По тону письма Калани я понял, что он очень раздражен моей задержкой, хоть и старается держаться вежливо. Пресса подхватила историю с насильником, и теперь новости пестрели пугающими заголовками. Расследование этого дела и так продвигалось плохо, а запугивание людей обещало все осложнить еще больше. Я написал ему короткий ответ с просьбой прислать мне все имеющиеся материалы дела и заверил, что сразу же дам знать, как только у меня появятся какие-то мысли. Закончив с письмом, я зашел на сайт посмотреть счетчик.

Целую минуту я, не сводя глаз с экрана, смотрел на то, как сменялась секунда за секундой, приближаясь к нулю. За это время еще шесть человечков отправились к Создателю. Это была одна из самых длинных минут в моей жизни.

Я отложил лэптоп в сторону, лег на кровать, закрыл глаза и стал перебирать в уме всю имеющуюся на данный момент информацию. На фоне «Женитьбы Фигаро» я думал о «Гольфстриме» и новеньких полицейских машинах, о полицейском отделении маленького городка, предоставившем мне неограниченный бюджет. О свежей краске и сверкающих окнах. Но по большей части я думал о последних минутах Сэма Гэллоуэя, о языках пламени на его коже, о такой медленной и сводящей с ума агонии. Я пытался представить, что он видел в эти последние минуты. Кого он видел.

На данный момент я был уверен в трех вещах.

Во-первых, кем бы ни был убийца Сэма, он очень хорошо интегрирован в местное общество. Он подстраивается под среду, как хамелеон, – это у всех серийных убийц выходит отменно. Они совершенно не выделяются из толпы. Он может быть тем самым незаметным соседом, который всегда помашет рукой при встрече и вежливо поздоровается. Или коллегой, который в прошлом году помог вам с машиной. Может, он вообще ваш друг, к которому вы ходили на шашлык в прошлые выходные.

Неприметность – характерная черта этого типа убийц. Столкнись с ними на улице – ни за что не догадаешься, что это за человек. У них есть жены, дети, работа – полноценная жизнь, которая лишь иллюзия и маска, скрывающая их истинное лицо.

Я прекрасно знал и про иллюзию, и про маску. Мой отец был гениальным иллюзионистом. Пятнадцать убийств за двенадцать лет – и никто совершенно ничего не заподозрил.

Во-вторых, я был уверен, что убийца Сэма сейчас не может думать ни о чем, кроме того, что он сделал. Даже если бы он хотел, он уже не сможет остановиться. Но он отчаянно старался, чтобы сегодняшний день был похож на предыдущие. Сегодня он общается с окружающими так же, как и обычно. И еще более внимательно, чем обычно, следит за тем, чтобы оставаться неприметным.

Все время в голове у него проигрываются вчерашние события – это замкнутый круг из звуков и картинок, которые врезаются в каждую его мысль. Когда он думает, что находится один, он может даже позволить себе на несколько минут полностью погрузиться в эти воспоминания, но все остальное время он следит за тем, чтобы все было как обычно.

И в-третьих, я точно знал, что, если его не остановить, он продолжит убивать.

И еще в одном я был уверен на девяносто девять процентов. Свою информационную бомбу мне придется сбросить на Тэйлора, когда он вернется. И я не знал, как он на нее среагирует. Я надеялся, что он сможет отодвинуть в сторону свои личные чувства и посмотреть на ситуацию объективно. Если не сможет, то мне придется работать в одиночку. Но все-таки я был уверен в Тэйлоре – до этого не дойдет.

Тихий стук в дверь вернул меня к реальности. Я захлопнул крышку лэптопа, встал с кровати и впустил в номер Ханну. Распространяя вокруг себя запах свежесваренного кофе, она поставила поднос на прикроватный столик. На подносе лежал банан. Я посмотрел на него и на Ханну.

– Это не шоколадный батончик.

– Десять баллов за наблюдательность, – улыбнулась Ханна. – Тэйлор мне сказал, что вы профи. Если у вас проблема с уровнем сахара, вам лучше есть фрукты. Это научный факт.

– Но они не такие вкусные.

– Позже вы будете мне благодарны.

Я взял банан, посмотрел на него так, как будто он был орудием пыток, очистил и начал есть.

– Да вы на глазах здоровеете, – улыбка Ханны перешла в ухмылку.

– Мне причитается скидка за номер.

– Ну да, конечно, – засмеялась она.

Я бросил в чашку два кубика сахара и сделал глоток. Кофе даже рядом не стоял с «Блю Маунтин», который подавали на борту «Гольфстрима», но он был крепким и кофеина в нем было достаточно для нужного мне эффекта.

– Вы ведь не обладаете секретом вечной молодости? Вряд ли вы та самая Ханна, с вывески.

Ханна засмеялась. Она здорово смеялась – мелодично и заразительно. Такой смех хочется слушать и слушать. Есть люди, к которым тянет с самой первой встречи. Что-то просто щелкает в нужном месте, пазлы сходятся, и тебе хочется все узнать об этом человеке.

– Это моя бабушка. Она купила это место в шестидесятых годах. Это наш семейный бизнес уже более полувека.

– Ты ведь уже давно знаешь Тэйлора?

– Мы вместе в школу ходили, – кивнула Ханна. – Я училась на пару классов старше.

– Старшие девочки обычно внимания не обращают на тех, кто младше. По крайней мере, в мое время было так.

– Такое ощущение, что вы говорите, основываясь на личном опыте.

– Да, горький личный опыт.

– Как ее звали?

– Элисон Блейн. На два года старше меня.

– И она разбила вам сердце.

– На тысячи кусков. Так как же вышло, что вы вообще узнали о существовании Тэйлора?

– Он был лучшим тэкл-защитником школьной команды по американскому футболу всех времен. И лучше его уже не будет. Он был легендой.

– Все ясно.

Она подозрительно сощурилась и снова стала казаться гораздо старше.

– Вы что-то выведываете, и, кажется, я даже знаю, что именно. Так что лучше будет, если вы напрямую спросите. Конечно, приятно предаться воспоминаниям, но работа не ждет.

– Как зовут Тэйлора?

– А с чего бы это я стала вам рассказывать? Особенно учитывая то, что Тэйлор дал мне пятьдесят баксов, чтобы я молчала.

Я вытащил из кошелька стодолларовую купюру и помахал перед ее лицом.

– Бенджамин Франклин всегда победит Улисса Гранта.

Ханна вырвала купюру у меня из рук.

– Уж это точно!

Тэйлор вернулся двадцать минут спустя с маркерной доской размером с него самого и пластиковым пакетом из магазина, свисающим с одного из его мясистых пальцев. Пакет он бросил на кровать рядом со мной. Внутри были разноцветные маркеры и бутылка односолодового виски, оставшаяся в люксе «Империала». Это был тридцатиоднолетний «Гленморанжи». Высококлассный выбор – круче, чем бриллианты. Выбор профессионала.

Я откупорил бутылку, подставил нос к горлышку и глубоко вдохнул. На несколько мгновений я перенесся в холодные, нехоженые места за много световых лет от августовской Луизианы. В нос ударил запах торфа и вереска, холодный колючий дождь бил меня в лицо, а тяжелые грозовые облака нависали прямо над головой. Я вернул пробку на место и поставил бутылку на тумбочку.

Тэйлор был одет в черные джинсы, однотонную черную футболку, черные кроссовки и черные носки. В кобуре на поясе висел «Глок». Не намного лучше, чем было, но все же это был шаг в правильном направлении, пусть и очень маленький.

– Что? – спросил он.

– Ты похож на копа, у которого украли форму.

– Уж получше, чем увядающая рок-звезда в отчаянных попытках вернуть славные дни. Куда ее поставить? – кивнул он на маркерную доску.

– Рядом со шкафом, пожалуйста.

Тэйлор прислонил доску к стене. Поскольку места не хватало, пришлось ставить ее торцом вверх.

– Ответы, Уинтер.

– Как только пройдешь третий тест, так сразу.

– Тест? О чем вообще речь?

– Просто пара вопросов, не о чем волноваться, – сказал я с кислой миной. – По крайней мере, я надеюсь, что не о чем волноваться. Вопрос первый: ты кого-нибудь убивал?