В ее взгляде сквозило сочувствие.
— Это... Я так понимаю, это синдром Альцгеймера, — сказал он.
Изабелл покачала головой.
— Нет, у вас то, что называют мультиинфарктной деменцией, — сказала она, — являющейся одной из форм сосудистой деменции. Это означает, что вы переживаете множество крошечных ударов, о которых, вероятно, даже не подозреваете. Но они нарушают кровообращение в вашем мозге, что, в свою очередь, негативно воздействует на память.
Помолчав, чтобы усвоить сказанное, Дэвид спросил:
— Можно ли... — Он прочистил горло. — Можно ли что-нибудь сделать?
Глядя Дэвиду в глаза, Изабелла откровенно и безрадостно ответила:
— Боюсь, повреждения, которые уже произошли, необратимы. Но, как правило, у людей с МИД — мультиинфарктной деменцией — наблюдается гораздо более адекватная оценка собственного состояния, чем у страдающих другими видами слабоумия, такими как болезнь Альцгеймера. Это означает, что разрушения в мозге будут заметнее сразу после удара, но потом вы, вполне вероятно, на какое-то время стабилизируетесь и даже почувствуете улучшение, пока это не произойдет снова.
— Можно ли что-нибудь сделать, чтобы предотвратить удары? — спросил Дэвид. Он был явно раздавлен и с каждой секундой чувствовал себя все хуже.
— Снизить риск определенно в наших силах. Нужно внимательно следить за вашим кровяным давлением и уровнем холестерина и вооружить вас информацией о симптомах, которые ведут к удару. Кроме того, я пропишу вам аспирин, чтобы понизить свертываемость крови, и донепезил, который, возможно, вам лучше известен как ариспет.
— Я думала, ариспет от болезни Альцгеймера, — сказала Лиза, слыша свой голос как будто из глубины тоннеля.
— Да, но на людей, страдающих другими видами слабоумия, он тоже оказывает позитивное воздействие.
Дэвид снова прочистил горло.
— И о каком... О каком сроке мы говорим?
Понимая, о чем он спрашивает, Лиза вся сжалась в ожидании ответа.
— Точную оценку дать трудно, — сказала Изабелл, — потому что каждый случай индивидуален. Но ранняя деменция, как вам, вероятно, известно, может проявляться в более агрессивных формах...
— Сколько? — повторил свой вопрос Дэвид.
Без дальнейших отступлений доктор Мэннинг сказала:
— Возможно, не больше пяти лет, хотя я знала людей, которые прожили двадцать и дольше. Разумеется, при условии, что предпринимаются все возможные меры для минимизации риска дальнейших ударов.
Дэвид судорожно вздохнул:
— И в каком состоянии я буду находиться эти пять или двадцать лет? — спросил он.
— Опять же, каждый случай индивидуален, но, как вы знаете, это прогрессирующее состояние, и со временем, боюсь, оно может только ухудшаться.
Дэвид повесил голову, но, когда Лиза положила руку ему на плечо, снова поднял ее.
— Теперь знаем, — сказал он тоном, который давал понять, что он больше ничего не хочет слушать. — Спасибо вам за беспокойство, доктор. Пожалуй, мы не будем больше отнимать у вас время.
— Пожалуйста, присядьте, — мягко попросила Изабелл, когда Дэвид сделал попытку подняться. — Нам предстоит долгий разговор о том, что делать дальше, и не в последнюю очередь это касается практической стороны вопроса, которая на самом деле очень важна. Пожалуй, лучше обсудить ее прямо сейчас. — Она перевела взгляд на Лизу. — Теперь дело за вами, потому что мы не можем знать наверняка, какую часть сказанного вспомнит потом Дэвид.
— Боже мой, — простонал он.
Взяв его за руку в попытке успокоить, Лиза спросила:
— Что мне нужно делать?
Изабелл, которой, похоже, понравилось, какой прагматичный тон удается выдерживать Лизе, сказала:
— В первую очередь вы должны сообщить о его диагнозе в DVLA[35].
Дэвид вскинул голову.
— Вы не можете забрать у меня... забрать у меня...
Он обессиленно закрыл глаза.
— Скорее всего, вы еще какое-то время сможете сохранять права, — успокоила его Изабелл, — но боюсь, что агентство все-таки необходимо проинформировать, как и ваших страховщиков. Кроме того, важно решить, кого вы хотите видеть своим доверенным лицом, — продолжала она, обращаясь теперь к Дэвиду, а не к Лизе, — потому что наступит момент, когда вы не сможете самостоятельно вести дела, особенно финансовые.
Дэвид ничего не сказал, и Лиза почувствовала, что тоже не способна говорить.
— Возможно, вы также захотите составить «завещание о жизни»[36], — сказала Дэвиду Изабелл. Потом обратилась к Лизе: — Я могу дать вам множество информационных брошюр и буклетов по всем этим вопросам. Сейчас я просто рассказываю о шагах, которые можно предпринять, чтобы не допустить юридических и медицинских осложнений в будущем.
Лиза посмотрела на Дэвида и, заметив, каким тусклым сделался его взгляд, как будто он уже не слушал, поняла, что должна что-то сказать.
— Сколько времени потребуется, чтобы медикаменты начали действовать? — спросила она.
— Для арисепта срок составляет одиннадцать-двенадцать недель.
Может ли она задать следующий вопрос при Дэвиде? Если не спросить сейчас, потом она вообще не сможет этого сделать.
— Насколько хуже ему может стать за это время?
— Я все еще здесь, — резко напомнил им Дэвид. — Пожалуйста, не говорите обо мне так, будто я оглох или уже дошел до состояния мозговой смерти.
Изабелл перевела взгляд на него.
— Очень частая жалоба для людей с деменцией, — сказала она. — Что до ухудшения состояния, то трудно сказать, насколько быстро оно будет происходить, потому что многое зависит от частоты мини-ударов. Уверена, вы уже обратили внимание на то, что, вероятно, воспринимается как перепады настроения или эксцентричное поведение.
Лиза кивнула.
— Мне нужно в уборную, — внезапно проговорил Дэвид.
Когда за ним с шумом захлопнулась дверь, Изабелл сочувственно посмотрела на Лизу.
— Первыми реакциями у людей в его положении нередко бывают гнев и отказ принимать действительность, — сказала она. — Это способ самозащиты, и, откровенно говоря, важнее, чтобы вы понимали, что происходит, а не он, потому что именно вам, как я понимаю, предстоит о нем заботиться.
Чувствуя, что сама вот-вот откажется воспринимать действительность, Лиза решила молча ждать, пока доктор договорит.
— Возможно, вам полезно понимать, — сказала Изабелл, — что человеку в состоянии Дэвида со временем будет все сложнее узнавать что-либо новое. Примерами этого могут служить случаи, когда Дэвид забывал о встречах или о том, что на них говорилось. Это означает, что новая информация не всегда пробивается к нему. То, что уже усвоено, остается на месте и никуда не исчезнет или не должно исчезнуть еще какое-то время. Однако дать точную оценку может оказаться проблематично. Но давайте сначала разберемся с новой информацией, потому что трудности, которые возникнут у Дэвида с ее сохранением, покажутся вам наиболее серьезными.
Взяв ручку и блокнот, она начала рисовать схему.
— Грубо говоря, запоминающий мозг, то есть отдел мозга, отвечающий за функцию запоминания, работает следующим образом, — сказала она. — Из вербальной памяти в рабочую информация переходит секунд за сорок пять, максимум за минуту. Переход из рабочей в краткосрочную память занимает от пяти до двадцати минут. Затем информация идет в хранилище оперативной памяти, которое направляет ее в управляющий мозг, где происходит главная обработка, — другими словами, решается, что мы сохраним на будущее, а что отбросим. Сейчас нас интересует переход из рабочей в краткосрочную память. Рабочая функционирует, то есть Дэвид принимает информацию, но краткосрочная не всегда пересылает ее дальше по цепочке, как положено, и здесь у нас происходят потери. Со временем краткосрочная память совсем перестанет функционировать, а также начнет разрушаться остальная запоминающая часть мозга. На этом этапе он может не вспомнить таких простых вещей, как имена членов семьи, или время определенных событий в прошлом, или как выполнять некоторые из привычных, повседневных действий. Вы только что видели, как он надевал рубашку. Возможно, сыграли свою роль нервы, но боюсь, что для такого человека, как Дэвид, это дурной знак.