— Кто его разоблачил?

— Гестапо.

— Что с ним стало?

— Расстреляли… Помню еще случай диверсии в декабре тысяча девятьсот сорок второго года. Тогда гестапо провело массовые аресты. Той операцией руководил какой-то высший офицер СС из Берлина…

— Вы его знали?

— Знал, но фамилии не помню. Он прилетел самолетом. Кто-то заминировал его самолет, и на обратном пути тот офицер СС и пилот погибли где-то под Варшавой.

— Кто это сделал?

— Следствие проводило гестапо. Группу саботажников обнаружили на аэродроме в Бельск-Подляски… — Клаузер умолк и облизал языком сухие тонкие губы.

— А вы можете вспомнить другие случаи подобного рода?

— Как раз я стараюсь сейчас их припомнить. Да, однажды, например, в шифровальную комнату проник лейтенант Бланке. Он успел сфотографировать часть совершенно секретных документов, но дежурный офицер застал его там и убил.

— С какой целью сделал это лейтенант Бланке?

— Он оказался шпионом в нашем Центре разведки. Это подтвердило следствие… Помню также, что какой-то партизанский отряд под командованием капитана Никора смелой атакой уничтожил важный авиационный и разведывательный объект в Беловежской пуще. Может, были и другие события подобного рода, но сейчас я что-то не могу вспомнить. Я хочу только сказать вам, что все эти события наш Центр объединил в одно логическое целое…

— Какое? — иронически спросил следователь.

— Это были не случайные события. Кто-то тайно действовал во дворце в Беловеже. Мы оказались не в состоянии разоблачить его, но твердо были убеждены, что это какой-то агент иностранной разведки руководит действия ми подобного рода, о которых я говорил…

Следователь достал из стола сигареты и спросил:

— Вы курите?

— Если позволите.

Майор Георг протянул пленному сигареты и дал прикурить. Наступила длительная пауза. Следователь обдумывал вопросы, которые хотел задать, а допрашиваемый размышлял о том, правильную ли тактику он избрал, давая такие «искренние» показания. Клаузер полагал, что его показания произвели хорошее впечатление. Наконец майор Георг, прервав молчание, произнес:

— Охарактеризуйте всех офицеров Центра разведки «Хорн».

Клаузер, глядя куда-то в окно через голову следователя, медленно называл фамилии, функции, особые приметы, род занятий офицеров, с которыми когда-то работал.

— Есть также в штабе лейтенант Штангер. Это странный человек.

— В каком отношении? — заинтересовался майор.

— Во всех. Кроме Завелли, никто толком не знает его прошлого. Некоторые болтают, что Штангер — бывший польский офицер. Работал еще в «Валли I». Его забрасывали в Россию. Потом в заварухе первых месяцев войны он где-то пропадал…

— Ну а что в нем особенного?

Клаузер задумался, а потом произнес:

— Это не так легко определить. У него большой талант разведчика. Это несомненно! Он никогда не выдает своих антипатий, как это делал я по отношению к Третьей империи и гитлеризму. В нем есть что-то таинственное…

— Ну а что именно? — налегал следователь.

— Видите ли, это трудноуловимые вещи. Я допускаю, что он не тот, за кого себя выдает. Я даже предполагал, что именно он и есть ваш агент в центре разведки «Хорн»… Некоторые акции саботажа, диверсии давали мне пищу для размышлений. — Клаузер подробно рассказал о происшествии в шифровальной комнате, когда погиб Бланке, историю Бауэра и другие.

— А почему вы подозревали именно Штангера?

— Это были только мои предположения, интуиция. Меня интересовал этот человек. Я часами думал о нем и старался найти самый пустяковый довод против него, но Завелли и Фриватт смеялись надо мной. Штангер — их доверенное лицо. Однако я до сих пор не могу избавиться от подозрений в отношении его. Вы понимаете, это уж профессиональная привычка… — закончил Клаузер и выжидательно взглянул на следователя.

«Да, сколько б ты дал, чтобы узнать все о Штангере!» — подумал майор Георг.

— Если б не Штангер, я не сидел бы сейчас перед вами, — нарушил молчание Клаузер.

— Вот как? — удивился следователь, подняв брови.

— Да, это он подстроил так, что я вынужден был отправиться на Восточный фронт. Это его, Штангера, штучки…

— Вы сказали, что вынуждены были отправиться на Восточный фронт. Я вас правильно понял?

Клаузер словно бы поперхнулся.

— Почему вы были вынуждены отправиться на Восточный фронт? — настойчиво повторил вопрос майор Георг.

— Видите ли, это запутанная история… Личный вопрос. А впрочем, от вас у меня нет секретов. Меня не любили в Беловеже за мои политические убеждения. Именно в этом Штангер обвинил меня в гестапо.

Последнюю фразу следователь пропустил мимо ушей и спросил Клаузера:

— Действительно ли личный вопрос повлиял на то, что вас из разведки в Беловеже отправили в штрафную роту под Смоленск?

Клаузер впился взглядом в лицо майора. Он дорого бы дал, чтобы узнать, что этот человек знает о нем и его работе в Беловеже. Вдруг он понял, что следователь играет с ним.

— Почему вы молчите? — прервал его размышления майор.

— Восточный фронт вызывает у меня неприятные вое поминания. Я не хотел бы говорить вам об одной услуге, которую я оказал вашему офицеру. Вы примите это за увертку, — рискнул еще раз Клаузер.

— Нашему офицеру? — переспросил следователь.

— Да, вашему офицеру, летчику. Его фамилия Наиров. Петр Наиров, капитан. Мне было приказано доставить его в «Валли I». Я дал ему возможность убежать. Мне грозил военный трибунал, но дело кончилось штрафной ротой.

Следователь был настолько поражен наглостью фашиста, что ничего не ответил. Перебирая лежавшие перед ним бумаги, майор Георг некоторое время молча смотрел на эту прожженную лису и наконец произнес:

— Итак, вы помогли бежать нашему летчику?

— Да! — угодливо подтвердил Клаузер.

— Господин Клаузер, людям нашей профессии никогда не должна изменять память.

— Не понимаю вас…

— Выслушайте меня. Я прочитаю сейчас то, что вас должно заинтересовать: «Жестокостью по отношению к арестованным всегда отличался капитан Теодор Клаузер…» — Майор медленно и четко произнес фамилию и, поглядывая на окаменевшее лицо преступника, стал читать дальше: — «Так, например, когда в разведцентр в Беловеже привезли пилота Петра Наирова, Клаузер первым ударил его в лицо, а затем начал избивать резиновой дубинкой. На следующий день Клаузер предложил Завелли и Фриватту повесить возле церкви нескольких узников и показать эту казнь Наирову и парашютисту Ласко. Его предложение приняли. Казнь состоялась. Наиров и Ласко вынуждены были присутствовать на ней. Повесили семь человек…»

У Клаузера не выдержали нервы. Он вскочил со стула и закричал:

— Это неправда! Это ложь! Это…

— Сидеть! — резко произнес следователь. — Я еще не закончил. «Когда все вернулись в кабинет, Клаузер продолжал издеваться над летчиком…» Остальное почитаем позже. — Майор захлопнул папку. — А что касается бегства летчика, то не подвела ли вас опять память, господин Клаузер? Откуда у вас шрам на левом плече? А что стало с унтер-офицером охраны и водителем «опеля»? Молчите? — Следователь встал и подошел к Клаузеру. — Вы военный преступник! — бросил он ему в лицо. — Для нас вы сначала преступник, а потом офицер разведки. За свои злодеяния будете отвечать перед военным трибуналом. И очень скоро…

— Но ведь я…

— Молчать! — В первый раз, не выдержав, майор Георг повысил голос. Потом он приоткрыл дверь в коридор, кивнул часовому и что-то приказал ему. После этого майор Георг опять подошел к Клаузеру. — Через несколько часов расскажете мне о себе всю правду, а не эти сказочки для маленьких детей, которые мы здесь слушали, господин Клаузер. Не забудьте рассказать о разведшколе гестапо, о том, как вы проходили «практику», как боролись с партизанами, как участвовали в преступлениях в Беловеже и еще кое-где. А потом вспомним и о других ваших делишках…

В коридоре раздались чьи-то энергичные шаги, и в комнату вошел мужчина в форме капитана авиации. Клаузер поднял голову. Перед ним стоял… Петр Наиров. Майор Георг и Петр Наиров молча смотрели на окаменевшее, побледневшее лицо преступника. Полную нервного напряжения тишину прервал майор Георг.