Дочь умела разрядить атмосферу, вызвать улыбку, но Бесс, засмеявшись, все же смахнула набежавшую слезу.

Лиза обняла мать за плечи:

– Мама, я выхожу замуж, а не ухожу в монастырь.

– Конечно, дорогая, но я просто к этому не готова.

– Папа тоже не готов.

Лиза забралась на кушетку с ногами. Бесс уселась рядом.

– Ну а как было, когда вы вчера ушли отсюда вдвоем? Вы, наверное, куда-нибудь пошли, чтобы обсудить все?

– Да, мы пошли в ресторан, выпили по чашке кофе, и Нам удалось вести себя прилично по отношению друг к другу почти час.

– И что вы решили про нас с Марком?

Бесс задумалась.

– Мы решили, что ты – наша единственная дочь и что ты один раз выходишь замуж, во всяком случае, я надеюсь, что это будет один-единственный раз.

– Поэтому ты и пришла – хочешь убедиться, что я делаю то, что нужно.

– Твой папа и я хотели, чтобы ты знала: если почему-либо ты раздумаешь выходить за Марка, мы не оставим тебя без поддержки.

Теперь задумалась Лиза.

– Ой, мама! Я так люблю его. Когда мы с ним вместе, я превращаюсь в нечто большее, чем я. С ним мне хочется стать лучше, и я становлюсь лучше. Это как будто…

Лиза подняла глаза, пытаясь найти точные слова, затем поглядела на мать и словно запела любовную балладу:

– Когда мы вместе, все плохое вокруг как бы исчезает. И люди кажутся мне лучше. Мне все нравится и ни на что не хочется жаловаться. Забавно, но то же самое происходит с Марком.

Лиза, передохнув, продолжала:

– Мы с ним много говорили об этом… О том, как мы встретились. Когда он вошел в этот зал в бассейне и мы посмотрели друг на друга, нам захотелось быть не в этом зале, а где-то в лесу, например, среди чистоты, свежести, или слушать, как вдали играет оркестр. Оркестр! Что-то произошло… Я не могу объяснить это. Мы просто… Мы просто начали все вокруг чувствовать по-другому. Каждый из нас до этого жил какой-то дурацкой жизнью. Мы хвастались, что-то себе воображали, временами были шумными и несносными. И вот два наших мира столкнулись. Он улыбнулся мне и сказал: «Привет, я – Марк», и с этого самого вечера мы поняли, что никогда между нами не будет фальши и лжи. Мы можем сознаваться друг другу в своих слабостях и знаем, что это сделает нас сильнее. Разве это не судьба?

Бесс сидела очень тихо. Это было одно из самых волнующих описаний любви, которое ей доводилось слышать.

– Ты знаешь, что он мне однажды сказал? Он сказал: «Ты лучшая из всех религий». Это строки из поэмы, которую он когда-то читал. И теперь я размышляю об этих его словах постоянно. Думаю, что и он для меня – лучшая религия. Каждый из нас – вера, религия для другого. Мы не можем не пожениться. Это было бы просто грешно.

– О Лиза, – прошептала Бесс и обняла молодую женщину, встретившую любовь, о которой мечтают все.

Она испытывала и потрясение, и благодарность. Лиза так быстро выросла, и последнее время она, Бесс, была не слишком внимательна к ней. И как трудно со смирением принять, что Лиза в двадцать один год поняла то, что ей, Бесс, не дано понять и в сорок. Лиза и Марк открыли для себя, как быть вместе. Они нашли должную меру между возвеличиванием достоинств друг друга и умением прощать недостатки. Тогда к любви прибавляется уважение. То, что им с Майклом не удалось.

– Лиза, дорогая, если это так, то я счастлива за тебя. Да, будь счастлива. Потому что счастлива я.

Они все еще обнимались, когда Лиза сообщила:

– Есть еще кое-что, что я хотела бы сказать. – Она отодвинулась от Бесс и начала без обиняков:

– Ты, наверное, удивляешься, как образованная девушка в наше время может забеременеть, не собираясь это делать? Помнишь, мы с Марком уехали кататься на лыжах в Латсен перед Рождеством? Ну вот, я забыла свои противозачаточные пилюли, и мы поняли, что если мы займемся любовью, то у нас потом могут возникнуть проблемы. Поэтому мы обсудили это до того. А что, если я забеременею? Марк сказал, что хочет жениться на мне и что если в этот раз так случится, что я забеременею, то он не возражает, и я согласилась. Поэтому ты видишь, мама, что мы не обманываем тебя, когда говорим, что хотим ребенка. Ты не должна волноваться. У нас все будет очень здорово. Вот увидишь.

Бесс ласково погладила дочь по лицу:

– Когда ты успела вырасти? Где я была в это время?

– Ты была там.

– Вот именно – там. В своем бизнесе. Я вдруг поняла, что в последние годы занималась слишком многим. Если бы я видела вас с Марком почаще, меня бы так не поразило вчерашнее.

– Все в порядке. Ты прекрасно держалась, мама.

– Нет, это ты прекрасно держалась. И Марк тоже. Он произвел прекрасное впечатление на отца.

– Я знаю. Я говорила с ним сегодня. И мама Марка ему звонила. Она сказала, что будет и тебе звонить. Звонила?

– Да, она очень мила.

– Я знала, что ты так скажешь. Значит, в субботу? Нет возражений?

– Нет, теперь нет, дорогая.

– Ура! Здорово! Папа сказал, что вы обсудили все остальное – платье и то, что мы вместе пойдем к алтарю? Так?

– Да, так и будет.

– И я могу надеть твое платье?

– Если оно тебе подойдет, то конечно.

– Послушай, мама. Я знаю, что ты думаешь про платье. Что это будет плохой знак и все такое прочее. Это чепуха! Не платья делают брак счастливым, а люди. Не так ли?

– Так.

– Мне оно нравится. Вот и все. Я в него часто наряжалась, когда тебя не было дома. Ты знала?

– Нет, никогда.

– Когда-нибудь я тебе скажу, что еще мы с Рэнди делали, когда вас с папой не было дома.

Бесс посмотрела на дочь с подозрением.

– Ты помнишь пособие по сексу, которое ты спрятала в шкафу для белья в своей ванной комнате? То, в котором изображены все позиции? Ты не догадывалась, что мы в него заглядывали?

– Вы?! Чертенята!

– Да, мы такие. А помнишь ту вазу, белую, с красными сердечками вокруг горлышка? Она исчезла и ты никак не могла найти ее? Это мы разбили ее как-то, когда играли в темноте в чудовцщ. Мы выключали свет, один из нас прятался, а другой врывался с вытянутыми руками, как чудовище Франкенштейна, и однажды вечером – бац! – и все. Мы знали, что ты выйдешь из себя, если узнаешь. Мы спрятали осколки в банке из-под томатного сока и ни в чем не сознались. Но я была уверена, что со временем у тебя будет больше ваз, чем на блошином рынке в Монти-селло. Так и вышло, ведь сейчас у тебя на складе их штук двадцать.