Алена смущенно хихикнула.

— Ну и тип этот Шорохов! Видишь памятник? Во-о-н там, в скверике, за деревьями?

Подошли. Уменьшенная конная статуя знаменитого рубаки-гусара внезапно предстала перед ними во всей красе. Таня отпрыгнула от неожиданности. Гусар посматривал маслеными глазками на дам и почесывал промежность. Или вынимал саблю? Положение правой руки можно понять по-разному. Левой он придерживал рвущегося из-под него коня. Это был именно конь. Неизвестный творец снабдил животное преувеличенно большим отличительным конским признаком. «Признак» мог быть использован для вывешивания на просушку брюк большого размера.

— Вот мужик! — восхищенно воскликнула Таня. — Если он хоть чуточку похож на своего товарища с копытами…

— Что за ерунду вы несете, женщина! — прозвучал укоризненный голос за спиной Тани. Толстенькая особа среднего возраста с двумя маленькими мальчиками стояла рядом.

— Здесь даже дети знают нашего славного героя, скромного воина и знаменитого лирического поэта. — Она сурово взглянула на детишек и строго потребовала: — Дети! Скажите тете, кто это!

— Шолохов, гусал, гелой военнай, — вразнобой запищали дети, опасливо поглядывая на горделиво выпрямившуюся особу. Бросив на Таню высокомерный взгляд, та собралась уходить. И зря собралась. Похороны даже двух бывших мужей в один день не смогли бы лишить Таню праздника жизни.

— Алена! Выдай им про «гусала»! Пусть все слышат!

— Не знаю, право, — засмущалась Алена, — неудобно, дети здесь…

— Пусть лучше услышат от тебя, чем от своих дебилов одноклассников. Давай!

— Имение его недалеко, вон там, за березовой рощей. Шорохов, вернувшись из Франции после победы над французами, пустился во все тяжкие. Оргии, дуэли на свиных окороках, скачки в обнаженном виде… Серьезные исследователи полагают, это результат четырех ранений в жизненно важные органы.

— Но самый важный орган он не потерял? Ты подробности давай! — Тане не хотелось переться вверх по горе и наблюдать траурную церемонию. Она всячески оттягивала момент встречи с родственниками мужа.

— Он велел вырыть пруд перед домом. — Алене было явно не по себе, но она продолжила: — Как нагрянут к нему однополчане, так он велит по деревням насобирать незамужних девок, раздеть их и в пруд запустить. Они в пруду плавают, из сил выбиваются, чтоб не утонуть, а гусары им пряники бросают, кормят, как уток. Убедившись, что гости пьяны до изумления, Шорохов лично производил выстрел из маленькой пушчонки. Дворня поднимала деревянные ворота и спускала воду из пруда. Когда вода стекала и девки оказывались на дне абсолютно голые, все гусары сбрасывали с себя мундиры и с ревом прыгали в грязь. Ну а там… Словом, сами понимаете, что там…

Вокруг собралось маленькое общество внимательных слушателей из числа местных жителей. Они недоверчиво покачивали головами. Толстенькая особа пыталась оттащить детей, но те упирались и с любопытством таращили глаза на Алену.

— Пушчонка и сейчас в вашем краеведческом музее стоит… — как бы оправдываясь, промямлила Алена.

Местные пошевелились. Ясно, пушечка стояла на месте, Алена не врала.

— Его богатство имеет подтвержденное происхождение. — Голос Алены окреп. — Известно, что Наполеон перед войной понаделал фальшивых русских ассигнаций видимо-невидимо. Расплачивался ими с крестьянами за фураж и продовольствие, надеясь подорвать экономику страны через распространение поддельных денег. Шорохов основательно в этом помог Бонапарту. Вместе со своими партизанами захватил целый обоз с фальшивками. Малую толику раздал подручным, остальное спрятал в подвале имения. После войны у нашего поэта не было проблем с наличкой.

Толстенькая особа, прекратив напрасные попытки утащить детишек, бросилась в последнюю атаку:

— А это вы отрицать не сможете! — В ее голосе звучало остервенение. — Наш земляк — великий поэт! Его трогательные строки и сегодня способны пробудить в душах народа высокие чувства!

Столпившийся вокруг народ приободрился, одобрительно загудев. Толстенькая бросила победоносный взгляд на подруг. Профессиональная гордость Алены как исследователя русской поэзии оказалась задета. Алена, сожалеючи, посмотрела на оппонента, но вслух жалеть не стала:

— Насчет поэтической лиры Шорохова ничего не скажу плохого. Стихи он писал. Разные стихи… Кстати, взгляните на памятник, граждане!

Граждане оживились и подобрались поближе.

— Обратите внимание на тыльную сторону постамента. Видите? Здесь табличка.

Кто бы сомневался! Табличка имела место, так же как и надпись на ней: «Нашему знаменитому земляку от красных юннатов. 1923». Надпись удерживали четыре крупных болта.

— Памятник поставлен еще в девятнадцатом веке последним из приятелей Шорохова, оставшимся в живых. В память о друге он попросил изваять Шорохова на любимом коне и высечь на постаменте несколько строк из его предсмертной поэмы о войне 1812 года. Помните? Той, что начинается словами:

— Поэма широко известна, но высеченные на памятнике строки до сих пор не опубликованы в печати.

— Почему? — Возмущению Тани не было предела. — Почему скрывают от народа творчество нашего славного пиита?

Алена покраснела:

— Полиция приказала заделать надпись гипсовой лепниной: цветочки, завиточки… После Октябрьской революции здесь проходили пионерские слеты, и однажды, когда горны и барабаны звучали слишком оглушительно, гипс отвалился. Дети получили возможность узнать обратную сторону популярного мастера слова. Местная коммунистическая партячейка немедленно приладила поверх бессмертных строк эту табличку.

— Что там написано? — Таня нагнулась и попыталась отковырнуть толстую чугунную пластину подобранной здесь же щепочкой.

— Э нет, красавица! — отстранил ее от памятника коренастый кудрявый парень и засучил рукава. — Дай-ка я попробую. Серый! Подсоби-кось. Э-эх, почему я не стал археологом?

Пара местных Гераклов раскачала табличку при помощи подобранного у станционных пакгаузов лома. Табличка с треском отскочила, явив народу высеченное на камне четверостишие:

Парни расхохотались и побежали за водкой обмывать свой вклад в мировую культуру. Оставшиеся граждане ковыряли пальцами надпись, перечитывали стихи вслух и удивлялись актуальности звучания живого художественного слова.

Алена изнывала от жары и жалобно смотрела на Таню. Та смилостивилась.

— Пошли, хватит публику веселить, да еще бесплатно. Изучайте родной край, селяне! — удаляясь, посоветовала Таня.

Компания любителей исторических казусов еще долго смотрела им вслед, не расходясь.

Все равно делать было нечего.

До дачи добирались долго, справляясь с планом, начерченным Степановым. У того напрочь отсутствовало чувство пропорций: короткая аллея в действительности вытянулась в длинную и грязную деревенскую дорогу, а спортплощадка за кирпичным зданием местной школы представляла собой широкий, заросший сочными лопухами пустырь, похожий на место казни: из земли торчали покосившиеся виселицы, окруженные скамьями для зрителей. Скамьи на поверку оказались подобием трибун, а виселицы — баскетбольными щитами с бессильно свисающими проволочными кольцами, погнутыми руками молодой поросли шороховчан.

Шарахаясь от пасущихся на стадионе коров, подруги добрались до дачного поселка. Покойника уже понесли на кладбище, и им пришлось едва ли не бежать целый километр.

Следуя традициям большинства деревенских кладбищ, погост находился на открытом месте, в поле без единого деревца. Местный священник привычно и равнодушно вершил процедуру отпевания перед кучкой сгрудившихся у отрытой могилы людей. Торопливо пробиравшаяся между могильными холмиками Таня запуталась кроссовками в проволочном скелете старого венка, не удержалась на ногах и ударилась боком о мраморную плиту с высеченной арбузообразной физиономией и надписью: «Александру от шороховской братвы. Мы отомстим за тебя, другела!».