Лиза позвонила в «Синий ирис» шестнадцатого августа в одиннадцать утра и сказала, что роды начались. Воды не отошли, но у нее схватки, и она позвонила врачу. Нет необходимости Бесс приезжать сейчас, она позвонит, когда нужно.

Бесс отменила все встречи и стояла в магазине около телефона.

Хидер сказала:

– Поневоле вспоминаешь дни, когда рожала сама, правда?

– Да, – ответила Бесс. – Я рожала Лизу тринадцать часов, а Рэнди появился через пять. О, я должна позвонить ему и сообщить новость!

Она посмотрела на часы и подняла телефонную трубку. Их отношения усложнились после того, как она ударила его тогда. Она пыталась с ним говорить, но он лишь мычал в ответ. Она старалась, он – нет.

Рэнди ответил на третий звонок.

– Рэнди, я так рада, что ты еще дома. Я хотела, чтобы ты знал, что у Лизы начались роды. Она пока еще дома, но похоже, что это действительно начало.

– Да? Что ж, пожелай ей удачи.

– А ты сам не можешь это сделать?

– Оркестр в час дня уезжает в Бемиджи.

– Бемиджи… – повторила она обескураженно.

– Это не край света, мама.

– Да нет, конечно, но мне не нравится, что тебе приходится столько разъезжать.

– Это всего лишь пять часов.

– Ну, будь осторожен, дорогой, и обязательно поспи перед обратной дорогой.

– Хорошо.

– И не пей, садясь за руль.

– Да брось, ма…

– Я беспокоюсь о тебе.

– Беспокойся о себе. Я уже большой мальчик.

– Когда вернешься?

– Завтра утром. Мы играем завтра вечером в Уайт-Бер-Лэйке.

– Я оставлю записку дома, если ребенок родится. Если нет, позвони в магазин.

– Хорошо, мама, мне пора идти.

– Иди, но, послушай… я люблю тебя.

Он молчал слишком долго, прежде чем сказать: «Да, я тоже», как будто ему было слишком трудно произнести эти слова.

Повесив трубку, Бесс почувствовала себя совсем одинокой Она продолжала стоять, положив руку на телефон, смотрела в окно и чувствовала, что как мать она не состоялась Ей стали понятны чувства Майкла все эти годы, и она сама не знала теперь, как преодолеть пропасть между собой и Рэнди.

– Что-то не так? – спросила Хидер. Она обметала пыль с полок и стеклянных фигурок, двигаясь вдоль западной стены.

– О! – Бесс глубоко вздохнула. – Не знаю.

Через некоторое время она повернулась к Хидер и спросила:

– Среди твоих детей есть ребенок, которого труднее любить, чем других? Или это только у меня так? Я чувствую себя временами такой виноватой, но клянусь, мой младший сам держится отчужденно.

– Нет, это не только у тебя. У меня есть такой же ребенок. Моя средняя, Ким. Она не любит, когда ее обнимают, я уж не говорю, целуют. После того как ей исполнилось тринадцать, она отказывается делать что-либо вместе с нами. Игнорирует День матери и День отца, критикует программы радио, которые слушаю я, ей не нравится, как я вожу машину, она не любит фильмы, которые я люблю, одежду, которую я ношу. Приходит домой, только когда ей что-нибудь нужно. Иногда становится трудно любить такого ребенка.

– Как ты думаешь, они это перерастут?

Хидер поставила миску на полку и сказала:

– О, я надеюсь. Что-нибудь не так между тобой и Рэнди?

Бесс недоверчиво поглядела на Хидер:

– Сказать правду?

Хидер продолжала свое занятие.

– Он застал меня в постели с его отцом.

Хидер начала смеяться, сначала еле слышно, а потом на весь магазин. Когда смех прекратился, она подняла веничек для пыли над головой и стала его раскручивать:

– Ура!

Бесс слегка покраснела.

– Вся пыль летит обратно.

– А, плевать. Уволь меня.

Хидер вновь занялась вытиранием, улыбаясь.

– Я так и думала, что между вами что-то происходит серьезное. Я понимала, что ты занимаешься с ним не только бизнесом. Что касается меня, то я рада.

– Не радуйся, пожалуйста. Потому что от этого одни только проблемы. Рэнди всегда очень горько воспринимал наш развод, и он наконец высказал все отцу. Тут вмешалась я, и все вообще вышло из-под контроля. Я дала Рэнди пощечину, и с тех пор он сторонится меня. О, я просто в отчаянии, Хидер. Иногда роль матери мне ненавистна.

– У нас у всех так, временами.

– Что я сделала не правильно? Я любила его всю жизнь. Я говорила ему об этом, я целовала и обнимала его. Я посещала все родительские собрания. Я делала все, чему учили книги, но в какой-то момент я упустила его. И он уходит все дальше и дальше. Я знаю, что он пьет, курит марихуану, но никак не поймаю его, чтобы остановить.

Хидер оставила свой веничек, обошла прилавок, ласково обняла Бесс:

– Не всегда мы делаем что-то не так. Иногда и они виноваты. А нам остается лишь ждать, пока они перерастут и доверятся нам или дойдут до предела.

– Рэнди так любит свою музыку. Он так мечтал играть с оркестром, но я боюсь за него. Такой образ жизни может погубить его.

– Ты не можешь выбирать за него, Бесс. Больше уже не можешь.

– Я знаю. – Бесс на секунду прижалась к Хидер теснее. – Я знаю.

Когда она отстранилась, глаза ее блестели.

– Спасибо. Ты настоящий друг.

– Я мать, как и ты, и тоже лезла вон из кожи, но… – Хидер подняла и опустила ладони. – Все, что мы можем сделать, это любить их и надеяться на лучшее.

Было трудно сосредоточиться на работе, зная, что Лиза рожает, Бесс так и не смогла закончить кое-какие эскизы и занялась обслуживанием клиентов, потом прикрепила ярлыки к новой партии белья и повесила его для обозрения на старомодные деревянные брусья. Вышла на улицу, полила герани в ящиках под окном, распаковала новые обои. Каждые пять минут смотрела на часы.

Марк позвонил около трех:

– Мы в больнице. Вы можете сейчас приехать?

Бесс еле успела сказать «до свидания», схватила сумку и побежала.

Больница была милях в двух от магазина. Вверх по Миртл-стрит к холму и затем к югу на Грили-стрит, на возвышенность, с которой было видно озеро Лили. Другие больницы были ближе к дому Лизы и Марка, но ее беременность подтвердил врач, которого Бесс знала всю жизнь, и Лиза предпочла, чтобы рядом с ней были знакомые люди. Бесс тоже почувствовала большую уверенность, подходя к больнице, в которой родились Лиза и Рэнди, где лечили Лизину сломанную руку, где ее дети получали медицинскую карту для школы, где им давали бесконечные полоскания для горла, где в историях болезней, которые до сих пор хранились в металлических ящиках, фиксировался их вес и рост. Здесь вся семья последний раз видела дедушку Дорнера.