийти рождественским утром с подарками для дочери и бывшей жены. Как бы не так. То, что я надеялся, станет оттепелью в наших отношениях, вылилось в снежный буран. И ужинал я в тот вечер замороженными полуфабрикатами. В одиночестве.