А если господа профессора Академии уж непременно хотели бить на современность, то и тогда бы уж не трудно было найти тему. Здание для народных аудиторий, приют для искалеченных в настоящую войну, здание для всемирной выставки – разве это не темы? И вместо того – увеселительное заведение!

Время ли веселиться, господа!

Декабрь 1877 г.

Предстоящий сезон художественных выставок обещает быть богатым и разнообразным. Почти все наши известные художники пишут новые картины, большая часть которых появится или на передвижной выставке, или на выставке «Общества выставок», смотря по тому, к какой из враждующих партий принадлежит художник. Я сказал «враждующих», потому что отношения, в каких находятся между собою наши два выставочные общества, трудно назвать чем-нибудь иным, кроме вражды, на взгляд постороннего человека ничем не оправдываемой. В обществе существует мнение, что разделение наших художественных сил исходит из различных взглядов на искусство, из различия «направлений». «Общество»-де придерживается освященных веками традиций «чистого» искусства, а «Товарищество передвижных выставок» пролагает новые пути реальному и чисто русскому направлению. Трудно понять, почему составилось подобное мнение. Содержание последних выставок красноречиво говорит, что и то и другое общество весьма мало заботятся о каком бы то ни было «направлении», а принимают на свои выставки произведения всевозможных пошибов, лишь бы они не были уж чересчур безобразно исполнены. Впрочем, «Общество выставок» в этом отношении очень снисходительно: иначе оно не могло бы считать выставляемых ежегодно вещей сотнями, а не десятками. И на передвижной и на академической («Общества выставок», устраиваемых в залах Академии художеств) выставках появляются вещи тенденциозные и совершенно безыдейные; и тут и там ставятся картины реальные и фантастические, а о национальном единстве нечего и говорить: само товарищество передвижной выставки, считающееся выразителем национальной идеи в искусстве, не стесняется ставить в зал Академии наук картины гг. К. Маковского, Лемана, Харламова («Русалки», «Дама в костюме времен Директории», «Итальянские дети»), – картины, без сомнения, с огромными достоинствами, но не имеющие ничего общего с так называемою «национальною струйкою». Таким образом оказывается, что раскол между нашими художниками вытекает вовсе не из каких-нибудь принципов, а из каких-то личных счетов, до которых нет никакого дела публике, терпящей немало неудобств от этого раскола и вспоминающей то время, когда все русские художественные силы соединялись на ежегодных выставках в больших и удобных залах Академии художеств. И в этом году «сокровища искусства» будут разделены между двумя выставками, не считая произведений некоторых художников, рассорившихся и с тем и с другим обществом, которые должны появиться отдельно. Говоря это, я не намекаю, конечно, на В.В. Верещагина, выставка которого ожидается со дня на день и который имеет некоторое право «отставить от себя» всякое художественное учреждение, как отставил когда-то от себя Ломоносов Академию наук.

А «сокровищ» приготовляется и помимо картин Верещагина довольно много. Г. Крамской уже несколько лет работает над огромной вещью «Христос перед Пилатом». Неизвестно, кончит ли он ее в этом году, но, во всяком случае, он выставит на передвижной выставке несколько портретов. Г. Ге, со времени своего «Пушкина в Михайловском» не показывавший публике своих картин, теперь пишет новую вещь. Г. Максимов, всегда берущий сюжеты из народного быта, теперь выставит «Деревенский аукцион». В мастерской г. Корзухина стоит неоконченная «Смерть И.К. Нарышкина» (15 мая 1682 г.). Г. Журавлев работает над довольно большой картиной, изображающей богатую купеческую невесту с целой свитой женщин в роскошном номере бань накануне свадьбы. Г. Мясоедов пишет двух скучающих господина и даму, по-видимому молодых супругов, вяло любующихся вечерним морским видом. «Отправление новобранца» г. Репина уже окончено им здесь, в Петербурге, и ждет только 1 февраля, дня открытия выставки «Общества», чтобы явиться перед публикою. Г. Вениг, профессор Академии художеств, после долгих лет труда исключительно над образною живописью, теперь выставит «Последние минуты Лжедимитрия», большую картину с фигурами самозванца, Басманова и Марины. У проф. Якоби есть несколько маленьких жанровых картинок с испанскими и африканскими типами. Г. Ярошенко, известный своими мрачными жанрами, и теперь пишет один из таких же. Московские художники, гг. Васнецов, Поленов, В. Маковский и давным-давно ничего не выставлявший г. Перов, как говорят, пришлют сюда свои произведения. Пейзажисты также не кладут кистей. М.К. Клодт выставит несколько волжских видов, г. Орловский – целую серию освещенных ярким солнцем пейзажей; гг. Шишкин, Куинджи, Гудковский, Волков пишут новые вещи, а у г. Клевера пейзажи, всегда находящие себе сбыт у нашей аристократии, никогда не переводятся. В настоящую минуту он работает над большим пейзажем «Волшебный лес».

Среди членов «Общества выставок» родилась мысль возить свои выставки по провинциальным городам, подобно «Товариществу передвижных выставок». Это, конечно, очень приятная новость. А все-таки лучше было бы соединить свои силы и не вносить в дело искусства личную вражду, доходящую даже до анонимных статей, писанных художниками друг против друга.

Петербург,

20 января <1880 г.>

В помещении «Общества поощрения художников» в настоящее время происходит нечто странное. В тесном и без того помещении музея и постоянной выставки художественных произведений теперь находятся еще две выставки: одна – русских акварелистов и другая – двух картин г. Сверчкова. Выставка акварелистов заняла часть музея, причем закрыла выставленные в нем предметы, а для картин г. Сверчкова понадобилось устроить вечернее освещение, которое оставило уже без всякого освещения большую часть картин постоянной выставки. Между тем плата за посещение выставок и музея назначена отдельная, по 30 коп., так что желающий посмотреть музей и взглянуть на акварели и произведения г. Сверчкова должен заплатить 90 коп. Могут показаться мелочными подобные расчеты, но я делаю их, имея в виду не состоятельных ценителей изящного и не меценатов, которым 90 к., конечно, ничего не значат, а небогатую молодежь, интересующуюся искусством. Если признавать за искусством какое-нибудь развивающее влияние, то нужно сказать, что оно может действовать благотворно преимущественно, даже почти исключительно на молодежь, а не на зрелых любителей, которые постоят перед картиной, тонко и искусно оценят ее достоинства, посмакуют их, точно так, как смакуют «редкой красоты» вино или какой-нибудь гастрономический раритет, – и только. Об этом не мешало бы подумать «Обществу поощрения художников», да и вообще всем устроителям выставок художественных произведений. Картины продаются по недешевой цене, и, уж поистине, мелочный денежный расчет не должен был бы побуждать художника затруднять доступ к его произведению, пока оно еще не погребено в апартаментах какого-нибудь купившего его любителя.

Бесспорно, лучшие вещи выставки акварелистов принадлежат г. Виллие. Это – семь пейзажей небольшого формата. Такую силу и правду освещения, какой художник достиг при помощи неблагодарных водяных красок, редко удается встретить и в живописи масляными красками. Большую честь г. Виллие делает его скромное отношение к изображаемому им миру: он не выбирает из него эффектов, как делает чуть ли не большинство его собратий, и тем более не присочиняет их, а берет из природы прекрасное, как оно есть. Совершенно обратно относится к своему делу проф. К. Маковский. Его акварель, изображающая прекрасную болгарку с умирающим ребенком, вероятно замученным башибузуками (на заднем плане картины пожар деревни), написана, как говорится, «вкусно» и рукою умелого мастера. Но на что употреблено это умение! Г. Маковский взял одну из ужаснейших драм, случающихся на белом свете, – мать, обезумевшая от ужаса, видит, как ее дитя истекает кровью, – и ухитрился придать этой драме аксессуары, любезные разве только сластолюбивым старым и молодым старичкам! Это – преступление против искусства, больше которого трудно придумать, тем более что г. Маковский – крупный талант, а кому дано много, с того много и взыщется. Другая большая акварель г. Маковского, называющаяся, если не ошибаюсь, «Деревенская сцена», уже давно знакома публике; в 1878 г. она побывала и на Парижской всемирной выставке; поэтому говорить о ней я не буду. Кроме этих двух вещей, художник выставил еще два оригинала премий «Нивы» на 1879 г., вероятно известных всем читателям. Нельзя не сказать, что хромолитография «Нивы» передала работу г. Маковского не совсем удачно.