...Прошел целый год, как мы с мамой и братиком Сережей покидали город. Чего только за это время не увидели. Ведь если б не было войны, то остались бы живыми мой папа и братик Сережа, а их нет. Мама папу и братика часто видит во сне. Мне тоже папа два раза приснился. Один раз, когда я будто упала со стула и заплакала. Этот стул был старый и качался. Папа так расстроился, что сломал его и сказал:

-- Такой стул нам не нужен.

И еще один сон видела, когда вернулась из санатория. Мы с мамой в воскресенье вставать не спешили, я ей этот сон и рассказала. Будто была еще совсем маленькой и сидела на горшочке. Вдруг пришел папа, поглядел на меня и улыбнулся. Он так хорошо мне улыбался.

-- Папа, посиди со мной на горшочке, -- сказала я ему, но он молча повернулся и ушел. Было так обидно.

Я как глянула на маму, а она, отвернувшись к стене, плакала.

-- Мам, ты плачешь? -- спросила ее.

Вытерев слезы, она дрожащим голосом сказала:

-- Прости, доченька, прости, но я ненавижу войну. Она отобрала у меня все-все самое дорогое, одна ты со мной осталась... -- Потом целовала меня, а слезы вновь лились по щекам и падали на подушку.

Больше о своих снах маме никогда не рассказывала. А войну и я ненавижу. Когда о ней вспоминаю, мне становится страшно и я плачу.

"Кичи-партизан"

Село Лыково1 словно вымерло. Людей на улицах почти не видно. Многие жители, не желая жить в оккупации, ушли вместе с толпами других беженцев за Дон. В селе остались старики, женщины да дети. Со дня на день ждали немцев.

А собаки озверели: оставшись без хозяев, они бросались на прохожих, словно на них пытались выместить свое собачье зло. Вооружившись старым карабином, председатель сельсовета Бганцов ближе к вечеру прошел по селу и пристрелил несколько совсем одичавших псов. Побросав их на телегу, вывез за село и закопал. Собачий брех днем несколько поутих, но душераздирающий вой по ночам не прекращался. Бганцов размышлял:

-- Немцы собак уж точно перестреляют, а заодно могут и кого-то из селян шлепнуть. Зачем?..

Оказавшийся не у дел пожилой председатель в своих мрачных предположениях был недалек от истины. Хуже нет вот такого тягостного ожидания.

...Дед Матвей с внуками Васькой и Колькой пасли скотину в густопоросшем травой и кустарником овраге. Васька постарше Кольки на два года, ему пошел тринадцатый. Внуки помогали деду попеременно. Скотины у Колесниковых немало: корова и два телка, десятка полтора овец. Поросят держали дома. Животину дед любил и содержал в тепле, сухости и чистоте. Сараи были добротными, хорошо покрыты, стены и двери без щелей и дырок. Зимой, весной и осенью дед каждодневно выскребал из коровника навоз и стелил на доски новую подстилку. Навоз складывал во дворе, а потом удобрял им огород, часть шла на кизяки -- ими зимой топили печь.

Коровы, телята и овцы у деда Матвея были каждая со своим именем. Особенно он любил овец -- своих белянок, чистюль, барынь... Пятнистая корова Милка ходила на выпасе с колокольчиком, телята слышали его звон и от матери далеко не отходили. Дед страшно боялся, что немцы заберут скотину -- чем тогда семью кормить? А она огромная: одних ребятишек у Колесниковых девятеро. Сын Костя, отец ребят, перед войной неожиданно заболел и помер. Четверо старших на фронте, остальные пятеро с матерью, дедом и бабкой. Дед и один справился бы со скотиной, но за внуками пригляд нужен -- время-то военное, часто повторял он.

К вечеру от Матвея вернулся Васька, и, собрав харчей, мать проводила к деду Шурку: внучке скоро шестнадцать. Каждый вечер Шурка ходит к деду доить корову, а заодно приносит ему еду. Кольке к деду идти утром. Он заметил, что Васька чем-то возбужден, но с расспросами приставать не стал -- сам расскажет. Поужинав, Васька таинственно шепнул младшему брату:

-- Выйдем, дело есть.

Через заднюю калитку двора вышли на огород. Васька будто в рот воды набрал, и лишь в самом конце огорода, у дупловатого пня, остановился.

-- Только тихо, понял? -- сказал Кольке.

Потом нагнулся и засунул руку в дупло. Не понимая, в чем дело, и сгорая от нетерпения, Колька не сводил глаз с Васькиной руки. Наконец старший брат вытащил из дупла что-то завернутое в тряпку. Еще раз огляделся и стал осторожно разворачивать.

-- Вот! -- сказал торжественно, и Колька увидел на его ладони черно-серую лимонку с полосками и чекой. Ребята видели такие, когда наши отступали.

-- Граната! -- воскликнул Колька. -- Самая настоящая!..

-- Тише ты! -- недовольно прошипел Васька. Потом, любуясь лимонкой и довольный самим собой, добавил: -- Она самая...

-- Откуда? -- спросил Колька.

-- В траншее у Гаруса1 нашел.

-- Ходил туда? -- удивился Колька.

-- Угу.

-- Дай глянуть, -- и Колька жадно протянул руку. Ему так захотелось подержать гранату и погладить ее, с виду совсем нестрашную, будто игрушка.

-- Ишь чего удумал! -- Васька отвел руку с гранатой за спину.

-- Ну дай, дай подержать! -- заныл Колька.

-- И не проси, -- отрезал старший брат.

Колька больше просить не стал, потому как знал -- бесполезно. Оглянувшись, шепнул:

-- Чево с ней делать-то? -- кивнул на гранату.

-- Сам не знаю.

-- Может, отдадим деду?

-- Долго думал? -- с ходу отверг мысль младшего брата Васька. -- Может, еще скажешь в Совет отнести?

-- А если в пруд бросить?

-- Глупость несусветная! -- Васька покрутил пальцем у головы.

Но Колька не унимался. У него вдруг появилось столько разных идей. Жаль, что старший брат их отметает.

-- Вот что, -- сказал Васька, -- пошли лучше к Толику.

-- Пошли, -- согласился Колька.

Толик Любимов -- Васькин друг и одногодок. Их трое друзей годков: Васька, Толик и Витька Стукалов по кличке "Шмель". Толик жил на их улице, только с другого конца.

-- Гранату возьмем? -- спросил Колька.

-- Не-ет, -- покачал головой Васька. -- Тут оставим. Только без трепотни, понял? -- Завернув гранату в тряпку и засунув обратно в дупло, братья огородами побежали к Толику. Тот днем пас скотину, но уже вернулся и на крылечке ел кусок хлеба, запивая его молоком. Приходу братьев не удивился: за день они по многу раз встречались. Допив молоко, отставил кружку:

-- Есть новость?

-- Еще какая! -- загадочно воскликнул Колька. Васька на него зыркнул, но промолчал.

-- Про немцев? -- спросил Толик. В последние дни все разговоры в селе велись в основном о приходе немцев. Об этом говорили и старые, и малые: когда придут и как жить с ними?

-- Брат гранату нашел, -- зашептал Колька на ухо Толику и глянул на реакцию Васька. Но тот хранил важное молчание.

-- Шутишь? -- не поверил Толик.

-- Нисколько, -- изрек Васька.

-- Побожись!

Васька перекрестился, а потом рассказал, как в обед убежал от деда в лес и облазил там все окопы и траншеи: в полуобвалившемся окопе и нашел.

В селе все знали, что на окраине Гаруса недавно стояла наша часть, но ночью она неожиданно снялась и переправилась на левый берег Дона. Почесав затылок, Толик сказал:

-- Возьмем Шмеля и на совет в яму... Там помозгуем.

Цементная яма -- местечко, где часто собирались лыковские мальчишки и обговаривали все свои проблемы. Яма находилась в полукилометре от села. Чтобы овраг водой не размывало, его дно в самом конце забетонировали, а боковые стены выложили кирпичом. Со временем стены оврага поросли густым кустарником, и яму сверху было совсем не видно.

Шмеля нашли на огороде: он копал яму, чтобы спрятать в нее сундук с вещами. Вообще-то в Лыково к приходу немцев давно все приготовились и что надо попрятали: кто в огородах, а кто в других потайных местах. Мать Шмеля, тетка Катя, не управилась, вот и дала сыну срочное задание -- копать яму. Витьке же это явно надоело, друзьям он обрадовался, тут же вылез из недокопанной ямы, бросил лопату и пошел вслед за ними.