Между тем в глазах Элизабет Джеймс видел только холодную решимость. Он не знал, как с ней бороться. Когда-то он пообещал, что, став его женой, она никогда не пожалеет. Но вышло по-другому. И теперь, как сказала Мэгги, она хочет разорвать их сделку. После всех этих лет, прожитых вместе, после того, что им обоим пришлось пережить, после смерти единственного сына Элизабет уйдет из его жизни, холодная и невозмутимая, как всегда. Он был бы рад возненавидеть ее, если бы смог, за ту легкость, с которой она бросала его, будто и в самом деле была обычной прислугой, а не женой, но ведь это же Элизабет! Только теперь он понял, что она никогда не изменится. Джеймс молча посторонился.
– Но тебе ведь надо же будет на что-то жить, пока Вирджил все не уладит, – уже спокойнее сказал он. – Я выпишу тебе чек.
– Нет, спасибо. У меня есть деньги. Он смущенно взглянул на нее:
– Ты думаешь, тебе хватит, Бет?
– Да, спасибо.
– Не глупите, Элизабет, – вмешалась Мэгги. – Это долг Джима – позаботиться, чтобы вы ни в чем не испытывали нужды.
– Не лезь не в свое дело! – рявкнул Джеймс.
– Все в порядке, – спокойно отозвалась Элизабет. – Мне хватит.
– Ладно, – сдался он. – Но когда снимешь комнату в гостинице, предупреди, чтобы счет прислали мне. И другие счета тоже, слышишь, Бет? Все, ты меня поняла?
– Это ни к чему. Я уже сняла комнату.
Брови Джеймса поползли вверх. Так, значит, она уже все предусмотрела, даже не поставив его в известность?! Стало быть, стремление уйти от него, обрести свободу было настолько велико, что Бет даже не раздумывала!
– Да. – Элизабет нагнулась за вещами, но Джеймс ее опередил. – Я взяла только собственные вещи. И одно из одеялец Джона Мэтью... если ты не против, Джеймс.
– Все в этом доме твое, Элизабет. Все, с того самого дня, как мы стали мужем и женой. – Он вдруг вспомнил, что в их семье до сих пор не было разводов. – Можешь взять все, что захочешь.
– Я уже все взяла. – Обойдя Мэгги, будто какое-то препятствие, Элизабет последний раз окинула взглядом дом и слегка вздохнула – Это самый лучший дом, который у меня был, – грустно призналась она, – я никогда его не забуду.
У Джеймса отчаянно защипало в глазах. К горлу подкатил ком. Он силился сказать, чтобы она не уходила, не бросала его, и не мог. Все казалось ему дурным сном. И когда Элизабет прошла мимо него к двери, он двинулся за ней как сомнамбула.
Коляска уже стояла наготове. Рядом неловко маячил Стен. Джеймс аккуратно поставил в нее саквояжи и обернулся.
– Я тебя отвезу.
Элизабет неловко отвела глаза.
– Не стоит, Джеймс. Меня отвезет Стен.
– Ладно, – Джеймс понурился, – раз ты так хочешь. Происходящее было настоящей пыткой. И как только Элизабет выдерживала! Вот она вежливо протянула Мэгги руку:
– Рада была познакомиться. Улыбнувшись, Мэгги тепло пожала ее.
– Прощайте, Элизабет. Если вы не против, я как-нибудь загляну к вам. Надеюсь, мы подружимся. И не волнуйтесь за Джима – я о нем позабочусь.
– Спасибо, – прошептала Элизабет, охотно поверив. Джеймс стоял с низко опущенной головой, и Элизабет, повернувшись, чтобы попрощаться, вдруг вспомнила, как впервые увидела его в лагере Робелардо. Сердце у нее едва не разорвалось от горя. Впрочем, брак их был обречен с самого начала. И все же в душе ее теплилась надежда, что это не так. Было же время, когда они жили счастливо.
Оставалось только надеяться, что она не ошибалась.
И она протянула ему дрожащую руку. Схватив обеими руками, Джеймс отчаянно стиснул ее.
– Прошу тебя, не надо! – взмолился он. – Мы что-нибудь придумаем. Только не оставляй меня.
Глаза Элизабет наполнились слезами.
– Так... так лучше, Джеймс. Спасибо тебе за все. За то, что спас меня. – Голос ее предательски дрогнул. – Прощай!
У Джеймса не хватило сил ответить Он мог лишь усадить ее в коляску.
Вдруг, когда Стен собирался уже тронуть, губы Элизабет внезапно разжались.
– Джеймс...
Он быстро поднял глаза и впервые заметил боль и страдание, что отразились у нее на лице.
– Прости меня... за Джона Мэтью...
Ее слова были словно гром с ясного неба. Но прежде чем Джеймс очнулся, коляска уже выкатилась за ворота.
Не обращая внимания на протесты Мэгги, Джеймс отослал ее домой, пообещав, что приедет попозже.
Потом вернулся в дом и принялся бродить из комнаты в комнату, чувствуя пустоту и одиночество. Всюду царила тишина. Все было как прежде, до появления жены. И Джеймсу впервые пришло в голову нечто странное: Элизабет-то ведь ничего не меняла в его доме! Она мыла и убирала, выбивала ковры и стряхивала пыль, но никогда не вносила в дом ничего личного, в отличие от его матери или бабки. И сейчас в Лос-Роблес не осталось ничего от Элизабет, будто она никогда и не жила здесь.
Была одна лишь полка в ее спальне, куда она любовно складывала то, что дарил ей Нат. Но сейчас все исчезло, полка опустела.
В комнате, где он провел ночь, все было прибрано. Элизабет забрала из комода свои вещи, а взамен аккуратно разложила то, что принадлежало Джеймсу. Исчезла и семейная Библия – та самая, что вернул ей Робелардо. Исчезли гребни, которые Натан подарил ей на прошлое Рождество. Но на туалетном столике поблескивали тоненькое золотое колечко – его свадебный подарок – и элегантные часы, которыми она так гордилась. А рядом с ними – подвеска в виде сердечка, которую он купил ей всего несколько недель назад, украшенная кокетливым перышком шляпка и пара тонких перчаток. Жалобно звякнула разбитая коробка из китайского фарфора. Взяв в руки часы, он приоткрыл крышку и взглянул на фотографию. Ему улыбнулось его собственное лицо, на коленях у него сиял маленький Джон Мэтью, а рядом, как всегда серьезная, стояла Элизабет.
Боже, как же такое могло случиться с ними?!
Ответ на этот вопрос не требовал долгих раздумий. Вздохнув, Джеймс положил часы на место, лег на постель и уткнулся лицом в подушку, которая еще хранила аромат ее волос.