– Боюсь, мне пора. Завтра надо быть в магазине пораньше. Мне правда нужно идти.

– Да, но сейчас еще нет даже восьми.

– Я знаю, но…

Бесс поднялась, стряхнула крошки с юбки. Ей необходимо было поскорее остаться одной и разобраться в своих чувствах. Может, даже пореветь или разозлиться, как выйдет.

– Папа, ну ты-то останешься? У нас потрясающий французский торт от «Бэйкер-сквер».

– Нет, пожалуй, я тоже пойду, дорогая. Может, забегу завтра вечером, и мы съедим с тобой по кусочку.

Майкл поднялся, за ним Лиза. Все неловко переминались с минуту, вежливо притворяясь друг перед другом, что все это вовсе не похоже на сцену из спектакля, по ходу которого огорошенные родители, узнав, что случилось с их дочкой, спасаются бегством, нет, они просто как ни в чем не бывало спокойно уходят.

– Хорошо, тогда я принесу ваши пальто, – сказала Лиза с улыбкой.

– Я принесу, дорогая, – предложил Марк.

Он вежливо помог Бесс одеться и передал Майклу его пальто. Последовала еще одна неловкая пауза, когда мужчины смотрели друг на друга, не зная, что им сказать или сделать. Майкл протянул руку, и Марк пожал ее.

– Мы скоро встретимся, – произнес Майкл.

– Благодарю вас, сэр. – С еще большим смущением молодой человек повернулся к Бесс:

– Спокойной ночи, миссис Куррен.

– Спокойной ночи, Марк.

Он неловко наклонился, и Бесс в конце концов подставила ему щеку. Майкл обнял Лизу в тесной прихожей, и оставалось лишь проститься "матери с дочерью. Бесс не могла заставить себя держаться непринужденно, и Лиза сама обняла ее. Как только Бесс почувствовала на себе руки дочери, ее прорвало, и хлынули сдерживаемые до сих пор слезы. Ее драгоценный первенец, ее Лиза, которая так смешно училась пить через соломинку, которая до пяти лет всюду таскала с собой куклу-негритянку по имени Гертруда, Лиза, которая, едва научившись самостоятельно выбираться из своей кроватки в ночнушке до пят, любила шмыгнуть субботним утром в постель между папой и мамой.

Лиза, которую они с Майклом так ждали.

Лиза – дитя ушедшего, полного оптимизма времени.

Лиза, которая сейчас носит под сердцем их внука.

Бесс прижала к себе Лизу и сдавленно прошептала:

– Я люблю тебя, Ли-ли. – Это имя дал ей Майкл давным-давно, в то золотое время, когда они верили, что их счастье будет вечным.

– Я тоже люблю тебя, мамочка.

– Мне просто нужно немного времени, дорогая. Пожалуйста.

– Я знаю.

Майкл, открыв дверь, ждал, растроганный тем, что Бесс назвала дочь забытым детским именем.

Бесс отстранилась, все еще цепляясь за Лизину руку.

– Отдыхай почаще. Я позвоню тебе.

Она прошла мимо Майкла через прихожую, держа под мышкой сумку и натягивая на ходу перчатки. Ее туфли на высоких каблуках громко стучали по плиткам пола. Майкл, застегивая пальто, последовал за ней, отметив, как энергично она шагает, будто торопится на деловую встречу.

Бесс спустилась на два марша лестницы, и тут ее мужество иссякло. Она заплакала, отвернувшись от него и вцепившись одной рукой в перила, а другую поднеся ко рту.

Майкл стоял на ступеньку выше, засунув руки в карманы и глядя, как трясутся ее плечи. Ему самому было грустно, а от ее слез стало еще печальнее. Она старалась и не могла подавить рыдания. Осторожно он коснулся ее плеча:

– Бесс…

Ее слова заглушала рука в перчатке, прижатая ко рту.

– Извини, Майкл, я знаю, что не должна была так реагировать… но это такое потрясение.

– Да, конечно. Для меня тоже.

Он опять сунул руки в карманы. Она шмыгнула носом, открыла сумочку, достала платок. Все еще стоя к нему спиной, она сказала:

– Ненавижу себя, что так разревелась перед тобой.

– Черт возьми, Бесс, я не раз видел, как ты плачешь.

Она высморкалась.

– Да, когда мы были женаты. Сейчас все по-другому.

Выбросив бумажный платок и опять сунув сумку под мышку, она повернулась к нему лицом, держа у глаз руку в дорогой кожаной перчатке.

– Господи, – вздохнула она и прижалась к черным металлическим перилам, потерянно уставившись в одну точку.

Какое-то время оба они молчали, чувствуя свою беспомощность и неспособность предотвратить то, что ожидало их дочь. Наконец Бесс сказала:

– Я не могу. Не могу притворяться. Это просто ужасно. Наша единственная дочь – и эта поспешная свадьба…

– Я понимаю.

– Ты не чувствуешь себя так, будто снова потерпел поражение? – Она подняла на него покрасневшие глаза, в уголках которых все еще дрожали слезы.

Он тяжело, устало вздохнул и огляделся вокруг.

– Я бы не хотел обсуждать это на лестнице. Может, пойдем куда-нибудь? Выпьем по чашке кофе?

– Сейчас?

– Если ты только действительно не спешишь домой.

– Да нет, это был только предлог, чтобы уйти. У меня утренняя встреча не раньше десяти часов.

– Хорошо. Тогда как насчет «Граунд-раунд» на Уайт-Бер-авеню?

– Отлично.

В совершенно расстроенных чувствах они медленно спустились по лестнице. Он открыл перед ней стеклянную дверь, испытывая при этом странное ощущение deja vu[1] . Сколько раз, ухаживая за ней или уже будучи ее мужем, он открывал перед ней дверь? Во время их ссор бывало и так, что он проходил вперед и захлопывал дверь у нее перед носом. И вот сейчас, переживая стресс, Майкл почувствовал себя чуть лучше, вновь оказав Бесс эту маленькую любезность.

На улице воздух был таким холодным, что изо рта шел пар, а снег под ногами хрустел, как разгрызаемый леденец. На тротуаре, рядом со стоянкой машин, она остановилась и, обернувшись к нему, сказала:

– Встретимся на месте.

– Хорошо, я еду следом.

Разойдясь в противоположные стороны, каждый к своей машине, они ступили на долгий тернистый путь к примирению.