Огонь бросал пляшущие блики на пол, мебель и стены комнаты. Этель подошла ко мне, протягивая руки и приглашая на танец. Желание танцевать смешивалось во мне с другим желанием. Этель засмеялась:

— Да ты пьян!

— Пьяный, как черт! — На самом деле это не соответствовало действительности.

— И я тоже пьяна. Но мне это нравится. — Она подняла руки и резко повернулась. Я вынужден был ее обнять, чтобы удержать от падения.

— Давай сядем возле камина и будем наслаждаться его теплом.

Она оттолкнула меня и, танцуя, пошла к софе. Сдернув медвежью шкуру, которая покрывала софу, бросила ее на пол около камина и повернулась ко мне, приглашая сесть.

— Ты спечешься в своей меховой накидке, — сказал я.

— О нет! — Она странно улыбнулась и расстегнула накидку. Поведя плечами, она позволила накидке упасть на пол и осталась обнаженной. Затем сбросила туфли и опустилась на мягкий медвежий мех, прекрасное нагое создание с плавными, округлыми линиями тела и великолепными распущенными волосами, на которых, меняя их цвет, играли блики огня.

Да, становилось слишком жарко. Я начал раздеваться. Бумажник выпал из костюма, черт с ним, подберу потом. Не расстегивалась портупея, я порвал ее. Этель не должна была делать этого, черт, не должна была. Я же хотел задать ей несколько вопросов. Но теперь уже не помнил какие. Я сильно сжал ее тело, но она не подала и звука. Губы ее, ярко-красные и влажные, манили меня. Она впилась ртом в мои губы, тепло от огня, казалось, слилось с теплом ее длинных ног и упругого, мягкого живота. Этель крепко обняла меня и прижала к колышущейся восторгом любви груди.

Я проснулся с зарей, во рту было сухо. Пытаясь собраться с мыслями, начал вспоминать, что произошло вечером. Этель еще спала рядом со мной. Ночью она вставала, чтобы принести одеяла, когда потух огонь в камине.

Я поднялся, стараясь не потревожить ее. Взял свою одежду, среди нее нашел пистолет и портупею, пиджак валялся на полу. Я вспомнил, что выронил свой бумажник, и стал ощупью искать его. Бумажника нигде не было, меня бросило в жар. Я присел на софу и потряс головой, сгоняя последние остатки сна. Нагнувшись, стал искать тщательнее, но бумажника не было. Пошарив ногой, я вытолкнул его из-под столика, куда, видимо, загнал в темноте вчера вечером.

Этель Брайтон спала и улыбалась во сне, когда я уходил. Это была хорошая ночь, но приходил-то я сюда вовсе не за этим. Она счастливо засмеялась во сне и обняла руками одеяло.

Я натянул плащ и вышел из дома. Облака вновь сгустились, но было теплее, чем вчера. За двадцать минут я добрался до хайвея, пришлось прождать столько же, пока не подошел грузовик, который подвез меня в город. Я угостил водителя завтраком, и мы разговорились о войне. Парень согласился со мной, что мы повоевали неплохо. Он тоже был ранен и иногда, ссылаясь на это, мог отпроситься на денек-другой.

Я позвонил Пату из автомата недалеко от его офиса около десяти утра. Он поздоровался и спросил:

— Ты можешь подъехать ко мне, Майк? Для тебя есть кое-что интересное.

— По поводу того случая?

— Совершенно верно.

— Буду минут через пять, не уходи.

Снова, как и в прошлый раз, районный прокурор выходил из здания, но не заметил меня. Когда я постучался в кабинет Пата, то услышал в ответ: “Войдите” — и открыл дверь.

— Где, черт возьми, ты был? — спросил Пат, многозначительно улыбаясь.

— Нигде, — тоже с улыбкой ответил я. — Если я правильно оцениваю твои отношения с Вельдой, то тебе лучше стереть помаду с лица и побриться.

— Что, так плохо?

— Кроме того, даже отсюда чувствуется запах виски. Вельде это не понравится, — констатировал я.

— Ни одной любящей женщине не понравится, — пошутил Пат. — Ладно, хватит об этом, Майк. У меня есть для тебя новости. — Он выдвинул ящик письменного стола и вытащил оттуда большой конверт из плотной бумаги с надписью: “Для служебного пользования”. В нем лежали фотографии отпечатков пальцев. — Мы сняли их с останков прошлой ночью, — пояснил Пат.

— Ты не терял времени даром.

— Не могу себе этого позволить.

Он раздвинул края конверта и вынул три скрепленных листа. Документ был отпечатан на бланке больницы, название которой я не смог прочесть, так как Пат перевернул листы. На обратной стороне находились оттиски пальцев.

— Это тоже отпечатки Оскара Демера из истории его болезни, которая хранилась у Ли.

Даже непрофессионалу было ясно, что они идентичны.

— Тот же парень, все в порядке, — заметил я.

— Никакого сомнения на этот счет. Хочешь посмотреть медицинское заключение?

— Да я не очень разбираюсь во всей этой медицинской писанине. Скажи мне сам вкратце, что они пишут?

— Оскар был опасным психом, параноиком и еще целый ряд подобных терминов.

— От рождения?

Пат понял, о чем я думаю.

— Ну, не совсем так. Нет никаких причин полагать, что это семейная болезнь и ею может страдать Ли. Оскар еще ребенком попал в аварию и получил серьезную травму головы, которая привела к заболеванию.

— Что-нибудь просочилось в газеты? — Я передал листы Пату, и он убрал их в конверт.

— К счастью, ничего. Конечно, мы изрядно поволновались, но ни один из газетчиков не связал Ли и Оскара между собой. Удачным оказалось и то, что лицо Оскара было изуродовано, практически лица не было. В противном случае скрыть ничего бы не удалось, и политики могли бы раздуть это дело.

Я взял сигарету из пачки, постучал ее концом о подлокотник кресла и спросил:

— Каково мнение медицинских экспертов?

— Черт, самоубийство, без всякого сомнения. Оскар был напуган, страх толкнул его на это. Он пытался убежать, зная, что в западне. Подозреваю, он боялся, что его вернут в сумасшедший дом, если поймают, да еще убийство Моффита... Он просто не смог этого выдержать. — Пат щелкнул зажигалкой и поднес огонь к концу моей сигареты. — Полагаю, все закончилось чисто.

— Уверен в этом, Пат, — подтвердил я. Пат принял официальный вид. Передо мной сидел полицейский. Вены на его шее вздулись, губы сжались в тугую линию.

— Я знаю, Майк, твои дела всегда связаны с убийством.

— Это верно.

— Между прочим, Майк, я так завязан с тобой, что если ты попадешься, то за собой потянешь и меня.

— Не попадусь.

— Майк, сукин сын, на тебе уже убийство.

— Даже не одно, а два, и будут еще. Взгляд Пата потеплел.

— Если ты не расскажешь, я сам просмотрю все дела по последним убийствам, одно за другим, и заставлю тебя признаться.

— Думаешь, у вас нет ни одного нераскрытого убийства?

Пат покраснел:

— Ну, не за последнее время.

— А как насчет того парня, которого выловили в реке?

— Для нас — да... Для тебя — нет.

Я удивленно посмотрел на него.

— Видишь ли, я виделся с Ли, прежде чем прийти сюда. Он позвонил мне, — объяснил Пат. — Во время разговора Ли с Оскаром по телефону тот на что-то намекал. Ли думает, что Оскар мог, кроме убийства Моффита, приготовить еще какой-нибудь компрометирующий трюк. Мне пришлось сказать Ли, что ты тоже имеешь свой особый интерес в этом деле, о котором не хочешь говорить даже со мной. Ли подробно расспросил меня о тебе и теперь хочет переговорить с тобой.

— Я должен найти что-то оставшееся после Оскара?

— Предполагаю, что так. В любом случае он тебе хорошо за это заплатит. Ты будешь заниматься тем же, но не бесплатно.

— Не возражаю. Я сейчас в отпуске.

— Слушай, кончай эту песню. Придумай что-нибудь пооригинальней. Что у тебя на уме? Это работа гангстеров. Тело до настоящего времени не опознано. Дантист пытается установить его личность по зубам. Другой возможности нет.

— Думаешь, вам удастся установить его личность?

— Надеюсь. У него один из искусственных зубов был сделан из нержавеющей стали. Нам никогда раньше не приходилось с этим встречаться.

У меня в ушах вновь зазвенели колокола. Сигарета выпала из руки, я нагнулся поднять ее, кровь бросилась мне в голову. Может, Пату и не приходилось слышать о стальных зубах, но не мне. Однако я не стал ничего говорить, а только спросил: