— Внутри еще езть?

— Нет, Важе Выйокомерие,- доложил капитан стражи.- Тольго незколько злуг.

— Зварите их в мазле зе звязь з убийцами! Джто же казаетзя ваз…

— Ваше Высокомерие,- заговорил Страпхэнгер,- Естественно, я не против умереть, если это доставит удовольствие Вашему Высокомерию, но тогда мы не сможем подарить вам подарки и прочие вещи, разве не так?

— Броклятье! — Ай-Поппи-Гуги швырнул свой меч на землю, чуть не попав в ногу Мэгнану,- Я забыл о бодарках! — казалось, он размышляет.- Позлушайте, джто, езли я узтрою вам возмод-жнозть выбизать незколько джеков в камере, беред казнью?

— О, боюсь, это совсем никуда не годится, Ваше Высокомерие. Мне нужна печать Посольства, машина, удостоверяющая чеки, и книги кодов, и…

— Ну… возмоджно, я мог бы зделать изклюджение, я отзроджу нагазание до тех пор, пока не брибудет налиджнозть.

— Простите, Ваше Высокомерие, я не стал бы вас просить отклоняться от традиции просто для того, чтобы оказать мне услугу. Нет, мы все отлучены, так что, я полагаю, мы можем устроиться поудобнее и начать умирать с голоду…

— Зтойте! Не торобите меня! Кто отлуджает, вы или я?

— О, вы, конечно.

— Именно! И я говорю, джто вы не отлуджены! — Епископ огляделся со свирепым видом.- Теберь назджет бодарка. Вы моджете дозтавить два миллиона немедленно, я злуджайно захватил з зобой бронированный автомобиль…

— ДВА миллиона? Но вы же говорили -один миллион!

— Зегодня день удвоенного бодарка.

— Но вы говорили, среда — день удвоенного подарка. А сегодня еще только вторник.

— Зегодня зреда, зоглазно епизкопальному декрету,- заявил Епископ, подняв меч.

— Но вы же не можете… я хочу сказать, как вы можете?

— Реформа календаря,- сказал Ай-Поппи-Гуги.- Давно пора.

— Что же, я думаю, это можно устроить.

— Отлиджно! Сим я объявляю вам Епискобзкое прощение. Но оно не вклюджает этих озтальных неджелательных элементов! — Епископ взмахнул рукой,- Тащите их отзюда, барии!

— Э-э… я, конечно, благодарен вам за помилование,- заметил Страпхэнгер, быстро обретая уверенность,- но я, разумеется, не смогу должным образом проделать всю бумажную работу без своих сотрудников.

Ай-Поппи-Гуги свирепо уставился на него своими большими влажными красными глазами.

— Ладно! Берите их! Они все помилованы, кроме этого! — он уставил на Ретифа палец, подобно стволу пистолета.- Назчет него у меня озобые бланы! — Стражники перенесли свое внимание на Ретифа, окружив его и нацелив на него оружие.

— Может быть, Его Высокомерие на этот раз будет чуть более снисходительным,- предложил Мэгнан, промокая пятно ливерного паштета с обнаженной руки,- если мистер Ретиф извинится и пообещает, что больше не будет так делать.

— Не будет больше джто? — требовательно спросил Епископ.

— Давать вам подножку,- пояснил Мэгнан.- Как он только что это сделал, понимаете?

— Он бодзтавил мне бодножку? — задохнулся Ай-Попп-Гуги.- Намеренно?

— Нет, почему, должно быть, по ошибке…- начал было Страпхэнгер.

— Ваше Высокомерие обладает таким тонким чувством юмора,- заметил Мэгнан,- что, я уверен, вы оцените комический аспект этого дела.

— Ретиф! Вы это нарочно… я имею в виду, конечно же, не нарочно,- задохнулся Страпхэнгер.

— Ну и ну,- возмущенно возразил Мэгнан.- Я же лежал прямо здесь.

— Обызкать его! — рявкнул Епископ. Стражники бросились вперед, деловитые руки почти сразу же обнаружили сложенный листок бумаги, который ему бросил спизм, убегая из комнаты.

— Ага! — обрушился на него Епископ. Он развернул и прочитал послание.

— Это заговор! — завопил он.- Прямо у меня бод нозом! Закуйте его в кандалы!

— Я обязан выразить протест! — заговорил Страпхэнгер.- Вы не можете то и дело заковывать дипломатов в кандалы всякий раз, когда совершается какой-нибудь незначительный неблагоразумный поступок! Оставьте это мне, Ваше Высокомерие, я позабочусь о том, чтобы в его послужной список было занесено строгое порицание.

— Боги должны болуджить звое! — взревел Ай-Поппи-Гуги.- Завтра, во время Великого браздника зреды…

— Завтра четверг,- перебил Мэгнан.

— Завтра зреда! Зегодня зреда! Я объявляю, что взя эта неделя зозтоит из зред, разрази меня гром! А теперь, как я и говорил — этот землянин будет уджаствовать в бразднике! Такова воля богов! И хватит зпорить!

— А, он примет участие в церемонии,- с облегчением сказал Страпхэнгер.- Что же, ради этого мы вполне можем его освободить от прямых обязанностей,- он издал негромкий дипломатический смешок,- Корпус всегда готов поощрять богопочитание в любой форме, разумеется.

— Единзтвенные изтинные боги — это Хуганзкие боги, во имя богов,- прогрохотал Епископ.- И не надо мне никакой вашей земной ерези, иначе я отменю помилование! Теберь уведите этого тиба в храм и бриготовьте для полета в зреду! Взе озтальные озтаютзя бод арезтом, бока не зтанет извезтна воля богов!

— Мистер посол,- дрожащим голосом проговорил Мэгнан, дергая Страпхэнгера за руку,- вы думаете, вам следует, вам следует позволять им…

— Просто позволим Его Высокомерию сохранить свое лицо,- доверительным тоном ответил Страпхэнгер и подмигнул Ретифу,- не тревожьтесь, мальчик мой, для вас это будет хорошим опытом. Вы в действии познакомитесь с хуганской религиозной концепцией.

— Но… что, если они… я хочу сказать, что варить в масле… это дело такое необратимое,- настаивал Мэгнан.

— Спокойно, Мэгнан! Я не потерплю нытиков в моей организации!

— Спасибо, что вспомнили обо мне, мистер Мэгнан,- сказал Ретиф.- Но мой талисман все еще со мной.

— Талисман? — тупо переспросил Мэгнан.

— Колдовство? — прогрохотал Епископ,- Я и подозревал джто-то такое! — огромным красным глазом он уставился на Страпхэнгера,- Увидимзя на церемонии! Не обаздывай! — он посмотрел на Ретифа,- Ты бойдежь без зопротивления?

— Ввиду количества направленных на меня стволов,- ответил Ретиф,- я искренне на это надеюсь.

Камера была узкой, темной и сырой, и в ней не было никакой мебели, если не считать простого стола, на котором стояла бутылка вина с горьким запахом, и узкой скамьи, на которой сидел

Ретиф. Его запястья были скованы цепью, и он прислушивался к приглушенному стуку, слабо доносившемуся из-за стен. Стук продолжался уже часов двенадцать, насколько он мог судить — достаточно долго для того, чтобы, хуганцы успели завершить подготовку к религиозным церемониям, в которых он должен был участвовать.

Стук внезапно изменился по тону — он слышался громче, ближе. Затем раздался слабый звук, будто бы горсть камешков бросили на пол. Через мгновение послышалось тихое царапанье, словно ногтями по доске, затем тишина.

— Ретиф, ты здесь? — прочирикал в полной темноте тонкий голос.

— Само собой, Джекспурт! Входи и присоединяйся! Я рад, что ты смылся от жандармов!

— Раззявы! Хе! Но слушай, Ретиф, у меня плохие новости.

— Выкладывай, Джекспурт, я слушаю.

— Это День праздника — старый Гуги наметил на сегодня крупные события, связанные с их религиозной ерундой. Хуги месяцами готовили этот свой гигантский окуриватель — загружали его мусором, старыми тряпками, использованными шинами и прочей дрянью. В разгар церемонии они зажгут это и включат воздуходувные помпы. Хуги провели систему труб к норам, понимаешь? На многие мили вокруг для спизмов не останется безопасного места. Наш народ начнет выскакивать из своих укрытий, в которых многие семьи жили поколениями, и — тютю! — тут-то их и перебьет стража! Это будет конец для нас, спизмов!

— Это жуткая история, Джекспурт,- вернее, была бы такой, если бы я сам на данный момент не находился в такой же жуткой ситуации.

— Да, Обряды среды. Тебя назначили на утро или на большое вечернее представление? — Джекспурт замолк, когда за дверью раздался звон.

— Святой Моисей, Ретиф! Время пришло! Они здесь! Я должен был проинформировать тебя, но, чтобы пробраться сквозь ту стену, потребовалось времени больше, чем я рассчитывал, а потом я разболтался…