Стало быть, можно было предположить, что он хотел скрыться от предполагаемого преследования. И это было первым реальным признаком тревоги.

А может быть, обычным страхом? Как-то не верилось Артисту, что Лучков, этот малохольный, способен на всякие ухищрения. Правда, сгинул он отсюда действительно неплохо, ловко, ничего не скажешь. Но ведь он шкуру свою спасал! А теперь ему наверняка только в щель какую поглуше да поглубже забиться и нос не высовывать.

Через некоторое время аналитики обратили внимание на такси, которое зафиксировала телекамера. Такси проехало медленно, словно бы чего-то искало. Потом, так и не остановившись, исчезло. Аналитик потребовал эту машину найти.

Номер, хотя и с трудом (время было позднее, когда проезжала машина), но установить удалось. Номер был подмосковный. Нашли мужика, что ездил. Оказался приезжий — не то литовец, не то латыш. По-русски рубил хило и про поездку ничего не помнил. Но потом начал припоминать. Сказал, что на станции Переделкино его сняли две бабы и велели ехать в «Интурист» на улицу Горького. Когда одна стерва ушла, на ее место мужик сел минут через пятнадцать. Всю обратную дорогу они ругались из-за каких-то курток. В Переделкино мужик расплатился, обругал бабу матом и ушел на станцию, на платформу. А баба пошла в поселок. Таксист за ней не следил. Почему по Мочалову переулку ехали медленно, шоферюга объяснить не мог — не помнил. Сказал, что ехал как обычно. Маршрут через Мочалов в принципе был водиле этому удобен, это аналитик подтвердил, проверил по карте.

Вопрос, казалось бы, был исчерпан. Но Артист почему-то решил сам проверить того таксиста. Уж больно складными показались ему его ответы. А может, он все-таки зациклился на том, что машина ехала мимо их дома подозрительно медленно, он снова и снова отмечал это на видеопленке. Но кто знает, может быть, сработало у него и то самое «звериное чутье», которого будто бы нет в природе…

Короче говоря, элементарно выяснилось, что шофером у того такси был другой — никакой не литовец, а обыкновенный русак. Он в ту ночь вообще никуда не ездил, и машина его стояла рядом с домом, потому что какие-то идиоты прокололи ему все четыре баллона. На ночь глядя перебортовку мужику, само собой, делать совсем не хотелось. А утром он увидел, что и ветровое стекло увели из машины. Так что и на следующий день не пришлось ему работать.

Артист не очень представлял, как все это удалось тому, кто все это проделал. Значит, все-таки то ночное такси (с фальшивыми номерами) проехало мимо его дома специально!

То, что Лучков не имел к этому отношения, Турукин был уверен. Но кто же тогда? Что вообще можно усечь, проезжая в течение нескольких секунд мимо дома? Если только присадить «жучка»?

Он урезал свою долю еще на полтора процента и попросил Шефа прощупать фасад на предмет подслушивающих устройств. Фасад оказался стерильно чистым!

Так что же они сделали? Просто проехали и все? Вероятно, все-таки чего-то намеревались, чего-то хотели. Но это сорвалось, не получилось — так ведь тоже бывает.

Он решил Шефу ничего пока не говорить — не гнать волну. Но бдительность усилить. Среди своих как в шутку и в то же время всерьез он объявил, что выложит пятьсот баксов тому, кто первым чего-нибудь приметит подозрительное. Подопечным его это шибко понравилось, стали глядеть чуть ли не друг за другом.

А потом у них действительно произошло нечто. Один из охранников с чердака не явился на свой пост. Явился туда только через сутки и не мог понять, что ему такое толкуют и чего от него хотят. И все повторял, что, дескать, он пришел как раз в свою смену. Когда же ему наконец объяснили про двадцатичетырехчасовое отсутствие, он начал божиться, что не знает, как это могло произойти, а потом заплакал, потому что не знал, какие это может иметь последствия. Из его объяснений можно было понять только то, что из дому он никуда не выходил, спать лег, как обычно, а утром поднялся и пошел исполнять свой долг. Но все дело в том, что ему в течение этих суток звонили и неоднократно.

Тут уж Артист не мог не известить Шефа, от сказал, что другого выхода нет, надо пытать. И этого бедолагу жестоко пытали, а он все кричал:

— Толик! Родненький! Ну что сказать, ну что сказать надо?!

Турукин и сам понимал: ничего этот малый не сделал, это с ним что-то сделали. Но Шеф велел и Толик заставлял специально обученных ребят продолжать свое дело.

Потом, когда окончательно убедились, что бывший охранник ничего сказать не может, он, к сожалению, уже не мог ни на что пригодиться. Ни почки, ни сердце, ни все прочее не были уже пригодны для пересадки. По непонятной случайности хорошо сохранились легкие, к тому же этот парень никогда не курил. Однако легкие пересаживать еще не научились, и парня просто пришлось прирезать.

Кадушкинская команда тоже в значительной мере поменялась. Насколько мог заметить Лука, из старых остались только Стражник, знакомый ему по Крыму, да восточный тип в кимоно, который, по-видимому, являл собой тоже одного из охранников, а по совместительству был просто слугой великого Маэстро. Егор-следопыт бесследно исчез. Анатоль же, как известно, остался в огромном склепе на берегу подземного озера.

После утреннего телефонного разговора Лука и Кадушкин, как ни странно, заметно сблизились. Великий организатор преступлений, Маэстро как бы включил Луку в свою новую команду. В этой команде были еще связист, человек без имени, которого все так и называли, соответственно его профессии — Связист, кроме него — доктор по фамилии (а может быть, по кличке) Кробов, два классных боевика взамен Анатоля — Курт и Генри. Курт, как узнал потом Лука, был еще и отменным снайпером. Стоит упомянуть еще о шофере по имени Август, в котором Лука с некоторой неприязнью узнал таксиста, что катал их по Мочалову переулку мимо Черного дома. И замыкал этот небольшой список человек со странной профессией — имитатор.

— В основном операция разработана, — бодро сказал Кадушкин, собрав однажды утром личный состав. — О подробностях пока говорить не будем, а общая задача выглядит следующим образом. Как удалось установить, противник весьма готов к обороне, по крайней мере можно сказать с уверенностью, что он нас ждет. Поэтому, оставаясь инкогнито, мы в то же время не будем тратить силы, чтобы скрывать свою деятельность. Мы будем… — Кадушкин, запнувшись, усмехнулся. — Мы будем, как стенобитные машины. Спрятать их невозможно. Да им просто и нечего скрывать: намерения их честны и прямолинейны!

Первое, что они сделали — выследили местожительство одной из смен охраны. Охраной Черного дома, как оказалось, занималось семь человек. Из них четверо были как бы постоянными жильцами дома, а трое (двое с чердака и один «наружник») менялись через сутки. Одну из этих сменных троек и выследили Курт, Генри и Никифоров.

Никифорову пришлось поехать за город, в Клязьму, и узнать, что в свободное от несения караульной службы время его подопечный — старший сын в большой слаженной семье — с большим талантом колет дрова для печки и занимается другими делами по хозяйству.

— Пусть себе хозяйствует с миром! — махнул рукой Кадушкин.

Человек, которого выслеживал Генри, жил в коммунальной квартире с пятью соседями и тоже отпал как кандидат.

— А в чем, собственно, дело? — недоумевал Лука.

— Как правило, я не раскрываю своих секретов, — ответил Кадушкин не то шутя, не то серьезно. — Пусть будет это исключением. Все дело в том, дорогой Лука Васильевич, что нам надо на время взять одного из этих людей, причем бесшумно. Но когда человек, как это здесь говорят… в коллективе, его могут хватиться в любой момент. Позвать к телефону, к чаю…

— Ну на столько-то я еще соображу…

— Вот и хорошо!

То, что им было нужно, оказалось у Курта. Парень, за которым он следил, одиноко жил в пятиэтажке, в однокомнатной квартире.

— Ты к нему что, заходил? — как бы специально для Луки спросил Маэстро.