– Ага, стало быть, у вас наконец прорезался голос! – проворчал он, возликовав в душе.

Коснувшись шеи длинными тонкими пальцами, девушка вдруг вспыхнула.

– Да.

– Вот и хорошо. – Отбросив щетку в сторону, он шагнул к ней и тут же замер, заметив, что она сразу же окаменела. «Видимо, страх еще не исчез, – подумал он. – Надо вести себя поосторожнее». – Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо, – еле слышно прошептала она. – Очень хорошо. Благодарю вас, сэр.

В ее широко раскрытых глазах все еще плескался страх, и Джеймс решил контролировать каждый свой жест.

– Как тебя зовут, милая?

– Элизабет. Элизабет Бек.

Элизабет. Он расплылся в улыбке. Это имя, казалось, было создано для нее! Он и сам бы ее так назвал, если бы был ее отцом.

– Элизабет, – повторил он, будто пробуя слово на вкус. – Славное имя! И тебе идет! А я Джеймс Кэган. Джим.

Она снова покраснела, и Джеймс, забывшись, шагнул к ней, но тотчас спохватился, ибо глаза ее испуганно расширились.

– Да, я знаю. Мне хотелось поблагодарить вас за все, что вы для меня сделали. – Теперь пришла его очередь краснеть. Да его следовало бы высечь за то унижение, которое она испытала, а тут вдруг благодарность! Сердце его екнуло. – За то, что спасли меня, – вдруг добавила она.

– Все в порядке, мисс... Элизабет. И... прошу вас, зовите меня Джим. Мне как-то не по себе, когда люди называют меня «мистер Кэган»! – Ее губы чуть заметно дрогнули. – Так, – бессмысленно повторил он, понимая, что ведет себя как последний дурак. – Э... почему бы вам не посидеть тут, пока я буду разводить огонь? Скоро стемнеет. А нам хорошо бы успеть перекусить.

– Можно, я помогу? – робко попросила Элизабет. – Я знаю... я привыкла жить в лагере. Можно, я распакую вещи? – У нее был чуть хрипловатый, мягкий южный выговор.

Джеймс решительно покачал головой.

– Милая, у тебя был тяжелый день... да и вообще не сладко пришлось, верно? Так что отдохни пока, я сам обо всем позабочусь, хорошо?

– Но день был тяжелый не только для меня, сэр.

– Что делать, – отмахнулся Джеймс. – Ладно, просто посиди, расскажи мне, откуда ты родом. Если хочешь, конечно... У тебя есть какая-нибудь родня в Калифорнии? Нам надо подумать, что с тобой делать.

Поколебавшись, Элизабет вновь уселась на камне. Покорно сложив на коленях руки, она принялась следить, как ее рослый светловолосый спаситель быстро сложил костер и поднес к нему спичку. Все его движения были на редкость точны, а двигался он грациозно, как огромный хищник. Рельефные мышцы так и перекатывались у него на спине, и ей вдруг пришло в голову, что только какая-то дикая случайность бросила его в руки головорезов Робелардо. Сама мысль о том, что кто-то мог застать его врасплох, показалась ей абсурдной.

Так, в молчании, прошло несколько минут, прежде чем Джеймс поднял голову и обнаружил, что она за ним наблюдает. В ее больших темных глазах уже не было страха. Он дружески ей улыбнулся.

– Откуда ты, Элизабет? Я имею в виду: откуда ты родом? Она вздрогнула, будто от удара, и что-то мелькнуло в ее глазах, но так быстро, что он едва заметил это. Джеймс решил, что ему почудилось.

– Из Теннесси, – прошептала она как-то очень уж нерешительно, будто сама не была уверена в этом. – Из Хоэнвальда, штат Теннесси.

Он кивнул:

– То-то я почувствовал южный акцент. Так, значит, вы с отцом приехали в Калифорнию из Теннесси?

На лице ее отразилось смущение.

– Да... мы из Теннесси. Моя семья... Джеймс нахмурился:

– Твоя семья?

– Мама, отец, братья и сестра.

Он ждал, что Элизабет продолжит, но она замолчала. Просто сидела и молча смотрела на него своими огромными глазами.

– А что случилось с твоей семьей? – осторожно поинтересовался он.

– У мамы нашли туберкулез, – прошептала она. – Мы переехали сюда из-за нее. Доктор сказал, что ей нужен такой климат, как в Калифорнии. Но она была уже очень больна. И умерла, когда мы еще были в Техасе.

Девушка вздохнула, и Джеймсу показалось, что она сейчас заплачет, но она таки продолжила тем же ровным голосом:

– Мы путешествовали не одни... Было еще шесть фургонов. Кроме нашего. Когда мы пересекли границу Нью-Мексико, на нас напали индейцы. Многие наши мужчины были убиты, и мои братья тоже, Фрэнк и Джон. Их похоронили вместе с остальными... просто засыпали камнями...

Джеймс на мгновение взглянул ей в глаза.

– Папа держался изо всех сил, но все это было ужасно. Да еще и оба его сына остались в пустыне. И все-таки маму мы похоронили по-христиански. Ее могила осталась в Эбилине.

Джеймс угрюмо покачал головой:

– Держу пари, твоему отцу пришлось тяжело, милая. Да и любому другому... вынести такой удар!

– Да, – тихо сказала она. – Так оно и было. – Она отвела взгляд. – Потом мы снова двинулись в путь: папа, Грейс и я. Грейс мы потеряли в Аризоне... ее укусила змея. Ей было всего десять, и она была очень маленькой, даже для своего возраста. Слава Богу, ей не пришлось долго страдать. Она умерла очень быстро. – Элизабет, казалось, что-то выискивала взглядом вдали, но никак не могла найти. – Папа сказал, что ни за что не оставит свою малышку так, как оставил сыновей, поэтому мы закутали ее как смогли, а потом поехали снова и ехали... пока не добрались до ближайшего города. До Прескотта. – Она на мгновение задумалась, а потом продолжила: – Да, мы похоронили ее в Прескотте. – Девушка снова подняла глаза. – Я запомнила, где ее могила.

К горлу Джеймса подкатил комок. Он не смог бы выдавить из себя ни единого слова, даже если бы знал, что сказать. Сердце у него заныло. Надо же, какой кошмар! А она сидит тут и рассказывает обо всех тех несчастьях, что постигли ее семью, таким ровным голосом, будто пересказывает ему последние новости. «Должно быть, это шок», – подумал он. Да, скорее всего! Не может же она быть столь бесчувственной!

– А что случилось с твоим отцом, милая?

– Н-не знаю, – растерянно отозвалась она, качнув головой. – Понимаете... мы наконец подъехали к Лос-Анджелесу... После всех этих бесконечных дней... Вот я и решила немного отдохнуть. Распрягла лошадей, а когда вернулась, папа лежал на постели и глаза у него были закрыты. С того самого дня, как погибла Грейс, он был... как это сказать, немного не в своем уме. Чаще всего он так и лежал, но обычно не спал, и глаза у него были открыты. Он лежал и все говорил, говорил, а иногда просто молча куда-то смотрел, но все время был какой-то странный. А на этот раз... он был... – Ее голос дрогнул, и она встала с камня, на который ее усадил Джеймс.