Он оторвался от телефона.

– То есть Шеперд ничем не смог вам помочь?

– А кто сказал, что я спрашивал Шеперда?

Тэйлор повел бровью.

– Мне нужен другой отель.

– Зачем? Этот – лучший в городе.

– Я знаю, и для твоих коллег я в нем и живу.

– Вы хотите, чтобы я врал.

– Только если они спросят.

– И, я так понимаю, вы еще не готовы поделиться со мной своим планом.

– Скоро я это сделаю. Итак, ты знаешь, где мне можно остановиться? Мне нужно тихое место, где мое пребывание останется незамеченным и где не задают лишних вопросов.

– Да, знаю.

Тэйлор нажал на педаль, и мы выехали на дорогу. Повернув направо через пятьсот метров, уже через пять минут мы были у железнодорожного переезда. Миновали его и оказались в другой части города.

Дороги здесь были все еще в хорошем состоянии, но уже далеко не так безупречны, как на Мейн-стрит. Здесь встречались выбоины и мусор. Состояние домов соответствовало ожиданиям от достаточно зажиточного района, где живут «белые воротнички». За некоторыми домами ухаживали так, что они были похожи на дворцы: свежая покраска, аккуратно подстриженная трава и флаг, неподвижно свисающий с флагштока безветренным днем. Но были и потрескавшиеся дома с прорехами в черепичной крыше, облупившейся до дерева краской и нестрижеными газонами. Бо́льшая часть домов была в среднем между этими двумя крайностями состоянии.

По обеим сторонам Морроу-стрит располагались бары – двухэтажные серые здания с затемненными окнами. Между ними промелькнула парочка небольших гостиниц и закусочных, но в основном улица состояла из баров. Мы явно находились в темном царстве Игл-Крика. В каждом городе есть такое место, потому что каждый город в нем нуждается. Здесь студенты, которым очень хочется выпить, могут достать себе поддельные документы, а похотливые мужчины при деньгах – снять напряжение. Если вдруг захотелось покурить травку, то вам сюда. Проехав больше половины улицы, мы остановились у небольшой гостиницы. Дверь и оконные рамы были ярко-красными – удар цветом по всеобщей серости. Не менее яркая и эмоциональная вывеска над дверью гласила: «У Ханны». Я вышел из машины, достал лэптоп и сумку, которую Тэйлор тут же забрал у меня, и мы направились к двери.

Было самое начало пятого, на улице не было ни души. Чувствовалось одиночество – как будто стоишь один посреди киношных декораций, которые вот-вот начнут разбирать. Некоторые бары зазывали на «счастливый час» с 17:30 до 19:30. Скорее всего, в этот промежуток времени и начинается некоторое оживление, а к девяти алкоголя будет выпито уже достаточно, и улица по-настоящему загудит. Сегодня, в среду, никакой активности не ожидалось. К тому же вчера вечером в городе произошло жестокое убийство, и жители предпочтут никуда не ходить без необходимости.

Внутри было прохладно, чисто и просторно. Напольная красно-белая плитка была выложена в шахматном порядке. Слегка пахло лимоном. В уголке под лестницей стоял красный кожаный диван. Атмосферу пятидесятых усиливали висящие на стенах черно-белые фотографии с голливудскими звездами: Мэрилин Монро и Тони Кертис, Рок Хадсон и Дорис Дэй, Пол Ньюман, Марлон Брандо. Мы подошли к ресепшен, и Тэйлор нажал кнопку старомодного медного звонка.

– Секунду, – донеслось из задней комнаты. Вышла девушка, которой было максимум двадцать пять, но выглядела она как минимум на тридцать. У нее были натруженные руки и стройная фигура – не от многочисленных часов в спортзале, а от того, что без дела она не сидела.

Большие карие, оленьи глаза, светлые короткие, торчащие волосы. Стригла их она, видимо, сама. Пирсинг в носу и ушах, футболка с группой «Свиньи из помойки». Все было удобно и практично. Было видно, что у нее не было ни единого свободного часа в течение дня. Она не тратила время на парикмахерские, на расчесывание волос. Она просто не тратила время. Его было в обрез.

Я и сам такой же. Тоже хожу нечесаный, со свисающими на плечи волосами. Собраться – значит после душа провести по ним рукой пару раз.

Девушка увидела Тэйлора и улыбнулась, тут же сбросив с себя груз лишних, еще не прожитых лет. На несколько секунд она стала выглядеть на свой реальный возраст. У нее была неброская красота, которой ее пыталась лишить нелегкая жизнь.

– Привет, Ханна.

– Привет, Тэйлор.

– Джефферсон Уинтер, это Ханна Хэйден, – сказал Тэйлор, повернувшись ко мне.

– Ханна, это Джефферсон Уинтер, – повернулся он к девушке.

– Интересное имя, – сказал я. – Ты палиндром.

Она улыбнулась:

– Могу честно признаться – так меня еще никто не называл.

– Уинтеру нужен номер.

– Ему повезло, потому что они у нас как раз есть.

– Люксов у вас нет, как я понимаю? – спросил я.

– Они на третьем этаже, с прекрасными видами.

– Хм. Здание двухэтажное, то есть, видимо, люксов нет.

– Я могу дать вам наш лучший номер. Это не люкс, но в нем есть ванная.

– А шоколадные конфеты на подушке есть?

Ханна удивленно повела бровью.

– Ну, хотя бы батончик шоколадный есть? Просто обедал я давно, и у меня уровень сахара в крови падает.

Она недоуменно взглянула на меня и пожала плечами.

– Шоколадных конфет у меня нет, но батончик я вам найду.

– Тогда договорились.

Ханна оглядела меня с ног до головы и озвучила цену, которая, по моим оценкам, была процентов на двадцать выше, чем их обычный тариф. Я заплатил за две ночи и дал сверху еще сто долларов, развернув купюру так, что Бенджамин Франклин смотрел ей прямо в глаза.

– Я бы очень попросил, чтобы вы никому не говорили, что я здесь остановился.

– Конечно.

Деньги тут же исчезли.

Она дала мне ключ, и Тэйлор взял мою сумку еще до того, как я успел про нее подумать. Он провел меня на второй этаж, по узкому коридору к самой дальней двери. Ханна была права – это был совершенно не люкс. Но номер был чистый, матрас – твердый, и в ванной не было следов инопланетной жизни. Конечно, этот номер не вошел бы в хит-парад десяти лучших, где мне доводилось останавливаться, да и даже в пятьдесят лучших не попал бы, но мне приходилось жить и в гораздо худших условиях.

Шторы были задернуты, чтобы комната не перегревалась. Их блики напомнили мне китайский фонарик. Тэйлор положил мою сумку на кровать, встал и посмотрел на меня.

– Мне нужны ответы, Уинтер.

– Могу себе представить! В противном случае я бы очень в тебе ошибся.

– Серьезно, мне они нужны.

– И ты их получишь. Но сначала мне нужно, чтобы ты мне кое-что принес.

Я быстро зачитал ему список и передал ключи от сенаторского люкса в «Империале». Тэйлор подозрительно сощурился, словно пытался проникнуть в мой мозг.

– Если хочешь, могу все это записать, – предложил я.

Тэйлор недовольно смотрел на меня, не говоря ни слова.

– И переоденься. Форма только мешает.

Окончательно рассердившись, Тэйлор пошел к двери. Уже взявшись за ручку, он оглянулся:

– Когда я вернусь, мне нужны ответы.

Дверь захлопнулась, я услышал стихающие шаги Тэйлора. Следующие пять минут я переставлял вещи в номере по своему вкусу. Затем подсоединил к лэптопу динамики и включил опцию воспроизведения треков в случайном порядке.

Комната наполнилась звуками первого действия «Женитьбы Фигаро». Все начинается с того, что Фигаро замеряет место, где встанет его супружеская постель. Моцарт здесь очень игрив, и я всегда улыбаюсь в этом месте. Даже когда все плохо и я не могу отделаться от мрачных мыслей, это произведение всегда дарит свет.

Я позвонил Ханне, попросил ее принести кофе и спросил пароль от Wi-Fi. В почтовом ящике, помимо обычного спама, было письмо от Олина Калани, начальника полиции Гонолулу. И запрос из полиции Нью-Йорка.

Запросы, похожие на нью-йоркский, я получаю ежедневно. Нередко приходит по два или три. Проблема в том, что их всегда больше, чем я могу принять, и получается, что я отказываю чаще, чем соглашаюсь. С этим мне пришлось научиться жить, и это было непросто. Я как тот голландец, который пытался руками закрыть брешь в плотине, только у меня вместо воды – кровь.