Энселм вздохнул. С одной стороны, воззрения леди Эмили казались успокаивающе правильными, он и вправду знавал тех, кто, отдав предпочтение пышной груди и красивым глазам, в итоге оказались мужьями недалёких дурочек, но, с другой стороны, он никогда не видел в глазах смотрящих на него девиц ничего, кроме равнодушия или отвращения, разве что скрытых воспитанием.
Да и обладает ли он, пришла вдруг ему в голову наипротивнейшая мысль, истинным достоинством ума и души?
Глава 4. "Требовать от красоты ещё и ума - значит притязать на совершенство,
а это в наше время неразумно ..."
Гостиная в доме, снимаемом милордом Ренном, была уютна и просторна, стены, обитые бледно-желтым штофом, словно крашеные желтой охрой, контрастировали с тёмными эбеновыми панелями, поверх которых были развешены гравюры в таких же тёмных рамках. Сейчас по эстампам скользил последний солнечный луч, бледный и почти бесцветный, рассыпаясь едва заметными искрами по лаковой поверхности рам.
Мисс Мелани Хилл, та самая особа, что при первой встрече напомнила Кейтону рыженького котёнка, молча следила за своей подругой Эбигейл Сомервилл, которая, отвечая просьбе подруг, зажгла свечи и опустилась с книгой на диван, сама же Мелани сидела у окна в кресле и то и дело бросала недовольный взгляд за окно, где медленно смеркалось.
-Если на то пошло, я вообще не помню, чтобы она хоть раз куда-нибудь пришла вовремя. Но если небольшое опоздание на светский раут вполне допустимо, то почему нужно заставлять ждать подруг? - Мелани не скрывала раздражения. - Из-за неё мы не попали в лавку Шеффилда, а теперь и вовсе идти поздно. Это просто неуважение, дурное воспитание и нежелание считаться ни с кем, кроме себя.
Ей никто не возразил. Сидящие вокруг девицы были согласны с мисс Хилл, а промолчали лишь потому, что были заняты. Одна из них, мисс Рейчел Ренн, была одета этим вечером куда роскошнее, чем два дня назад, и голубое шелковое платье подчеркивало цвет ее глаз, белизну кожи и безупречный овал красивого лица. Она осторожно нанизывала на нитку аккуратно вырезанные лепестки из тонкой кисеи розового цвета, собирая их в цветок, коим намеревалась украсить шляпку. Ей помогала мисс Энн Тиралл, миловидная кареглазая особа. Правда, помощь заключалась в том, что девица держала шляпку и давала советы. Цветок наконец был готов, к нему добавили три крохотных листика, сшитых из зеленого бархата, и мисс Ренн несколько секунд с восторгом любовалась своей работой. Просто прелесть.
Меж тем Энн, тоже одобрительно кивнув, ответила на тираду Мелани, хоть и обратилась к мисс Ренн.
-Это не мое дело, Рейчел, - заметила она, прикладывая цветок к шляпке Рейчел, - но с Джоан действительно стоит поговорить. Недостатки её воспитания уже просто бросаются в глаза. Она рано осиротела, воспитывалась не в лучшем обществе, это можно понять, но в ней порой проступает что-то столь высокомерное и наглое, что, если не вразумить глупышку, от неё скоро отвернутся все знакомые. А с того бала, когда её пригласил племянник милорда Комптона, она стала вовсе неуправляемой. Леди Эллисон сказала мне, что она просто нагла, милорд Комптон назвал её "бедной сироткой", но таком тоном, что у меня мороз по коже пошёл, а милорд Беркли тихо обронил, что требовать от красоты ещё и ума - значит притязать на совершенство, а это-де в наше время неразумно. Милорд Дарлингтон тихо пошутил, что природа наградила её красотой в надежде, что поумнеет она сама, и жаль, что не все надежды оправдываются. Каково слышать такое?
Мисс Хилл утвердительно кивнула, а Рейчел поморщилась, но было непонятно, то от слов Энн - то ли от усилия, вызванного протыканием шляпки иглой и закреплением на ней цветка.
-Что толку в разговорах с той, - наконец ответила она, - кто ничего не хочет слышать и ничего не намерена понимать? Разве мало мы с ней говорили? К тому же, брату она не нравится, Альберт вообще против того, чтобы мы приглашали её. - Она вынула иглу, протащила за ней нить и снова вонзила иголку в цветок. - Но вот наша Эбигейл утверждает, что она не виновата, просто обстоятельства сложились для неё столь печально.
Сама Эбигейл читала, и на упоминание своего имени не откликнулась.
-Причём тут печальные обстоятельства? - живо возразила Энн Тиралл, - Эбигейл и Эрнест тоже сироты, но оба воспитаны безупречно. К чему оправдывать Джоан в том, что является её недостатком? Ведь в итоге самоуверенность и неразумие рано или поздно доведут её до беды!
-Ну, что ты всё пророчишь беды, Энн? - Рейчел снова поморщилась. Ей явно не нравился этот разговор, - она привлекательна, скоро выйдет замуж, всё может быть хорошо.
В разговор снова вмешалась мисс Хилл. Она вздохнула и покачала головой.
-Не тешь себя иллюзиями, Рейчел. Энн права. Джоан в ослеплении от своей привлекательности уже сейчас наделала столько ошибок, что любая следующая может стать роковой. Надо попытаться поговорить с ней.
Сидящая по левую руку от мисс Ренн мисс Эбигейл Сомервилл, двоюродная сестра мисс Ренн, всё это время не принимала участия в беседе и не помогала кузине, но была погружена в чтение небольшого томика в дорогом кожаном переплете. Синеглазая Эбигейл напоминала статуэтку Антонио Кановы, в глазах ценителя проступал подлинный шедевр изящества, но эпоха изящества, увы, давно миновала, подлинных ценителей становилось все меньше, и потому Эбигейл с ее нежными чертами несколько терялась на фоне своих менее утончённых, но более ярких подруг. К тому же она не любила привлекать к себе внимание.
Мисс же Хилл не отличалась красотой, но в ней был избыток той прелести, за которую многие отдадут и красоту. Милейшее округлое личико с карими глазами, волосы цвета имбиря и симпатичнейшие веснушки, кои она сама ненавидела, полноватый, но изящный стан, кокетливая игривость и здравомыслие вдобавок к весьма солидному приданому - всё это весьма нравилось молодым людям, и мисс Мелани, будучи особой живой и общительной, пользовалась успехом куда большим, нежели её подруги. Последние два часа Мелани ждала Джоан Вейзи, та обещала прийти к пяти, но, как всегда, опаздывала. Меж тем мисс Сомервилл закончила чтение и закрыла книгу.
- Ну и как этот новомодный немецкий шедевр, Эбигейл? Ты одна способна оценить его до того, как появится перевод, - мисс Ренн с улыбкой полюбовалась на свою работу, цветок украшал и преображал шляпку, - говорят, автор был подлинно гений?
Мисс Эбигейл задумчиво смотрела в камин. Ее синие глаза казались сейчас почти чёрными.
-...Здесь говорится об искусительной возможности вернуть время, прожить его заново... Герой - мудрец и книжник Фауст, считает, что прожил жизнь впустую, накапливая знания, но свою новую, данную дьяволом молодость тратит как последний глупец - на разврат, на пустые интриги, на придворные аферы, на путешествия за химерой и блуждания по краям фантасмагорий, он губит души, ищет прекрасную Елену и пытается отнять у моря клочок затопляемой приливом суши... И в итоге за эту суетность, по мысли автора, он прощён Богом. Гёте называет это ... "исканиями, стремлениями". Идея... какая-то перекошенная. Слова-то высоки, но им не веришь, ибо суета слишком уж проступает... Ослепший Фауст в предпоследнем действии ликует - он слышит, как работают каменщики, ему мнится, что идет стройка, дьявол же смеется: "это не траншею роют, а могилу... " Это и есть конец. Зря автор написал последний акт. Если такие люди спасаются - можно перестать верить в Бога.
Мисс Ренн, мисс Тиралл и мисс Хилл молча переглянулись. Эбигейл часто пугала подруг странным направлением ума. Надо сказать, что подлинной близости у мисс Сомервилл с сестрой и подругами не было - но не потому, что они сторонились её. Совсем нет. Всё девицы без возражений признавали умственное превосходство Эбигейл, все были высочайшего мнения о её внешности и душевных качествах, считая её подлинным совершенством, но всем им казалось, что Эбигейл слегка "не от мира сего". Девица не любила изящные безделушки, её не занимали светские сплетни, она не интересовалась любовными романами. Подруги Эбигейл не были пустышками, но даже им казалось, что она судит обо всём с излишней строгостью. Именно поэтому девицы предпочитали делиться друг с другом подробностями своих любовных увлечений и рассказами о молодых людях, которые вызывали их интерес, к Эбигейл же обращались только тогда, когда хотели услышать верное суждение по вопросам более сложным, нежели повседневные.
