Что-то Володенька последнее время все хмурится, когда кушает. Может, на работе у него заморочки? Я к нему с вопросами, а он мне, дескать, Аленка, все нормально, домом занимайся. Вообще-то дом мне надоел, и если бы не Володенька… Кристинка уже давно преподает в Лондоне, рассказывает бритишам о Достоевском, хотя в МГУ, на филфаке, только моими конспектами и пользовалась, шалава. А как декан убивался на свадьбе у меня на пятом курсе! Все, говорил, кончена ты для науки, финита ля летр, как говорится. И прав оказался, Марк наш Моисеевич. Ни дня ведь не работала…
Теперь — соус. Главное — лучок колечками и очень-очень тоненько. Володенька ругается, если колечки крупные попадаются. Его бесит, когда они на зубах хрустят. Я, дура, пошутила тогда по-идиотски, сказала, испанцы любят лук покрупнее нарезанным. Как он кричал… Потом ушел прогуляться. Его всегда мои слезы расстраивают. И еще расстраивают спецшкола моя испанская и родители-испанцы, и то, что с ними всю Европу объездила. Так я тогда кроха была! А Володенька все равно злится. Он свой железнодорожный окончить не смог, говорит, придирались к нему сильно. Провинцию, объяснял, в Москве презирают. Он, конечно, прав.
Опять плачу! Ну и едок лучок! Бандит какой-то! А платок, платок где? Неужели опять в карман не положила? Кретинка! А, нет, слава богу, вот он. Лишь бы тушь не потекла… Володеньке нравится, когда я с утра в полном параде. Знал бы он, чего это стоит! Ой, нет, о чем я? Что там с луком?
…Плакать хочется! Быстренько лук в пюре перченое и в кастрюльку. А окуньков на сковородочку, потеснее сдвинуть и крышкой прикрыть. Уф-ф-ф! Теперь на десять минут перерыв. Можно покурить.
…Здорово! Лето. И дворик наш — тихий, спокойный. Привет, Василич! Как спина? Бабуля говорила, что он мел двор, когда она сама еще ма-а-сенькой вокруг песочницы прыгала. Бедная бабуля! Как я плакала, когда она болела и все время меня звала, а я не могла часто приезжать. У Володеньки тогда проблемы начались в его торговой фирме. Кредиты непонятные, долги… Он все время нервничал, и мне нужно было рядом с ним находиться, чтобы чего не случилось. Бабуля, когда я к ней вырвалась, сказала, что рада видеть меня в свой последний час. Она и квартиру эту мне оставила, хотя зачем нам такая огромная? Мы с Володенькой много счастливых часов пережили в той, моей, маленькой. Сколько хороших дней, пока он не занялся проклятой торговлей! Я, для его же спокойствия, привезла сюда, прописала полным хозяином. Он, как обстановку, картины бабулины, фарфор увидел, чуть не рухнул от восторга, милый мой!
Сколько тогда у нас гостило его знакомых и друзей! Они все смотрели на бабулины вещи и удивлялись, как можно умудриться такое сохранить. Странные знакомые у Володеньки! У них у всех тяжелый взгляд и потные руки. И говорят странно, цифрами, словно кассовые аппараты, когда чек выстреливают. Один, здоровый, словно памятник, и с железными зубами, помню, меня лапал, а Володенька рядом стоял и успокаивал, дескать, пьяный, что с него возьмешь. Мне позже втык сделал: «Не корчи недотрогу! С нужными людьми можно и шуткой перекинуться». Хороши шутки! Но раз Володенька считает нужным, можно и потерпеть. Не навечно же все это. У него сейчас дела лучше пошли.
Назад, назад, на кухню! Огонь уменьшить, лучок зеленый помыть и колечками порезать. Рыбку полить пюре перченым и лучком сверху посыпать не забыть. Рис? Ага, готов! Теперь нужно и все остальное посмотреть: оладушки картофельные с пармезаном, салатик зеленый, салатик с капусткой… Володеньке витамины нужны, витамины! Витамины!
Что со мной? Где ножик? Куда он завалился? Не ползать же по полу! Главное, халат не испачкать… Опять тянет плакать! Ну нет у меня никого! Были бы родители живы, наверное, все пошло иначе. Почему они взяли билеты именно на тот самолет…
Всего трое девчонок — подружек школьных — и остались, но и с ними редко вижусь. Татьяна в последний раз обозвала меня «немецкой крестьянкой» и заявила, что я становлюсь глупой коровой, которую сейчас доят, а потом прирежут до того, как говядина испортится. Что она имела в виду, интересно? И никакая я не «крестьянка»! Надо бы найти фотографию, ту, где мы с Володенькой снялись после знакомства… Сличить. По-моему, ничего не изменилось. Подружки говорят, я на куклу похожа: глаза огромные, ресницы длинные, локоны каштановые… Может, лицо немного плаксивое, так это… Таня заявила, что когда мне нет нужды страдать за себя, я немедленно принимаюсь переживать за других. Она права. А вот похудеть немного не помешает…
Надо детей родить, да все некогда, некогда. Володенька занят на работе, кто о нем будет заботиться? Как он тогда сказал? «Дети отвлекают!» Володенька, наверное, прав…
Устает ужасно. Проклятая работа. И еще эти командировки… Володенька как заведенный. Последний раз в Вильнюс ездил, а Иринка позвонила и рассказала, что он пьяный из машины вылезал на Ленинградке с какой-то, как она сказала, «патлатой лахудрой». Ошиблась, ясно. Ой, проснулся! Быстро все на стол!
Плохое настроение у Володеньки… Тебе еще чайку налить? Может, кофейку хочешь? Ну не злись, не злись, я же не пристаю, я о тебе забочусь. Ну извини, извини, не буду больше со своей заботой соваться, не буду.
Ну зачем пристаю к нему, он весь изнервничался. Контракты не проходят или еще что-то, не разбираюсь я в этом. Володенька вздыхает и на меня странно посматривает. Опять, наверное, в командировку собрался. Так и есть! В Пярну? А где это? A-а, в Эстонии… Рыбу покупать, значит. А я опять без него, опять одна… Что же мне делать без тебя? Я буду скучать.
Ну конечно, согласна. Поеду, какие вопросы! На старой квартире давно порядок надо навести, там все пылью уже заросло. Сколько же мы туда не ездили? Ты забыл? Ровно два года, милый. Конечно, я там поживу и все приведу в порядок, но продавать ее зачем? Мы были счастливы там вдвоем… Ну, как считаешь нужным… Как скажешь… Покупатель будет доволен, я все там вылижу.
Тебя опять к телефону. Тот же женский голос, уже два раза звонила. Да нет, я не нервничаю. Успокойся, мне все равно, кто тебе звонит. Я тебе верю всегда! Пусть секретарша… Хотя голос у нее явно изменился. Черт, не сказала ли я это вслух сдуру? Слава богу, нет! Пронесло.
Как здорово ты водишь машину! Нет, я не издеваюсь, я правду говорю. А завтрак тебе понравился? Я старалась. Ну, «как всегда» так «как всегда», я не требую большего. Взяла, все взяла, четыре дня там жить, ничего не забыла.
Боже, как тоскливо, как нехорошо, что-то произойдет, чувствую, что-то мутно, совсем мутно…
Смотри, как здесь уютно! Ну почему «тесно»? Нам не казалось тесно все те годы, пока мы здесь вдвоем… Все, все, отстала!
Ключи? Ну конечно, забери, у тебя они сохраннее будут. Ты их на работе в сейф спрячешь? Ну, поступай, как считаешь нужным.
До свиданья, милый! Я тебя буду ждать, буду скучать по своему Володеньке, милому, красивому, нежному… Все, все, отстала!
…Одна, опять одна! Как здесь хорошо и… щемит сердце. Да выкинь ты эти мысли, Алена, из головы. Сейчас порядок наведу, подружек позову, как гульнем… Что же я опять плачу? Да кто там все в дверь звонит? Неужели Володенька? Может, решил никуда не ехать?
Здравствуйте… Нет, это, наверное, не мне, мы тут уже давно не живем. Да, это мое имя… Ну, поставьте сумку, спасибо, конечно, хотя я и не знаю, от кого она. Еще и конверт? Да нет, к вам претензий нет, вы же сами сказали, вас только попросили передать.
Что за… Ну-ка, посмотрим!
«Елена Александровна! Через две недели придете в загс для оформления развода по нашему взаимному согласию. Адрес, дату и время прочтете ниже. У меня дома не появляйтесь. Будете проживать по месту вашей постоянной прописки. Некоторые вещи найдете в сумке, остальные пришлю, когда будет время. И без истерик».
Я не понимаю…
Ирина обнимала Алену за дрожащие плечи, а та заходилась в рыданиях, сквозь которые изредка прорывались отдельные слова:
— …Я ему… а он… я… никогда… зачем?.. зачем?.. вот… так…
