Он оглянулся с улыбкой.

– Никоим образом. Я за всем слежу… – Майкл нервно рассмеялся. – Я надеюсь…

Он разбил и взбил металлическим венчиком яйцо. Открыл холодильник и достал миску с салатом.

– Салат «Цезарь»? – спросила она.

– Класс номер два, – усмехнулся он.

Бесс подняла бровь и поддразнила:

– Продаешь рецепты?

– Послушай, я нервничаю, когда ты стоишь сзади. Если хочешь что-то сделать, пойди зажги свечи.

– Где спички?

– Черт…

Он обыскал все четыре кухонных ящика, ничего не нашел, пошарил еще в одном, засуетился, поднял крышку с кипящего чайника и прошел в кабинет. Не найдя их там, поспешил обратно в кухню.

– Сделай одолжение. Посмотри в карманах. Иногда я беру их в ресторане. Мне нужно снять с плиты овощи.

– Где твой костюм?

– В шкафу, в моей спальне.

Она вошла в его спальню и удивилась, что в ней безукоризненно чисто. Мягко горел торшер, кровать застелена свежим бельем. Комната выглядела очень уютной. Все, что она так тщательно выбирала, составило прекрасный ансамбль: обои, шторы, покрывало на кровати, стулья с такой же обивкой, гравюры, напольная ваза. Сверкающая черная мебель выглядела богато даже в слабом свете торшера.

Ей особенно нравился уникальный предмет, называемый «комодом для одежды» в форме театрального шатра в стиле тридцатых годов. Рядом с кроватью журнал «Охотник» был открыт на странице, изображающей оленя.

Бесс высыпала содержимое карманов на комод – пачка счетов, монеты, чья-то визитка, шариковая ручка, но спичек не оказалось. Она была здесь бесконечное количество раз, когда комнаты декорировали, но то, что сейчас ею уже пользовались, все меняло. Такое ощущение, что она подглядывает в замочную скважину.

Она открыла встроенный шкаф, нашла в нем выключатель, зажгла свет. В шкафу стоял запах одеколона «Бритиш Стерлинг» и собственный, Майкла, – сочетание, которое вызывало в ней такую тоску, что она почувствовала, как жар бросился ей в лицо. Его рубашки висели на плечиках, джинсы на других, костюмы на третьих. На полке для обуви стояли ботинки, пара кроссовок «Рибок», в которые были засунуты надеванные белые носки. Слева от двери висели галстуки, один соскользнул и лежал на полу. Она подняла его и повесила так, как сделала бы это жена, мысль об этом пронзила ее уже после того, как она это сделала, и она повернулась, чтобы убедиться, что он не стоит в дверях и не наблюдает за ней. Конечно, его там не было, и Бесс почувствовала себя глупо.

Обыскивать карманы было почти то же, что обыскивать его самого. В одном она нашла половинку билета, на нем было напечатано «Хорошенькая», возможно, на популярный фильм «Хорошенькая женщина». В другом была использованная зубочистка, в третьем кусок рекламы о продаже земельного участка.

Бесс наконец-то нашла спички и в смущении поспешила покинуть кладовку, как будто она посмотрела порнофильм.

Когда она вернулась в столовую, бокалы были наполнены и салатница водружена на стол. Она зажгла голубые свечи, и Майкл вошел с двумя полными тарелками.

– Садись, – сказал он, делая жест рукой с тарелкой, – сюда.

Он поставил перед ней тарелку, в которой аппетитно дымилась ветчина, крошечные красные картофелинки во фритюре, спаржа в сырном соусе. Бесс молча уставилась на все это, пока он устраивался на противоположном конце стола и следил за ее реакцией.

– Святая корова, – наконец произнесла она, все еще не отрывая глаз от тарелки. – Святая старая корова.

Майкл засмеялся и сказал:

– А если поточнее?

Бесс подняла глаза – две свечи и ирисы наполовину скрывали часть его лица. Она наклонилась в сторону, чтобы видеть его лучше.

– Кто на самом деле это приготовил?

– Я знал, что ты это скажешь.

– А чего ты мог от меня ждать, Майкл? Когда я тебя знала, твое представление о приготовленном тобой обеде из трех блюд сводилось к чипсам, дигсам и коке.

Она еще раз посмотрела на свою тарелку.

– Это невероятно.

– Сначала попробуй.

Бесс развернула салфетку, которой была обернута ножка бокала, положила ее на колени и начала со спаржи. Он, держа в руках вилку и нож, забыл о них и ждал, пока она начнет есть.

Она закрыла глаза, прожевала, проглотила, облизала губы и пробормотала:

– Фантастика.

Майкл почувствовал себя шеф-поваром ресторана «Времена года». Он вспомнил о ноже и вилке и приступил к еде, а она заговорила:

– Что ты сделал с этой ветчиной? Это невероятно вкусно.

Он резко положил вилку и нож на тарелку.

– К черту, Бесс. Я чувствую себя так, будто нахожусь в Далласе, штат Техас. Я пересяду.

Он взял свой бокал и передвинул тарелку на ее конец стола, поставил стул под углом к ней.

– Ну вот, так-то лучше. А теперь поедим как следует.

Майкл поднял свой бокал, Бесс тоже.

– За… – Он немного подумал. – За прошлые ошибки. Пусть будут…

– За прошлые ошибки, – откликнулась она, чокаясь с ним.

Они пили мало, не отрывая глаз друг от друга. Наконец Майкл благоразумно прервал это занятие.

– Попробуй салат, – предложил он и подал пример.

Ее похвалам не было конца, как и его гордости. Они обсудили и сырный соус, и глазурь, пралине с горчицей, и достоинства вина, и фильм «Хорошенькая женщина», который оба видели. Он рассказал ей о встрече «Обеспокоенных граждан», его надеждах на проект на углу Виктории и Гранд. Она – об Американском обществе дизайнеров по интерьеру, где, как она надеется, будут выдавать лицензии, что оградит специалистов от конкуренции самозванцев.

Майкл сказал:

– Только послушайте! Ты обратила меня в свою веру. Я теперь уверен, что декораторы совершенно необходимы.

– Значит, ты доволен?

– Абсолютно.

– Я тоже.

Бесс предложила тост:

– За наше деловое сотрудничество, которое успешно завершилось.

– И за эту квартиру, – добавил он, обводя бокалом комнаты, – в которую сейчас приятно возвращаться.

Они допили вино. Свечи догорели. Запах ее духов, казалось, усилился во влажном вечернем воздухе. Снаружи утихали звуки игры в крикет и стал слышнее крик чаек. Бесс сбросила дод столом туфли.

– Знаешь что? – сказал он, лениво играя своим бокалом. – Все время после нашего развода я мечтал жить в нашем доме в Стилуотере, я тосковал по дому. И вот впервые это прошло. Я чувствую себя прекрасно. Меня тут все устраивает. Я вхожу в квартиру, и мне не хочется отсюда уходить.