– Алекс, а ты уверен, что вспомнил именно это самое кладбище?

– Да, я так думаю, – ответил Алекс. – Может быть, мне стоит вернуться туда? Может быть, я еще что-нибудь смогу вспомнить?

– Нет, – быстро ответил Торрес. – Одного раза на сегодня вполне достаточно. Я хочу, чтобы ты немедленно поехал домой. А я сам позвоню твоей матери и все объясню.

– Она очень рассердится, – сказал Алекс. – Я... дело в том, что родителям мы сказали, будто едем на пляж в Санта-Крус. Они думают, что мы находимся сейчас там.

– Понятно. – Торрес снова замолчал на несколько секунд. – Алекс... а когда ты солгал родителям о том, куда отправляешься, ты знал, что поступаешь нехорошо?

Некоторое время Алекс раздумывал.

– Нет, – ответил он наконец. – Я только знал, что если сказать им правду, они не позволят мне поехать. И никому бы из нас не позволили.

– Ну что ж, хорошо, – после секундной паузы сказал Торрес. – Об этом мы поговорим в понедельник. С твоими родителями я постараюсь уладить дело так, чтобы у тебя не было неприятностей. Для твоих друзей, однако, мне вряд ли удастся что-нибудь сделать.

– Да, конечно, – кивнул Алекс. Он уже собирался попрощаться, но снова услышал в трубке голос Торреса:

– Алекс, тебе не хочется, чтобы у твоих друзей были из-за этого проблемы?

Алекс раздумывал... Он знал, что должен ответить "не хочется" – ведь дружба предполагает заботу о друзьях. Но знал и другое – врать доктору Торресу не полагается.

– Нет, – ответил он. И добавил: – Понимаете, я к ним... да и ни к кому ничего не чувствую.

– Понятно, – снова ответил Торрес, но уже каким-то тихим голосом. – Ладно, об этом мы тоже поговорим... и лучше нам встретиться завтра, Алекс. Не будем ждать до понедельника.

Повесив трубку, Алекс вышел из кабины. Кэйт и Лайза встретили его обеспокоенными взглядами. В нескольких футах от них с растерянным видом стоял Боб Кэри.

– Он хочет, чтобы я поехал домой, – объявил Алекс. – Собирается позвонить моим и все объяснить. – На несколько мгновений он замолчал. – А я постараюсь уговорить маму, чтобы она поговорила с вашими родителями.

Лайза улыбнулась ему, но взгляд Кэйт стал еще более встревоженным.

– А как мы доберемся домой? – спросила она.

– Я отвезу вас, – подал голос Боб Кэри. Опустив голову, он подошел к ним; затем, подняв глаза, нерешительно протянул руку Алексу. – Извини, старик. Я тут наговорил черт-те чего. Сам знаешь, это бывает... Да нет, черт возьми, Алекс... Просто ты маленько изменился, старина, и это иногда... сбивает как-то.

Алекс раздумывал, что положено говорить в такой ситуации – извиняться или прощать ему еще не доводилось.

– Да все нормально, – сказал он наконец. – Меня это тоже сбивает здорово... почти все время.

– Ну, по тебе-то этого не видать... видно, выдержка у тебя теперь о-го-го какая. – Боб улыбнулся, и Алекс понял, что слова он подобрал правильные.

– Может быть, – покачал он головой. – Может быть, когда-нибудь она мне изменит.

Повисла удивленная пауза – трое остальных пытались понять, что он имел в виду. Спустя минуту все четверо направились к ближайшей станции метро.

Марш Лонсдейл опустил телефонную трубку на рычаг.

– Что сделано, то сделано, – сказал он, – хотя я и сейчас этого не одобряю.

– Но, Марш, – возразила Эллен, – ты же сам только что говорил с Раймондом.

– Да, это так, – Марш вздохнул. – Но меня коробит сама идея – оставлять без наказания четырех балбесов, смывшихся именно туда, куда – они прекрасно знают – ездить им не разрешается, да еще и навравших с три короба при этом.

– Алекс не знал, что ему нельзя ездить в Сан-Франциско...

– Но при этом знал, что ему нельзя врать, – отрезал Марш, поворачиваясь к Алексу. – Или я неправ?

Алекс покачал головой.

– Но теперь я знаю, – кивнул он. – И больше никогда так не сделаю.

– Вот видишь, – снова вмешалась Эллен. – К тому же Алекс прав – несправедливо, если остальных ребят накажут, а его нет. И кроме того, если бы они не решили вопреки всем нашим запретам все же поехать во Фриско, может быть, с Алексом и не случилось бы этой вспышки памяти.

Вспышки памяти, подумал Марш. С каких пор истерика на кладбище стала считаться вспышкой памяти? Однако когда он говорил – еще днем – с Торресом, тот подтвердил догадку Эллен, хотя Марш, со своей стороны, предположил, что это может быть всего лишь один из симптомов продолжающихся дисфункций мозга. С оценкой Торреса он все же был несогласен.

– А если это не?.. – начал он и протестующе поднял руку, поняв, что спорить с Эллен он сейчас просто не в состоянии. – Все, все, молчу. Я прекрасно помню, что сказал Торрес. Но помню и то, что лично я никогда не бывал в миссии Долорес. И Алекс, насколько я знаю, тоже не бывал. Или, может, ты его туда возила?

– Нет, не припомню такого, – призналась Эллен и тяжело вздохнула. – То есть нет. Я точно знаю, что я с ним там не была. Но он ведь мог съездить туда с кем-то еще – с дедом, с бабушкой...

– Своих родителей я уже спрашивал, – сказал Марш.

– Тогда, может быть, мои старики возили его туда. Да кто угодно, в общем-то. – Эллен пыталась вспомнить, кто, собственно, мог еще до аварии свозить Алекса в это место. И вдруг вспомнила. – Позволь, да ведь они с классом как-то ездили в Сан-Франциско! Правда, давно. Но уж если Алекс запомнит что-нибудь, то надолго. И, честно говоря, я не понимаю, почему ты в этом так упорно сомневаешься.

– Потому что не вижу в этом логики. Получается, что из всех мест, где Алекс когда-либо бывал до аварии, он запомнил только это старое кладбище, да? Прости, но я в это не поверю. – Он снова повернулся к Алексу. – Ты действительно уверен, что именно вспомнил это самое кладбище?

Алекс кивнул:

– Как только его увидел, я понял, что уже бывал здесь.

– Ну, тогда это какое-нибудь "дежа вю", – Марш пожал плечами. – Такое иногда случается – почти со всеми людьми. Об этом мы с Торресом тоже говорили.

– Я помню, – кивнул Алекс. – Но это было не так. Когда я вошел в этот сад, я даже не... не осматривался. А сразу пошел на кладбище, к этой могиле. И тогда вдруг расплакался.

– Ну хорошо, – вздохнул Марш. Протянув руку, он слегка сжал плечо Алекса. – Думаю, все-таки самое важное – это то, что ты наконец заплакал, так?

Поколебавшись, Алекс кивнул. Но... слова, которые он там слышал? Может быть, они тоже важны? Может быть, рассказать родителям о монахинях и обрывках фраз на испанском? Нет, решил он, по крайней мере – до тех пор, пока он не сможет поговорить об этом с доктором Торресом.

– Можно, я теперь пойду спать? – спросил он, выскользнув из-под отцовской руки.

Марш взглянул на часы – без четверти десять, – а Алекс, не имел привычки ложиться раньше одиннадцати.

– Так рано?

– Я хотел немного почитать.

Марш устало пожал плечами.

– Как хочешь.

Алекс шагнул вперед, нагнулся и поцеловал мать в щеку.

– Спокойной ночи.

Улыбнувшись, Эллен поцеловала его в ответ.

– Спокойной ночи, милый. – С минуту она смотрела на удалявшегося Алекса, затем повернулась к мужу. И сразу поняла – спор о том, что произошло сегодня, еще не окончился.

– Ну, ладно, – проговорила она устало. – Слушаю тебя.

Марш отрицательно покачал головой.

– Нет. Об этом говорить я больше не собираюсь. – Неожиданно на его лице появилась уже ставшая привычной невеселая усмешка. – По-моему, мне сейчас пришлось уступить одному нехорошему чувству, а мне это совсем не нравится.

Присев рядом с ним на диван, Эллен взяла его руку в свои.

– Тогда скажи мне. Ты знаешь, что мне можно сказать – мои чувства тоже доставляют мне мало радости.

Подумав, Марш тряхнул головой.

– Ну хорошо. Слушай. Так вот – я чувствую, что что-то не так. Я не могу сказать точно, что именно, потому что непрерывно убеждаю себя, что все это – результат аварии, операции на мозге, и еще – моей неприязни к великому доктору Торресу. Но сколько бы я ни убеждал себя, я чувствую – что-то неладно. Алекс изменился, Эллен, и боюсь, дело тут не только в операции.